Татьяна Яковлева

Татьяна Яковлева

Татьяна, русская душою,,

На родине, в России, ее знают в основном как парижскую любовь Владимира Маяковского. В Европе – как племянницу художника Александра Яковлева. В Америке – как жену художника, скульптора и арт-директора издательства Conde Nast Алекса Либермана. Среди международной богемы – как подругу Марлен Дитрих и Иосифа Бродского. Между тем сила ее личности, красота и ум делали ее одной из самых заметных женщин своего времени, чьи успехи не уступали достижениям окружавших ее мужчин.

Татьяна Яковлева происходила из весьма примечательной семьи. По линии отца она была в родстве с крупнейшими купеческими семьями и знатными дворянскими родами России. Ее дед Евгений Яковлев был морским офицером, а бабушка, Софья Кузмина, одной из первых женщин окончила Петербургский университет, а позже получила степень бакалавра философии в Берлине. Один из их сыновей, Александр, стал знаменитым художником, дочь Александра (в семье ее звали просто Сандра) пела в Мариинском театре, а позже стала любимой партнершей Федора Шаляпина. Алексей Яковлев, отец Татьяны, был известным инженером и архитектором. Его жена Любовь Николаевна, дочь прославленного танцовщика и режиссера Мариинского театра Николая Аистова, отличалась утонченной красотой, изысканным вкусом и редкой для артистической среды образованностью – например, она знала четыре иностранных языка.

Татьяна, старшая дочь Яковлевых, родилась 7 апреля 1906 года в Петербурге. Через два года у нее появилась младшая сестра Людмила – впрочем, имя не прижилось, и в семье девочку звали Лиля. Вскоре после ее рождения Яковлевы переехали в Вологду, где Алексей Евгеньевич возглавил строительство городского театра, а еще через год – в Пензу. Там Яковлев сначала строил Зимний театр по собственному проекту, да так и осел в этом тихом зеленом городе. Впрочем, семья часто наезжала в Петербург, а летние сезоны проводила на Финском заливе.

В Пензе Яковлев увлекся авиацией и нередко летал над городом на выписанном из Франции самолете, пугая коров. Татьяна однажды попросилась полетать вместе с ним, но испугалась в тесной кабине и больше в воздух не поднималась – всю свою жизнь Татьяна предпочитала обходиться без самолетов.

Девочки росли в окружении гувернанток и домашних учителей. Татьяна с детства много читала, запоем глотала романы, но особенно полюбила поэзию – ее прекрасная память хранила сотни стихотворений. Пробовала писать стихи сама, но быстро бросила попытки: по ее собственным словам, «После Ахматовой и Цветаевой женщинам в поэзии делать нечего».

Татьяна и Людмила Яковлевы с гувернанткой, около 1914 года.

Когда началась Первая мировая война, Алексея Яковлева призвали в армию. Как инженер он не был на фронте, но между тем пропал без вести – в 1916 году поехал в США для закупки вооружения и исчез… Потеря главного кормильца сильно подорвала благосостояние семьи, а после революции дела у Яковлевых пошли совсем плохо: сначала перебивались уроками музыки и иностранных языков, которые давала Любовь Николаевна/ а когда желающие учиться разбежались, впали чуть ли не в нищету. Жили, как и многие, распродавая имущество, отапливая промерзшие комнаты старинной мебелью и книгами, выпрашивая и выменивая по деревням промерзшую картошку… Татьяна часами читала стихи раненым в госпиталях, за что те делились с нею пайковым хлебом. Так прожили несколько лет. У Татьяны начался фурункулез, постоянно болели легкие, подозревали даже туберкулез…

Между тем бабушка Татьяны Софья Петровна вместе с дочерью уже давно перебрались в Париж, к знаменитому сыну-художнику, жившему за границей с 1916 года. Она очень переживала за судьбу оставшихся в большевистской России внучек и всячески пыталась организовать их переезд во Францию – или хотя бы Татьяны, чье состояние здоровья внушало большие опасения.

Александр Яковлев через фирму «Ситроен», с которой сотрудничал как художник, и ее владельца пытался организовать для Татьяны выезд за границу на лечение. Процесс этот был весьма тяжелый и длительный – лишь в середине 1925 года документы были оформлены, и вскоре Татьяна – девятнадцатилетняя, больная, одичавшая и ошарашенная – приехала в Париж.

Первые месяцы она провела на юге Франции, где лечилась, отдыхала и просто отъедалась. А вернувшись в Париж, быстро стала во французской столице своей: этому способствовали как обширные связи ее дяди – и среди русских эмигрантов, и в кругах парижской артистической богемы, так и ее собственные достоинства. Рослая красавица – златоволосая, загорелая, с безупречной фигурой, прекрасно образованная – нигде не оставалась незамеченной. Татьяна дружила с Жаном Кокто и Андре Жидом, играла в четыре руки с Сергеем Прокофьевым и ездила на прогулки с Коко Шанель и ее тогдашним любовником князем Дмитрием Павловичем. Великая Мадемуазель не только послужила для Татьяны образцом безупречного вкуса – следующие двадцать лет Яковлева одевается только от Шанель – но и жизненным примером. Коко, вышедшая их семьи крестьян, стала одной из самых обеспеченных и независимых женщин Европы – чем Татьяна хуже? Финансовая зависимость от семьи была ей в тягость, но и полуголодное существование, как в оставленной Пензе, на всю жизнь осталось одним их самых сильных страхов. Поначалу Яковлева зарабатывала тем же, чем многие юные русские эмигрантки: снималась в эпизодах в кино, фотографировалась для открыток, работала «светским манекеном» – появлялась на светских раутах в предоставленных ей платьях из модных домов. Но потом Татьяна решила, что способна на большее. Она – возможно, снова не без влияния Коко, начавшей свою карьеру как модистка, – решает заняться изготовлением шляп. Пройдя курс обучения у профессиональной шляпницы, армянской эмигрантки, Татьяна начала делать и продавать свои первые шляпы.

Впрочем, на тот период изготовление шляпок не занимало Татьяну целиком – слишком молодой и беззаботной она была, и воздух Парижа пьянил ее так же, как пьянила молодых людей ее красота. И как Татьяна увлекалась изучением искусства в парижских музеях, уроками рисунка и лепки в мастерских парижских художников (по воспоминаниям, Татьяна даже добилась в этом немалых успехов), так ею увлеклись сразу несколько молодых людей. В первую очередь молодой интеллектуал Илья Мечников, кузен Татьяны Юрий Кузмин, типичный представитель тогдашней «золотой молодежи» – в конце концов семья воспротивилась возможному союзу, и Татьяне и Юрию запретили встречаться, и виконт Бертран дю Плесси, молодой дипломат, журналист и страстный автомобилист. Впрочем, сердце Татьяны оставалось свободным – пока 25 октября 1928 года она не познакомилась с Владимиром Маяковским.

Татьяна Яковлева, ок. 1925 г.

С Маяковским Татьяну познакомила Эльза триоле, сестра музы и давней подруги поэта Лили Брик. Литературоведы расходятся во мнениях о причинах этого поступка: одни считают, что Эльза устала быть для Маяковского переводчиком, гидом и сопровождающим по магазинам, и искала, на кого бы спихнуть эту нелегкую обязанность. Другие полагают, что Эльза выполняла просьбу сестры и «подсунула» Маяковскому Татьяну, дабы отвлечь его от Элл и Джонс (русской эмигрантки Елизаветы Зибер). С нею у поэта три года назад был краткий роман, от которого родилась дочь, и именно со встречи с ними в Ницце Маяковский приехал в октябре 1928 года в Париж. Татьяна встретилась с Маяковским в приемной у доктора – у нее обострился бронхит, а он был простужен – и уже через несколько минут после знакомства, в такси, он признался ей в любви.

С тех пор, до самого отъезда Маяковского в Россию 2 декабря, они встречались ежедневно. Татьяна – красивая, умная, образованная, прекрасно знавшая поэзию – была абсолютно во вкусе поэта, и неудивительно, что он, по выражению Эльзы, «жестоко влюбился». Встречались они тайно от семьи Татьяны, справедливо опасаясь, что

Яковлевым не понравятся встречи их с таким трудом вытащенной из России родственницы с главным большевистским поэтом. Маяковский и Татьяна ходили по музеям и кинотеатрам, обедали в дешевых бистро (там был меньше риск встретить кого-нибудь из респектабельных знакомых Яковлевых) и вместе покупали подарки для Лили Брик. Виктор Шкловский в своей работе «О Маяковском» пишет: «Рассказывали мне, что они были так похожи друг на друга, так подходили друг к другу, что люди в кафе благодарно улыбались при виде их». О том же пишет художник Василий Шухаев, в доме у которого часто бывали Татьяна и Маяковский: «Это была замечательная пара. Маяковский очень красивый, большой. Таня тоже красавица – высокая, стройная, под стать ему». Недаром Маяковский писал: «Ты одна мне ростом вровень…»

Уезжая, Маяковский оставил заказ в цветочном магазине – каждое воскресенье Татьяне присылали букет роз и короткое стихотворение, каждый раз новое. «Он изумительный человек, и, главное, я себе его совсем иначе представляла, – пишет Татьяна матери в Пензу. – Он изумительно ко мне относится, и для него большая драма уезжать отсюда, по крайней мере, на полгода. Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы… Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него – буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след…»

Для Маяковского это было не просто короткое увлечение, которые в его жизни случались нередко, а весьма серьезные отношения. Недаром из всех его возлюбленных только Татьяне – кроме, разумеется, Лили Брик, – были посвящены стихи, что вызвало у Лили приступ бешенства. Вернувшись в Москву, Маяковский может думать только о Татьяне: шлет ей телеграммы и книги, хлопочет о ее оставшейся в Пензе семье, помогает организовать выезд Людмилы (правда, она сможет уехать только в 1930 году). 22 февраля 1929 года он снова прибывает в Париж.

Владимир Маяковский

В этот раз Эльза не захотела потворствовать увлечению Маяковского: сразу по приезде ему, болезненно ревнивому, было в подробностях рассказано о всех поклонниках Татьяны, реальных и мнимых, пересказаны все сплетни и слухи на ее счет. Но Маяковский был настолько влюблен, что даже собирался жениться на Татьяне и перевезти ее в Москву, а если не удастся, готов был даже остаться в Париже рядом с нею! Маяковский страдал от ревности и уговаривал Татьяну выйти за него замуж, но чем более настойчиво упрашивал поэт, тем сильнее она сомневалась: зачем возвращаться в страну, откуда она с таким трудом уехала, откуда с такой радостью сбежала? Внешне же пара выглядела очень счастливой – два месяца постоянных встреч, поездок на море, счастья и любви. «Он был абсолютный джентльмен ко мне. Это была сама нежность, сама любовь, само внимание. Это было что-то невероятное. Я такого никогда не видела…», – писала Татьяна матери. Когда в конце апреля Маяковский уезжал в Россию, все понимали, что он скоро вернется: возвращение планировалось в октябре, и тогда же Маяковский и Татьяна договорились окончательно решить вопрос о совместной жизни. На прощание он сказал ей: «Помни, я тебя люблю, как никого не любил прежде. И пиши, иначе я сойду с ума или умру, как бешеная собака».

В Москве у Маяковского куча дел – премьеры, подготовка к выставке, издание собрания сочинений… За хлопотами он не забывает о Татьяне – письма в Париж отправляются почти каждый день. Но ходатайство об очередной визе во Францию было отвергнуто – Маяковский относится к этому как к временной помехе, однако начинает нервничать. В это время Брики знакомят его с красавицей Вероникой Полонской, актрисой МХТ и женой Михаила Яншина, за которой Маяковский – от тоски, одиночества и неуверенности – начинает ухаживать. В октябре Лиля «как бы случайно» читает при Маяковском письмо. По воспоминаниям самой Лили, Эльза писала, что «Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже и в которую еще был по инерции влюблен, выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, что венчается с ним в Париже, в белом платье с флердоранжем, что она вне себя от беспокойства, как бы Володя не узнал об этом и не учинил бы скандал, который ей может навредить и даже расстроить брак». Письмо было неправдой: в октябре о свадьбе с виконтом дю Плесси и речи не было. Но Маяковский раздавлен. Больше он в Париж не пишет… А 14 апреля 1930 года он покончил с собой – по уверению одного из его друзей, В. Каменского, «Таня несомненно явилась одним из слагаемых общей суммы назревшей трагедии. Это мне было известно от Володи…»

Поняв, что Маяковский к ней не вернется, Татьяна приняла предложение виконта Бертрана дю Плесси. Младший сын графа, представитель хоть и обедневшей, но весьма знатной семьи, блестяще образованный, красивый и обаятельный Бертран давно ухаживал за Татьяной, и обе семьи весьма благосклонно смотрели на их возможный союз – правда, дю Плесси требовали от Татьяны перехода в католичество. Получив согласие Татьяны и на брак, и на смену религии, Бертран не стал тянуть – уже 23 декабря 1929 года они обвенчались. Медовый месяц молодожены провели в Италии, а оттуда выехали в Варшаву, где Бертран получил пост торгового атташе во французском посольстве. Здесь, 25 сентября 1930 года – ровно через 9 месяцев и 2 дня после свадьбы – Татьяна родила дочь, которую назвали Франсин Людмила Полин Анна-Мари. Впрочем, мать чаще звала ее на русский манер Фроськой.

В Варшаве Татьяна подружилась с женой французского посла Паулиной Ларош, которая дала ей немало бесценных уроков этикета и светского общения – когда через много лет Татьяна, блистая среди нью-йоркской элиты, прославится своим безупречным светским лоском, за это она будет благодарить Паулину. Впрочем, в Варшаве дю Плесси были недолго – уже через год они возвратились в Париж.

Причины этого до сих пор неясны. Одни говорят, что Бертран был лишен поста за растрату посольских средств, другие – что это Татьяна, ненавидевшая Варшаву и не мыслившая свою жизнь вдали от Парижа, вынудила его отказаться от дипломатической карьеры. Последней версии придерживается и Франсин, считавшая, что отец все последующие годы мстил Татьяне своим поведением за разрушенную карьеру.

Как бы то ни было, вернувшись в Париж, супруги живут почти не общаясь. Бертран занялся журналистикой, а Татьяна открыла шляпный салон, устроив мастерскую прямо рядом со спальней, – заказчиц она принимала в семейной гостиной. Франсин дю Плесси вспоминала: «Рулоны фетра, шелка, парчи, шелковых шнуров и лент, перья павлина и белых цапель, шелковые цветы – все это лежит вокруг большого парового пресса, который заставит фетр и соломку принять нужную форму. У противоположного конца стола или перед большим овальным зеркалом сидит мама, формируя шляпку из куска велюра или примеряя шелковую или муслиновую ленту.

Модели шляп из коллекции Татьяны Яковлевой, 50—60-е гг.

Она никогда не делала рисунков своих будущих моделей – восемь часов в день и триста шестьдесят дней в году она пользовалась отражением собственной головы как единственным орудием созидания. Зеркало стало символом ее жизни». Франсин вспоминала, с какой тщательностью мать ухаживала за собой, используя для поддержания своей красоты внушительную батарею баночек и бутылочек и целых четырнадцать разнокалиберных серебряных расчесок! Светская жизнь была необыкновенно важна для Татьяны: «Она посещала сотни модных приемов, окруженная толпами жаждущих ее любви, но непременно отвергаемых мужчин, где она могла бы найти новых клиенток», как писала Франсин. Круг ее общения составляли и представители французской знати, и богема, и русские эмигранты – от графини Пармской до Сергея Дягилева, от Жана Кокто до знаменитой светской львицы Миси Серт, и везде она пользовалась огромным уважением за безупречный вкус и светские таланты. Незадолго до войны Татьяна познакомилась с Марлен Дитрих, дружба с которой продолжалась до самой смерти Татьяны. Однажды американский корреспондент спросил у Дитрих, правда ли, что ее ноги считаются самыми прекрасными в мире. Марлен ответила: «Так говорят. Но у Татьяны лучше».

Бертран смотрел на занятия супруги весьма равнодушно, ее друзья казались ему смешными. Он давно перестал относиться к ней с прежней страстью и изменял направо и налево. Однажды Татьяна, раньше времени вернувшись домой с лыжной прогулки, застала супруга в постели с другой. На развод Татьяна не подает – ради дочери она хочет сохранить семью, но с этого момента считает себя свободной от брачных клятв.

В 1936 году Татьяна попала в страшную аварию – повреждения были настолько серьезными, что полицейские сочли ее мертвой и отправили в морг. Потребовалось около тридцати пластических операций, чтобы вернуть ей прежнюю красоту. На память об аварии остался лишь хриплый голос – из-за поврежденной гортани – и искореженная кисть правой руки, впрочем, сохранившая подвижность.

Через два года на Лазурном берегу началось самое долгое увлечение Татьяны, закончившееся лишь с ее смертью. Она встретила Александра Либермана и с тех пор почти с ним не расставалась.

Татьяна и Франсин

Либерман был сыном «совспеца» Семена Либермана, бывшего лесопромышленника, а затем экономического советника самого Ленина, и его жены Генриетты Паскар – актрисы, создательницы первого в России детского театра, женщины весьма экстравагантной и сексуально раскрепощенной, в середине двадцатых годов у нее был роман с Александром Яковлевым, начавшийся по инициативе самой Генриетты – кстати, примерно в то же время ее супруг ухаживал за Сандрой Яковлевой. Их сын с детства воспитывался в английских и французских пансионах, так что вырос он в образованного, необыкновенно обаятельного молодого мужчину, страстно увлекающегося живописью. В девятнадцать лет Алекс Либерман стал заместителем редактора одного из крупнейших французских журналов Vu, а вскоре и главным редактором. С Татьяной он познакомился вскоре после ее приезда в Россию, когда ее дядя встречался с его матерью, и надолго сохранил в детской памяти яркий образ молодой красавицы. В 1938 году он – однажды разведенный, в сопровождении невесты Любы Красиной, дочери советского посла, – отдыхал на Лазурном берегу и случайно встретил там Татьяну. Через много лет он вспоминал: «Когда Татьяна протянула мне руку, у меня, буквально, потемнело в глазах – настолько она показалась мне ослепительной… Когда наши пальцы соприкоснулись, нас будто ударило током». В Париж они вернулись вместе. Алекс Либерман стал – к немалому неудовольствию Бертрана – постоянным гостем в доме дю Плесси, всюду появляясь вместе с Татьяной.

Когда началась война, Татьяна с дочерью переехали в провинцию, где она организовала детский приют. Там она узнала, что самолет Бертрана был сбит над Гибралтаром… Франсин эту новость она решилась сообщить лишь через год.

В начале 1941 года Татьяна вместе с Франсин и Алексом прибывают в США. Уже через три дня она получила работу модистки в знаменитом универмаге Генри Бенделя, откуда через год перебралась в прославленный «Сакс на Пятой авеню». Она делает шляпки к линии одежды Софи Гудман, супруги владельца универмага и одной из самых влиятельных модных дам страны: головные уборы от Татьяны придавали изысканно-строгим и безупречно-элегантным туалетам от Софи налет игривой женственности и скрытой сексуальности. Шляпки Татьяны отличались не только совершенством форм и пропорций (сказывалось ее прекрасное знание скульптуры и живописи), но и фантазией – она могла украсить шляпку термометром или флюгером, букетом из овощей или бантом из мужского галстука. Ее модели пользовались необыкновенной популярностью – в ее шляпках ходили Клодетт Кольбер и Эдит Пиаф, Эсте Лаудер и Марлен Дитрих, жены голливудских продюсеров и нью-йоркских банкиров. О манере Татьяны обращаться с клиентками ходили легенды: она вела себя как диктаторша, не разрешая им примерять модели, лично подбирая к туалету единственно подходящую, на ее взгляд, шляпку и не разрешая даже сомневаться в ее выборе. Резкая, нетерпимая, категоричная и непреклонная, Татьяна тем не менее вызывала не просто уважение, но обожание покупательниц. Английский она так толком и не выучила, но это – вместе с ее красотой и титулом – лишь добавляло ей весу в глазах покупателей. Франейн объясняла успех матери в первую очередь ее знанием женской психологии – она умела убедить любую серую мышку в том, что в новой шляпке она стала красавицей. «Они уходят от меня, уверенные в себе, как призовые лошади», – говорила сама Татьяна. Признанная одной из самых элегантных и влиятельных женщин Нью-Йорка, она сама, тем не менее, мало следила за модой. В первые же месяцы на американской земле Татьяна создала себе своеобразную униформу – костюмы от Диора, черный цвет, прямые жакеты и броская бижутерия, и много лет не изменяла ему, заказывая новые наряды по образцу старых. Только Диора со временем заменил Ив Сен-Лоран: именно Татьяна и Алекс когда-то посоветовали Кристиану Диору нанять его в секретари, с чего началось восхождение молодого Ива к вершинам модного Олимпа.

В «Саксе» Татьяна проработала двадцать три года – пока в один прекрасный день мода на шляпки не прошла. Лишившись любимой работы, Татьяна всецело отдалась светской жизни: ее роскошные приемы, изысканные вечеринки и обеды собирали самый избранный круг. В доме Либерманов (они с Алексом поженились в 1942 году), обставленном белой мебелью и украшенном картинами самых знаменитых мастеров XX века – в основном подаренными авторами, – бывали художники и писатели, политики и киноактеры, Артур Миллер и Франсуаза Саган, Ив Сен-Лоран, Оскар де ля Рента и Диана фон Фюрстенберг, Генри Киссинджер и Сальвадор Дали. К этому времени Алекс Либерман не только стал арт-директором крупнейшего издательства Conde Nast, но и признанным художником и скульптором: его огромные конструкции из труб, окрашенные – по предложению Татьяны – в ярко-красный цвет, стояли во многих городах США.

Татьяна Яковлева и Кристиан Диор, 1950 г.

Татьяна Яковлева и Алекандр Либерман, 80-е гг.

Когда в 1981 году Татьяна серьезно заболела и врачи запретили ей длительные поездки, ее светская жизнь перенеслась в коннектикутское поместье Либерманов, прозванное их русскими друзьями Либерманией. В старости Татьяна все чаще возвращалась мыслями к родине, ее притягивало все русское – еда, книги, люди… Частыми гостями в Либермании стали русские: от Иосифа Бродского, которому Татьяна при первом же знакомстве предсказала Нобелевскую премию, до Андрея Вознесенского и Михаила Барышникова. До последних дней Татьяна Алексеевна поражала всех своей энергией, обаянием и силой духа.

Ее не стало 28 апреля 1991 года. После ее смерти у Алекса случился инфаркт, от которого, как думали, он не оправится. Его спасла Мелинда, работавшая медсестрой еще у Татьяны, – ко всеобщему удивлению, вскоре Алекс женился на ней. Он скончался в ноябре 1999 года, завещав развеять свой прах над Филиппинами.

Дочь Татьяны Франсин вышла замуж за художника Клива Грея и родила двух сыновей. Она стала известной писательницей – и по ее собственному признанию, на многие произведения ее вдохновила мать, загадочная и непостижимая Татьяна Яковлева…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.