Глава пятая. Побег из ссылки и от Яши

Глава пятая. Побег из ссылки и от Яши

Наш путь до Амги занял около шести дней. Это был небольшой городок со смешанным населением. Половину его домов составляли маленькие лачуги, построенные русскими ссыльными. Многие из них женились на якутках, которые охотно выходили замуж за «белых». Мужчины-якуты обходились с ними дурно и были ленивы, поэтому женщинам, как правило, приходилось много работать, чтобы содержать семью. Некоторые якуты были очень богаты, владея иногда тысячами оленей. Мужчины, женщины и дети носили одинаковые меховые одежды. Хлеб они пекли из грубой муки, молотой ручным способом.

В Амге проживало тогда пятнадцать политических ссыльных. Пятеро из них были выпускниками университетов, а один – человек весьма известный, князь Александр Гайтемуров. Его арестовали восемь лет назад, и в ссылке он успел поседеть.

Я оказалась первой русской женщиной в Амге, и политические обрадовались моему приезду несказанно. Так как якутские женщины никогда не стирали одежду, ссыльные жили в невообразимой грязи и имели запущенный вид. Они сдались на милость насекомым-паразитам и почти не боролись с болезнями. Ни за какие деньги нельзя было достать ни здоровой чистой пищи, ни безопасного для питья молока. Деньги в Амге не имели большой цены. Так, например, князь получал в месяц сто рублей жалованья, но даже за тысячу не сумел бы как следует помыться.

Я немедленно взяла дело в свои руки, сняла за два рубля в месяц небольшую халупу, которая вскоре превратилась в культурный центр колонии. Распорядилась сделать стол, лавки и кровать. В магазине, которым владел некто Карякин, сосланный сюда за убийство в 1904 году и процветавший здесь благодаря своей коммерции, я приобрела муку, стала выпекать настоящий русский хлеб, готовить нормальную домашнюю еду и устраивать чаепития, приглашая всех политических на обед и чай.

Такая трапеза казалась им сказочным пиром, и те из них, кто был одинок, просили разрешения столоваться у меня. И я не только брала их на довольствие, но и обстирывала, чинила им одежду. Маленькую избушку я превратила в баню, и прошло немного времени, как все политические стали снова выглядеть по-человечески. Обязанности по дому поглощали все мое время и силы, но я была счастлива тем, что помогала людям. Они считали меня своей матерью и не переставая хвалили за добрые дела.

Я завела огород и кое-что посеяла. Благо что община выделяла земли сколько угодно – ведь переселенцев было мало, несмотря на природные богатства этого края. Реки Сибири полны рыбы, а лесному богатству нет конца. В нескольких сотнях верст от нас находились золотые прииски. Владея мясной лавкой в Якутске, мы смогли купить в кредит лошадь и даже призанять немного денег.

Моя популярность среди политических ссыльных раздражала Яшу, вызывала в нем ревность, и он постоянно подозревал, что за мной кто-то ухаживает. Поскольку делать ему было нечего, все его мысли сосредоточились только на одном: верна ли я ему, и вскоре ревность захлестнула его полностью. Он начал играть в карты, что было весьма распространено у якутов, и постепенно стал заядлым картежником. Яша уезжал из дома в какой-нибудь соседний якутский поселок и оставался там зачастую на несколько дней, тратя все свое время на игру. И в конце концов это вошло у него в привычку. Он неожиданно исчезал и так же внезапно появлялся, и всегда в разном настроении.

Когда он выигрывал, то возвращался, весь сияя, с карманами, полными звенящих монет, привозил мне подарки и вообще выказывал великую щедрость. Но так случалось не всегда. Чаще всего он проигрывал и тогда возвращался домой в мрачном настроении, подавленный и удрученный, нервный и раздражительный, отыскивал повод и вызывал меня на скандалы.

Особенно сильно неистовствовал он, когда обнаруживал в доме кого-то из политических. Сжигаемый ревностью, Яша зло насмехался надо мной, а нередко прибегал и к кулакам.

– Да ты, Яшка, рассудок потерял, что ли? – говорила я ему. – Деньги понадобились? Ты знаешь, я всегда рада тебя выручить.

И я отдавала ему свои скромные сбережения, зная, что он спустил последнюю копейку. Но это не смягчало моих страданий. И я всякий раз уже с облегчением ждала его отъезда и с тревогой ожидала возвращения.

Спустя три месяца мы получили разрешение приехать в Якутск за деньгами, причитавшимися нам за мясную лавку, однако человек, которому мы передали свое дело, отказывался вернуть долг, утверждая, что уплатил все сполна еще при нашем отъезде в Амгу. Произошла бурная ссора, но денег мы не получили. Ведь я передала ему лавку на веру, без документов, и подтвердить свои требования мы ничем не могли, как не могли и лишить его права на владение. Ничего нельзя было поделать, кроме как вернуться назад с пустыми руками и с грузом долгов на шее, которые мы наделали в Амге. Меня ждали годы тяжелого и непрерывного труда, необходимого, чтобы расплатиться со всеми долгами.

Однажды летним днем в Амгу прибыла новая партия ссыльных. Среди них был один молодой парень лет двадцати. Яше он понравился, и он предложил оставить его в нашем доме в помощь мне. Зная Яшину ревность, я возражала.

– Ну что ты делаешь, Яша? – говорила я. – Ты же знаешь, как сильно ревнуешь, когда к нам кто-то заходит из колонии. А теперь хочешь, чтобы я терпела этого мальца здесь, в то время как ты почти всегда отсутствуешь. Сам хочешь накликать на меня беду. Я не хочу держать его здесь, мне не нужно никакой помощи. Пожалуйста, не вешай мне его на шею.

– Маруся, – ласково отвечал мне Яша, – клянусь, что никогда больше не стану тебя ревновать! Не буду, дорогая моя. И прости ты мне всю ту боль, которую я тебе причиняю.

Яшины слова не могли полностью меня успокоить, но он отверг все мои возражения, обещая быть в будущем благоразумным. В тот же день к вечеру его навестил знакомый якут, и они вместе отправились в какое-то игорное заведение. Юноша остался со мной. В первые два дня ничего дурного не произошло. Потом, проснувшись как-то ночью, увидела, как молодец склонился надо мной. Я оттолкнула его, попыталась пристыдить, но он упорствовал, добиваясь своего. Тогда я изо всей силы ударила его, соскочила с кровати и, схватив табурет и крича не своим голосом, выгнала его из дому. Был примерно час ночи, и в это время князь Гайтемуров возвращался домой после вечера, проведенного у приятеля. Он видел, как я выставила парня из дома на улицу. А парень затаил злобу и решил оклеветать меня. Встретив Яшу у околицы деревни, рассказал, какая я неверная.

– Хороша у тебя подруга! – обратился он к Яше, как только увидел его.

– А что случилось? – спросил Яша взволнованно.

И этот парень объяснил, что прошедшей ночью я пришла к нему, но он, будучи преданным другом Яши, прогнал меня и ушел из дому, чтобы сообщить о случившемся. У Яши едва хватило сил, чтобы сдержать себя, чтобы не ударить парня, и он громовым голосом заорал:

– Поклянись, что сказал правду!

Подлец ответил:

– Конечно, это правда.

Когда Яша переступил порог, я сразу же увидела, что он очень сердит и с трудом подавляет свой гнев. В таком состоянии он всегда был еще более страшен. Яша говорил медленно, отчетливо произнося слова, и они вселяли ужас в мою душу.

– Ты бесстыжая баба, шлюха! Ты всегда была мне неверна, постоянно меня обманывала. Но теперь ты попалась и не убежишь. Это счастье, что Дмитрий такой порядочный парень и не поддался соблазну. Подлая тварь, читай последнюю молитву!

С этими словами Яша хладнокровно и решительно начал вязать петлю, чтобы меня повесить. Наблюдая за спокойными и расчетливыми движениями Яши, говорившими о серьезности его намерений, я сильно испугалась.

– Яша, Яшенька, я ни в чем не виновата! – рыдала я, упав к его ногам и целуя их. – Клянусь, что не виновата! Пощади! Подумай, что ты делаешь! Я же говорю тебе, что не виновата!

Яша продолжал готовиться к выполнению своего замысла как ни в чем не бывало. Он прикрепил веревку к крюку в потолке и проверил петлю.

– Яша, – причитала я, обхватив его ноги, – опомнись!

Он оттолкнул меня, поставил табурет под веревкой и страшным голосом приказал подняться на него.

– Теперь читай последнюю молитву! – снова произнес он.

Потом накинул мне на шею петлю и выбил табурет из-под ног. В ту же секунду петля затянулась вокруг моего горла. Я хотела крикнуть, но не смогла: всю голову так ужасно сдавило, что почудилось, будто она треснула. А потом я потеряла сознание…

Увидев, как петля затягивается вокруг моей шеи, Яша пришел в себя и поспешил ослабить узел. Я упала на пол бездыханная. Услыхав его крики о помощи, несколько политических, среди которых были и студенты-медики, прибежали в наш дом. Они сделали все, чтобы привести меня в чувство, и это им удалось после продолжительных и упорных попыток. Когда я открыла глаза, у моей постели собралась вся колония ссыльных. От Яши потребовали объяснить его бесчеловечный поступок, и он рассказал то, что слышал от Дмитрия.

И тут князь Гайтемуров поведал всем о том, что он видел прошлой ночью, возвращаясь домой. Яша был вне себя. Он упал на колени и стал просить у меня прощения, проклиная Дмитрия и обещая немедленно расправиться с ним. Но найти его Яша нигде не мог. Дмитрий узнал, что разоблачен, и навсегда скрылся из Амги.

Вскоре после этого произошел еще один случай, который сделал мою жизнь с Яшей еще горше. В его отсутствие ко мне однажды зашел Василий, политический ссыльный, и сказал, что власти получили приказ арестовать его и отправить в Иркутск, чтобы судить по новому делу, а это влекло за собой смертную казнь. Такова была обычная практика царского правительства: уже осужденных вызывали для повторного суда, когда выявлялись дополнительные улики.

Василий попросил одолжить ему нашу лошадь по кличке Мальчик и помочь совершить побег. Зная, как Яша любит лошадь, я отказала Василию в его просьбе. Но он упорно просил меня, ссылаясь на то, что князь Гайтемуров будто бы видел этот приказ об аресте и что пристав уже выехал за ним.

– Но как же ты вернешь лошадь? – спросила я Василия, тронутая его непрерывными мольбами.

Он ответил, что оставит лошадь у одного нашего приятеля, якута, жившего в нескольких сотнях верст от нас, и я в конце концов уступила ему, хотя и чувствовала, что добром это не кончится. Как только он уехал, мое беспокойство переросло в большую тревогу. Я поспешила к князю Гайтемурову, чтобы убедиться в истинности рассказа Василия. Каково же было мое удивление, когда я узнала от князя, что он не видел никакого приказа об аресте Василия и даже не встречался с ним. Стало ясно, что меня обманули и что я никогда больше не увижу нашу лошадь.

«Боже ж ты мой! – думала я. – Что же будет, когда Яша вернется домой и обнаружит, что Мальчик пропал?»

Перед глазами вновь замаячил призрак смерти, да и воспоминание о недавнем избавлении от петли оживало в памяти. Я вся дрожала, готовясь к встрече с Яшей, и у меня было такое ощущение, будто попала в клетку и мечусь в ней в поисках выхода. Но выхода, как мне казалось, не было.

Шел август 1914 года. Отголоски великой схватки только начинали доходить до далеких сибирских провинций. Пришел приказ о мобилизации, и началась великая суета, причем даже в занесенных снегом полярных районах, словно в этот край унылого однообразия вдохнули новую жизнь. Вслед за призывом к оружию был издан царский манифест, налагавший запрет на то, что всегда было истинным бичом для нашего народа, – на водку; и вместе с этим поднялась гигантская волна народного воодушевления, захватывая степи и долины, горы и леса необъятной России – от Петрограда и Москвы, через Уральские горы и сибирскую тундру и тайгу, к далеким границам Китая и берегам Тихого океана.

Было что-то священное в этом отклике всего народа. Старики, воевавшие в Крымской войне, в Турецкой кампании 1877-1878 годов и в Русско-японской войне, говорили, что никогда прежде не видели такого подъема духа. Это были возвышенные, великолепные и незабываемые минуты жизни. Они завладели моей душой, и возникло неясное предчувствие того, что к жизни пробуждается новый мир, очистившийся от скверны, более счастливый и близкий к Богу.

И когда Василий украл нашу лошадь и меня охватил ужас при мысли о том, как это воспримет Яша, а положение мое казалось безвыходным, в моем мозгу внезапно вспыхнула мысль: ВОЙНА!

«Ступай на войну и помоги спасти свою страну!» – взывал внутренний голос.

Покинуть Яшу ради собственного блага казалось мне почти немыслимым. Но оставить его и пойти на фронт во имя бескорыстного самопожертвования – нечто совершенно иное. Идея отправиться на войну все сильнее и сильнее овладевала всем моим существом, не давая покоя.

Когда Яша возвратился домой, князь Гайтемуров и несколько моих друзей собрались в нашем доме, чтобы защитить меня от побоев мужа. Яша уже узнал от местных жителей, что Василий удрал с нашей лошадью. Он и думать не мог, чтобы я без разрешения, просто так отдала кому-нибудь его любимую лошадь, и поэтому заподозрил, что я завела интригу с Василием и отрядила его для подготовки совместного побега. Яша устроил дикую сцену – набросился на меня и с ожесточением начал бить. Мои друзья еле оттащили его, но это лишь разозлило Яшу еще больше. Не имея возможности дать выход своему бешенству, он совершал просто безумные поступки и становился опасным для окружающих. Требовалось какое-то лекарство для лечения, а врач приезжал в Амгу только раз в месяц. Но, поскольку Яша считал себя здоровым, советовать ему обратиться к доктору было бесполезно. Поэтому друзья договорились, что, когда доктор приедет, князь Гайтемуров проведет его по улице как бы случайно мимо нашего дома, а я выйду навстречу, поприветствую их и приглашу на чай. Все прошло гладко. Доктор познакомился с Яшей и сразу же обратил внимание на его бледность и воспаленные глаза.

– Вас что-то беспокоит? – спросил он Яшу. – У вас, кажется, лихорадка. Дайте-ка я вас осмотрю.

В результате доктор дал заключение, что Яше необходимо лечь в больницу. Яша, конечно, над этим посмеялся. По секрету доктор сообщил князю Гайтемурову, что нервы у Яши совершенно расстроены и что жить с ним небезопасно, так как он может убить из-за пустяка. Доктор настаивал на моем немедленном отъезде. Но я колебалась. Вскоре последовал новый скандал. Яша и впрямь предпринял еще одну попытку убить меня, но его остановили. Чаша была переполнена. Я решилась бежать.

Воображение денно и нощно уносило меня на поля сражений, мне слышались стоны раненых собратьев. Отголоски столкновения могучих армий доносились до самых глухих мест Северной Сибири. Все полнилось слухами о победах и поражениях на фронте, и люди шепотом рассказывали друг другу о реках крови и нескончаемых потоках раненых, устремившихся на сибирские просторы. Мое сердце рвалось туда – в кипящий котел войны, чтобы принять крещение в огне и закалиться в лаве. Мною овладел дух самопожертвования. Моя страна звала меня. И какая-то непреодолимая внутренняя сила толкала вперед…

Я только выжидала момент, когда Яша в очередной раз уедет на несколько дней. Это случилось в один из сентябрьских дней. Несколько якутов пришли к Яше, и он уехал с ними. Оставшись одна, я остригла волосы, переоделась в мужскую одежду и запаслась на дорогу двумя буханками хлеба. У меня было совсем немного денег, но просить взаймы не стала, потому что не хотела никого в колонии посвящать в свои планы.

Был вечер. Крадучись я вышла из Амги и направилась в Якутск. Предстояло пройти двести верст. Ночью я шла так быстро, как только могла. Идти днем не решалась из боязни быть узнанной. К рассвету я прошла пятьдесят верст.

Несколько раз на пути встречались якуты, и я отвечала на приветствия на их языке, который к тому времени уже освоила. В темноте они, должно быть, принимали меня за якутку. В остальном ничего особенного во время этого путешествия не приключилось. Дорога была сухая, погода теплая, и только звезды освещали путь да сердце часто стучало в груди в такт шагам.

Когда занялся день, я остановилась у прозрачного ручья и позавтракала хлебом с холодной водой. Потом сделала себе постель из веток в небольшой ямке близ дороги, легла, укрылась ветками же и проспала весь день. Проснулась я уже вечером, помолилась Богу, поела немного хлеба с водой и продолжила путь. Шесть ночей ушло на то, чтобы добраться до Якутска. Питалась только хлебом и водой, а днем спала в укромных местах у дороги.

В Якутске был уже новый губернатор. Барон Крафт уехал в Западную Европу к жене на какой-то курорт, который с началом войны перешел в руки противника. Барон оказался в плену и вскоре умер. Новый губернатор принял меня очень хорошо и удовлетворил мою просьбу о возвращении домой в Томск за казенный счет. Он даже предложил провожатого для охраны моей персоны.

Побег вполне удался, но на сердце было тяжело. Перед глазами вставал Яша, снедаемый горем, отчаянно ищущий, зовущий меня. Совесть взывала к ответу. Хорошо ли, справедливо ли было оставлять Яшу одного в богом забытой Амге? Разве не клялась я ему в вечной преданности? Не мой ли прямой долг оставаться с ним до конца? Так, может быть, вернуться к нему и оставить эту дикую выдумку – отправиться на войну?

Я колебалась. Но с другой стороны, разве не верно, что Яша стал заядлым картежником? Разве жизнь с ним не становилась для меня опасной? Быть верной Яше не значит погибнуть вместе с ним, а попытаться спасти его. Так говорил мне мой внутренний голос. И действительно, мысль спасти Яшу, вырвать его из той среды, в которой он погряз, полностью овладела моим воображением. Но можно ли сделать это иначе, чем, отличившись на войне, написать прошение царю в его защиту?

Так вновь и вновь мысли мои возвращались к войне. Я попросила знакомого написать от моего имени письмо Яше. Извинившись, что так неожиданно покидаю его, я сообщила о своем намерении отправиться в Томск, чтобы записаться в армию солдатом, уйти на фронт, проявить себя там, а потом обратиться к царю с прошением о помиловании, дабы государь позволил нам вернуться к мирной жизни в Сретенске.

Таков был мой план, но Провидение не даровало мне мира и разрушило мои мечты. Я думала, что война продлится несколько месяцев, а она затянулась на несколько лет, погрузив Россию во мрак, заронив семена революции. Она несла людям смерть, голод и разрушение и в то же время давала жизнь росткам нового мирового порядка. В те штормовые годы Яша перестал интересовать меня, а потом я навсегда вычеркнула его из своей жизни. Но в ту памятную осень 1914 года, когда я в последний раз прощалась с холодным северным краем, садясь на баржу, чтобы ехать в Иркутск, а оттуда в Томск и далее на фронт, он все еще оставался в моем сердце.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.