Духовенство Казачьего Стана

Духовенство Казачьего Стана

<…> В июне 1942 года, одержав победу под Харьковом, немцы очистили территорию Донской и Кубанской областей и тем самым дали возможность уцелевшим кое-где казакам и их семьям возвратиться в свои родные края. Повыползали из «мышиных норок» и уцелевшие священники, скрывавшиеся до того, кто как умел.

Начались по станицам и богослужения. Но немецкое отступление понудило и казаков и их духовных пастырей идти на Запад, в неведомую даль, с надеждой, что хуже, чем в Советской Союзе, нигде быть не может. Отступление из названных областей началось в январе 1943 года.

Шли в одиночку и семьями, вначале малоорганизованным порядком, а потом, по мере удаления от родных краев, стали группироваться и, достигнув Белоруссии, около города Новогрудки, был организован Казачий Стан под командованием Походного атамана полковника С. В. Павлова. Казаки и их семьи были сгруппированы по станицам. Бывшие налицо священники влились в свои станицы. Начались службы.

Здесь выдвинулся в первые ряды о. Василий Григорьев (донец). Он вошел в контакт с епископом Новогрудским Афанасием, организовали из казачьих станиц Казачью епархию, и о. Василий Григорьев был назначен епископом Афанасием уполномоченным по управлению Казачьей епархией.

Пишущий эти строки, не успел доехать до Новогрудок, а влился в 6-ю отдельную сотню, бывшую под командой сотника М. М. А. и находившуюся в городке Дворец. И это было в тот момент, когда Казачий Стан должен был отступать из Белоруссии в Польшу. На этом пути 6-я отдельная сотня влилась в 8-й полк, а затем 8-й полк соединился с 9-м и таким образом составилась бригада.

Длительная остановка была в Польше, три месяца (июль — сентябрь) около городка Здунска Воля. Здесь было собрание всего духовенства и о. Василий Григорьев давал назначения священникам, назначил благочинных, словом, организовал епархию. Организатор о. Василий был хороший.

В сентябре 1944 года из Здунской Воли Казачий Стан был направлен в Северную Италию, в район Джемоны. На всех остановках тяжелого и многострадального пути духовенство совершало богослужения под открытым небом. У кого были святые антиминсы, — совершали литургии, у кого таковых не было, — служили обедницы и молебны.

В районе Джемоны пробыли несколько недель на своих подводах. Здесь, около города Озопо, был убит священник о. Дмитрий Войников (кубанский казак) осколком бомбы. Из Джемоны весь Казачий Стан переселили в район Алессо и Толмеццо. Расселение Казачьего Стана здесь было строго распределено не только по областям, но даже по округам и станицам. Все станицы были размещены по селениям итальянцев. В каждую станицу или округ был назначен священник. Службы совершались в католических костелах.

Так прожили до конца апреля 1945 года. А затем последовал приказ о переселении всего Стана в Восточный Тироль (Австрия). Этот переезд был многотрудный: пришлось брать перевал Альпийского хребта зигзагами 18 километров.

Среди итальянцев нашлись злостные провокаторы. Они говорили, что тяжело гружеными подводами его не взять и, что если до 12 часов ночи кто не перевалит рубикон, то тот будет объявлен военнопленным Италии. Многие этому верили и сбрасывали часть своего, и без того скудного, имущества. А около селения Амара итальянцы совсем загородили горную дорогу и потребовали сдачи всего транспорта и оружия. Казаки, конечно, не согласились. Со стороны итальянцев переговоры (требования) вел молодой ксендз. Он держался дерзко, чем особенно озлобил казаков.

К этому времени подошли юнкера, у которых была пушка. Началась форменная осада.

В короткой, но жаркой перестрелке казаки быстро одержали победу. Были убиты «командиры» итальянцев — тот ксендз, что вел переговоры и его отец (тоже ксендз), а итальянцы разбежались, но они все же жестоко отплатили казакам. В селе Амара до этого был казачий госпиталь. В одном доме было до двух десятков больных казаков. Итальянцы дом заперли, а потом подожгли его. Все больные, находившиеся в этом доме, сгорели. Но весь Стан, затем, беспрепятственно по этой дороге прошел.

В первый день Пасхи (6 мая) почти весь Казачий Стан, перевалив хребет, был около Обердраубурга. Здесь, под елками, мною была совершена Пасхальная Заутреня. А затем, день ото дня, делали небольшие переезды по направлению Лиенца. Достигнув его, расположились по станицам на правом берегу Дравы, а Епархиальное управление — на левом. По всем частям в воскресные и праздничные дни отправлялись службы — литургии или обедницы.

Когда же наступило злополучное 1 июня, то накануне о. Василий через посыльных известил все духовенство, чтобы оно завтра (1 июня) в шесть часов утра (каждый священник) Крестным ходом со своими станицами направлялись бы в лагерь Пеггец для совершения общего богослужения.

На обширной площади лагеря, могущей вместить десяток тысяч человек, был сделан из досок помост для установки на нем престола (одного) и жертвенника (одного) и помещения духовенства.

Богослужение, к нашему удивлению, возглавлял не уполномоченный о. Василий Григорьев, а протоиерей Владимир Н. Отец же Василий пошел в этот исключительный момент в Лиенц «подавать» телеграммы. И когда божественная литургия подходила к трагическому моменту, с помоста было видно, как о. Василий шел из Лиенца по лагерю Пеггец, пробираясь задними ходами за бараками лагеря.

В сослужении о. Владимира за этой литургией были следующие священники и диаконы (в статье о. протоиерея Тимофея Сонина полностью указаны имена и фамилии всех священников. Но ввиду того, что многие из переживших трагедию не желали, чтобы их фамилии где-либо объявлялись, а опросить всех не было возможности, указаны лишь имена священников и первая буква фамилии):

1. Протоиерей Пантелеймон Т.

2. Священник Николай С.

3. Протоиерей Алексей А.

4. Священник Николай Г.

5. Протоиерей Михаил Д.

6. Священник Симон Ш.

7. Священник Виктор Т.

8. Протоиерей Иоанн Д.

9. Священник Александр (фамилию забыл).

10. Священник Анатолий Б.

11. Священник Вячеслав (фамилию забыл, служил в Ростовском округе).

12. Священник Владимир Ч.

13. Священник Тимофей Соин.

14. Протоиерей Исидор Б.

15. Священник Алексей Ф.

16. Священник Григорий Е.

17. Протодиакон Василий Т.

18. Диакон Николай К.

19. Диакон (имя и фамилию забыл, служил в Старочеркасской станице Казачьего Стана).

В толпе молящихся были протоиереи Николай М. и Тимофей К. и священник Виктор С. Были в Казачьем Стане еще священники, но их не было видно ни среди духовенства на помосте, ни среди молящихся в толпе. Это священники: Феодор В., Павел Р. и Николай Ч.

Когда божественная литургия достигла момента причащения желающих, о. Владимир Н., возглавлявший богослужение, стал причащать один, из одной чаши. Успел он причастить только несколько десятков человек, как многотысячная толпа была охвачена кольцом танков, танкеток и грузовых машин. Из машин вышли солдаты, вооруженные дубинами и штыками. Юнкера и молодые казаки всю толпу взяли живым кольцом, сцепившись своими руками, и, таким образом, не давая нападающим разбивать толпу на мелкие группы. Были слышны залпы из винтовок. Били дубинками, кололи штыками стоявших на краю толпы. Были убитые и раненые. Поднялся неистовый крик. Вся толпа колыхнулась.

Отец протодиакон Василий наскоро употребил Святые дары и обернул чашу в плат. И все духовенство начало сходить с помоста, так как вся толпа, отступая от нападающих, естественно, давила друг друга. Тут-то затрещал помост и были перевернуты столы, служившие престолом и жертвенником. Были задавленные насмерть.

Таким образом, богослужение само собой прекратилось. Вся толпа имела поступательное движение из лагеря на поляну, между пятым и шестым бараками с одной стороны и седьмым и восьмым — с другой.

Свалив забор, толпа вышла на поляну. Казаки, державшие хоругви и иконы в руках во время Божественной литургии, и духовенство в облачениях, с крестами (напрестольными) в руках, теперь также были на поляне среди толпы. Пели молитвенные обращения излюбленных песнопений: «Иисусе сладчайший, спаси нас!», «Пресвятая Богородице, спаси нас!», «Под Твою милость прибегаем, Богородице!», «Милосердия двери отверзи нам, Благословенная Богородице!», «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе, Владычице!»

Когда же стали молитвенно обращаться к святым угодникам Божиим, то о. Николай Г., взял в руки месяцеслов и, начиная с 1 сентября, вычитывал на каждый день установленного Церковью святого, а остальное духовенство, вместе с толпой, пело: «Преподобный отче Симеоне (память 1 сентября), моли Бога о нас!», «Святый мучениче Мамонте, моли Бога о нас!» и так далее за весь год.

Когда танки, окружившие на поляне толпу, мчались быстро на нее, то вся толпа, как один человек, падала на колени покорно ожидая смерти на поляне, чем мучение в Советском Союзе. Но танки, дойдя до толпы, круто поворачивали обратно.

Духовенство продолжало молебное пение.

Молитва неоднократно прерывалась. Подъезжая на танке, английский офицер говорил через рупор: «Казаки! Мы знаем, что вы храбрый народ, но в данном случае всякое сопротивление бесполезно. Вы должны быть возвращены на родину».

На этот вызов был один общий ответ: «Лучше смерть здесь, чем муки в Советском Союзе!»

Вот в этот момент отец Анатолий В. в облачении выступил из толпы и на французском языке говорящему офицеру доказывал, что в этой толпе находятся все старые эмигранты из Югославии.

За смелость ли, или знание французского языка, но факт тот, что 2 июня о. Анатолий был назначен английским командованием комендантом лагеря Пеггец, предназначенного для эмигрантов из Югославии.

Вызывали через рупор супругу генерала Т. И. Доманова, Марию Ивановну, обещая ей «честью английского офицера», что ей ничего не будет, но нужна она по очень важному делу. Из толпы послышались возгласы, что Марии Ивановны в толпе нет.

На поляне толпу продержали до пяти часов вечера, а затем в сопровождении танкеток разрешили расходиться по станицам. Каждый священник, вышедший со своими станичниками в шесть часов утра на общую литургию в лагере, в пять часов вечера еле плелся с поредевшими группами в свой Стан.

За период стояния всей толпы на поляне в лагерь (Пеггец) можно было проходить беспрепятственно. Так пошел и о. Иоанн Д., сняв облачение, испить воды и был там схвачен и брошен в машину. О. Виктор С. пошел добровольно сам на погрузку. О. диакон, что служил в Казачьем Стане в станице Старочеркасской, был ранен штыком солдата и взят в машину. О. диакон Николай К. был взят в первый день в лагере. О. Александр (фамилия мне неизвестна) взят из лагерной церкви в первый день.

О. протоиерей Владимир Н. и о. Виктор Т. в ночь с 1 на 2 июня находились в лагерной церкви и были утром 2-го взяты на погрузку.

28 мая поехали «проехаться» со своими офицерами на «конференцию» о. протоиерей Александр Б. и о. Василий М. О. Павел Р. и о. Виктор («Маленький») пропали бесследно.

Возвратившиеся вечером 1 июня отцы, 2-го рано утром по своим станицам служили молебны, а я служил литургию, за коей причащал оставшихся казаков и благословлял на путь в горы.

Вечером 2 июня через гонца о. Василий Григорьев оповестил всех нас, отцов, чтобы мы завтра, 3 июня, рано утром переходили бы на левый берег, где находилось Епархиальное управление. Что мы и сделали, так как в это утро должна была быть облава.

Все отцы теперь собрались на левом берегу, около Епархиального управления. А о. Анатолий Б., будучи комендантом лагеря, уже подготовил администрацию лагеря к тому, что мы все старые эмигранты из Югославии. Так и зарегистрировались мы все, найдя каждый себе двух поручителей в справедливости нашего пребывания в Югославии.

Поместили нас в бараке № 14. Но помощник коменданта К. В. Шелихов через несколько дней грубо переселил нас в барак № 34, на край лагеря (левый берег Дравы). Хотя мы этим переселением не были огорчены. Барак оказался большой. Мы, 16 священников, удобно разместились и еще несколько комнат свободных заняли словенцы. В этом бараке произошло у нас пастырское собрание, на котором присутствовал о. Василий Григорьев. Он заявил, что слагает с себя обязанности уполномоченного по управлению Казачьей епархией и, переходит в польский лагерь, так как туда переезжает его зять (поляк).

К тому же и мы, по некоторым неопровержимым причинам, выразили о. Василию свое недоверие. Он уехал, а мы остались.

Тут уместно заметить, что священники-белорусы, выехавшие с казаками из-под Новогрудок и все время ютившиеся в Казачьем Стане, перестали нас узнавать и сослужить с нами в лагерной церкви, составив отдельную свою группу. К нашему удовольствию, они вскоре все переселились в другой лагерь.

А в наш лагерь Пеггец вскоре приехал маститый протоиерей о. Александр 3. (кубанец, старый эмигрант из Болгарии). Его мы выбрали своим старейшиной, о. Николая М. — настоятелем, о. Михаила Д. — делопроизводителем, а меня — духовником.

О. Анатолия, по проискам г-на Шелихова, в административном порядке вывезли в лагерь Шпиталь. С ним добровольно поехал и о. Александр В. Вскоре и мы, все отцы, ощутили «заботу» о нас нового коменданта после вывоза о. Анатолия (на его место комендантом был назначен г-н Шелихов).

Как только вывезли о. Анатолия, то через несколько дней к нашему бараку № 34 подкатили две пятитонных машины с требованием всему духовенству грузиться для следования на родину. Мы стали доказывать, что мы старые эмигранты, а потому репатриации не подлежим. Чем бы это печальное дело кончилось, не знаем, если бы не прибежала к нашему бараку, видимо, кем-то извещенная, некая леди (так ее называли), бывшая при военном отряде, удалила своей властью машины, заявив, что духовенство находится под ее покровительством.

После этого случая, чуть-чуть не окончившегося для нас печально, у нас началась спокойная жизнь. Но некоторые батюшки, пережив вышеуказанную тревогу и наблюдая, что г-н Шелихов предает казаков, стали по одному, а то и целыми группами, переезжать в американскую зону, в район Зальцбурга, в лагерь Парш. Так что к половине 1946 года в лагере Пеггец я остался один.

Когда после трагедии лагерная жизнь наладилась, тогда с наступлением 1945 учебного года была открыта в лагере Пеггец школа для детей обоего пола. Среди учеников оказалось несколько человек, которые, окончив школу первой ступени, находились в первых классах средней школы. Для таковых пришлось открывать дополнительные классы и составлять учебники. Нашлись преподаватели гимназий. Постепенно появились и учебники. Таким образом, стали функционировать в лагере две школы: начальная и средняя. Закон Божий в этих школах вначале преподавался двумя священниками: о. Владимиром Ч. и мною, а когда о. Владимир переехал в Зальцбург, то я остался один.

При ликвидации лагеря Пеггец в ноябре 1946 года населявщих его югославов перевезли в Шпиталь, а русских — через Шпиталь (три месяца были задержаны мы в Шпитале) в лагерь Сан-Мартин около города Виллаха. Обе школы работали в Сан-Мартине. До 1949 года было сделано два выпуска с аттестатом зрелости.

Уехавшим молодым людям в Северную Америку эти аттестаты пригодились: их приняли в высшие учебные заведения без экзаменов, а в Аргентине пришлось держать экзамены последовательно и за шестилетку (1-й ступени) и за гимназию. И тогда только принимали в университет.

В первый день трагедии (1 июня) и в последующие дни были жертвы. Их собрали и перевезли в лагерь Пеггец. Здесь, в углу расположения лагеря, на берегу р. Дравы было устроено для них кладбище. Сколько жертв было погребено здесь, едва ли кто сможет сказать. Знаю, что несколько отпеваний совершили о. Алексей А. и о. Александр В.

К 15 сентября 1945 года на одной из братских могил был сооружен памятник в бытность комендантства г-на Шелихова: на широком пьедестале цементный крест с надписью на пьедестале: «Погибшим 1. VI. 1945». Но вскоре от осенних дождей штукатурка осыпалась и надпись исчезла.

Для освящения этого памятника и служения панихиды наш старейшина о. протоиерей Александр 3. назначил трех священников: о. Феодора В., о. Владимира Ч. и меня. Мне было поручено сказать слово перед освящением памятника.

Отец Феодор В. прибыл в лагерь после трагедии из корпуса фон Паннвица.

17 октября 1945 года выехала в Зальцбург первая группа священников. Немного позже — вторая. И так, постепенно, разъехались все. Я остался один, как об этом было сказано выше, не оставляя своего пастырского служения и законоучительной деятельности до дня своего выезда в Аргентину 9 ноября 1948 года из лагеря Сан-Мартин, близ города Филлах.

Протоиерей Тимофей Соин