Глава 25 ЗАГАДКИ РЕВОЛЮЦИИ

Глава 25

ЗАГАДКИ РЕВОЛЮЦИИ

После 2 марта 1917 года Россия стала другой. Изменились не только общественные условия, распорядок жизни и службы, права и обязанности людей. Повседневные радости и заботы, дела и мысли, интересы и устремления сделались иными, приобрели неведомый до того характер, что с каждым днем становилось заметнее, ощутимее. Совсем недавнее прошлое, когда над империей гордо парил увенчанный короной двуглавый орел, невероятно быстро уходило вдаль, и весной того переломного года мало кто мог надеяться, что оно когда-либо вернется.

Праздничное ликование в России царило весь март. Казалось, что народ в едином порыве и в самом деле осуществил свою давнюю мечту — сверг ненавистное «самодержавное иго». Действительно, тогда, в те неповторимые, истерически-радостные дни «полной свободы» у царского режима и сторонников-то уж не было. Ни одного голоса в защиту поверженных правителей не раздавалось, никто не рискнул бросить вызов мощной социальной стихии и высказать хотя бы слово в защиту монарха.

Как-то сразу же забылось, что император по доброй воле, в интересах сохранения мира и благополучия в стране, отказался от своих исконных полномочий, передав их своему младшему брату Михаилу. Тогда, как и все последующие десятилетия, много говорили и спорили над вопросом: имел ли царь «законное право» поступить таким образом, насколько его отречение соответствовало юридической норме? Политиканы типа Керенского и Милюкова были убеждены, что избранная форма отречения — тонко рассчитанная интрига, что царь стремился таким путем лишь выиграть время, чтобы потом заявить о недействительности Манифеста 2 марта (в эмиграции они уже не рисковали оглашать подобные абсурдные утверждения). Другие были уверены, что царь проявил малодушие и бросил на произвол страну в самый критический момент, когда надо было проявить твердую волю и «беспощадной рукой подавить крамолу». Последнее утверждение получило широкое распространение в среде русской монархической диаспоры, а после падения коммунистической власти его подняли на щит и некоторые отечественные записные «патриоты», и доморощенные «националисты». Существуют и такие, кто до сих пор уверен, что крушение монархии случилось в результате международного заговора антирусских сил, что революция — следствие преступной деятельности врагов России из числа масонов, евреев, космополитической интеллигенции и выродившейся аристократии.

Вообще все разговоры, «правильно» или «неправильно» поступил Николай II, когда отрекся от престола, возможны лишь в том случае, если эту тему вырвать из общего контекста, развивать без учета конкретных исторических обстоятельств времени и места. В силу харизматической природы царской власти Основные Законы Российской империи не содержали (и не могли содержать) положений, предусматривающих добровольный отказ монарха от своих прерогатив. В статье 28-й лишь говорилось, что «наследие Престола принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего императора, а по нем всему его мужскому поколению». Царское служение — священный долг, возлагаемый на правителя по Божественному соизволению, и отказаться от него верующий человек не может. Все это так. Лучше Николая II эту прописную истину, наверное, никто не знал. Но монарх надевал на себя корону во имя России и давал в том клятву у алтаря. Именно в интересах страны последний самодержец переступил через букву закона, перечеркнул свою жизнь, приняв роковое решение.

Фактически царя свергли. Монарх делал тот судьбоносный выбор в условиях, когда выбора-то, по существу, у него не было. Пистолет был нацелен, и на мушке была не только его жизнь (это его занимало мало), но и жизнь близких, будущее страны.

Ну а если бы не отрекся, проявил «твердость», тогда все могло бы быть по-другому? Не могло. Теперь это можно констатировать со всей определенностью. Практически все, все без исключения, к кому ни обращался обреченный император, умоляли, призывали, советовали отказаться от короны. Если бы отречения не произошло, наверняка случились бы кровавые столкновения, развернулась скоротечная гражданская война, которая неизбежно завершилась бы поражением царя. В этот период практически не было сколько-нибудь значительных и организованных сил, готовых жертвовать собственной жизнью за «Помазанника Божия». Исторический ресурс монархизма был исчерпан, времена Сусанина, Минина и Пожарского давно миновали.

Дело было совсем не в том, «хороший» или «плохой» царь занимал трон. Суть трагедии русской монархии коренилась в другом. Один из самых стойких правых деятелей, думский депутат H. E. Марков на эмигрантском съезде монархистов в 1921 году справедливо заметил: «Монархия пала не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были ее защитники. Падению монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли».

Конечно, признавая подобные эсхатологические констатации обоснованными, ни в коем случае нельзя считать, что весь народ в одночасье начал исповедовать антимонархические убеждения. Массовая, стихийная вера в царя, то, что в марксистской историографии пренебрежительно именовали «царистскими иллюзиями», сохранялась. Среди тех же, кто был на авансцене политики в тот период, кто выступал солистом, дирижером и фигурантом февральско-мартовского действа, подобные чувства распространены не были. Безрассудный порыв сводился к одному требованию, которое можно обозначить как «долой все»: царя, министров, генералов, офицеров, полицейских, государственные учреждения, традиции, нравственность, культуру, религию. В реальной жизни к подобному не призывали, ограничиваясь более частными лозунгами: «Долой царя», «Вся власть Учредительному собранию», — что, по сути дела, являлось призывом отбросить прошлое, перечеркнуть тысячелетнюю историю и строить жизнь по новым, «самым справедливым» лекалам. Но этот эксперимент удачным быть не мог. Однако тогда, в те пьянящие дни, о том никто не думал. Демонстрации и митинги объединили рабочих, кухарок, солдат, студентов, гимназистов, офицеров, проституток с Сенной площади, профессоров, адвокатов, лавочников и аристократов. Все жаждали «нового мира», считая, что каждому найдется в нем место.

Чувства и порывы маргинально-люмпенских толп, как и главных думских «этуалей», понятны и объяснимы. Трудней понять и принять позицию ближайшего царского окружения, тех сиятельных и именитых, кто окружал царя в последний период, кто клялся ему в верности и без особых сожалений отрекся от него. Позже те, кому удалось спастись, объясняли свою трусость, собственное соучастие в крушении России позицией императора, тлетворным влиянием царицы, ролью Распутина, масонским заговором и еще чем угодно, но только не собственным безразличием, легкомыслием и безответственностью. В изгнании сетовали, стенали, проклиная врагов трона и династии. Служили поминальные панихиды, славословили погибшего царя и его близких.

В этой связи русский писатель Михаил Арцыбашев (никогда не принадлежавший к числу монархистов, но возмущенный до глубины души злодейским убийством царя) писал в середине 20-х годов: «Но если мы, бывшие враги бывшего императора, имеем хоть какое-нибудь оправдание именно в том, что мы были врагами, то никакого оправдания нет для тех, кто «с гордостью носил вензеля государя моего». Кто покорно склонялся к подножию трона, кто тщеславился своей рабской преданностью «обожаемому монарху» и кто в решительную минуту предал его. Эти люди со слезами умиления произносят теперь имя государя, приходя в ярость, если кто-либо осмеливается прибавить к его титулу «бывший». Но это не помешало им тихо отойти в сторону, когда «настоящего» свергали с престола. Жалкие люди! Где были вы, когда несчастный император судорожно метался между Псковом и Дно? Где были вы тогда, когда судьбе угодно было предоставить вам случай не на словах, а на деле доказать свою преданность? Преданность! Его предали все без исключения, без оговорок и без промедления. Это был единственный случай за всю историю февральской революции, когда не было никаких колебаний!»

Предали императора даже члены императорской фамилии! Еще до отречения царя, 1 марта 1917 года, великий князь Кирилл Владимирович, как уже говорилось, привел в Думу состоявший под его командованием гвардейский экипаж и встал на сторону новой власти, а затем вывесил над своим дворцом красное знамя — «флаг революционной России»! Мало того, в начале марта Кирилл Владимирович дал интервью распространенной «Петроградской газете», где без стеснения клеветал на царя и царицу, обвиняя, в частности, Александру Федоровну в германофильстве! Этому кузену Николая II удалось эмигрировать, и в 1924 году в Париже он провозгласил себя императором, о чем оповестил мир специальным Манифестом 13 сентября (31 августа) того же года. Тот примечательный документ содержит немало проникновенных слов о семье Николая II: «Светлая память Сих Венценосных Мучеников да будет нам путеводною звездою в святом деле восстановления былого благоденствия нашей Родины». Но как же все то, что претендентом на престол было сделано, сказано и написано ранее о царе и царице? Да никак. Словно не было ничего.

Другой великий князь, Николай Михайлович — внук императора Николая I, — вообще был вне себя от восторга. Свершилось большое, радостное и долгожданное событие: в России победила революция. Он так о ней мечтал, так жаждал ее. Будучи уже давно членом одной из французских масонских лож, двоюродный дядя Николая II, наверное, увидел в тех событиях начало осуществления масонских лозунгов о братстве и справедливости. Через неделю после отречения царя он встретил своего давнего знакомого, французского посла Мориса Палеолога, и взахлеб уверял того, что «падение самодержавия обеспечит спасение и величие России». Это говорил человек, выдававший себя за знатока русской истории! Дипломата шокировали подобные заявления из уст члена императорской фамилии. В своем дневнике посол записал, что очень сомневается, что великий князь сможет «долго сохранять свои иллюзии». В те же дни Николай Михайлович послал письмо министру юстиции Временного правительства Керенскому, где заявлял о готовности «от всей души» внести лепту на памятник декабристам, то есть людям, намеревавшимся убить его деда! Что это: проявление нравственной деградации или форма психического расстройства?

Да и прочие члены династии Романовых показали себя в те дни не лучшим образом. За пять месяцев нахождения царской семьи под арестом в Царском Селе лишь Павел Александрович посетил пару раз царицу в самом начале событий, да Михаила Александровича привез Керенский проститься с братом в последний день. Ни «Михайловичи», ни «Владимировичи», ни «Николаевичи» ни разу не проявили интереса и даже ни одного письма не написали. Никто не хотел выказать солидарность с Николаем II или хотя бы проявить в какой-то форме сочувствие павшему повелителю. Таков удел проигравших политиков. Ведь это был не только монарх, но и их родственник!

Признавая безусловно стихийный характер Февральской революции, нельзя, однако, совсем оставлять без внимания целенаправленную и закулисную разрушительную работу определенных кругов и сил, стремившихся свергнуть царскую власть. Помимо нелегальных революционных фракций и партий, а также и общественных деятелей, действовавших открыто, сыграли свою роль и совсем тайные пружины и рычаги. Много написано и сказано о тлетворном влиянии тайных масонских организаций, о том, что первый состав Временного правительства, за исключением лишь министра иностранных дел П. Н. Милюкова и военного министра А. И. Гучкова, был укомплектован масонами. Вполне возможно, что так оно и было, хотя здесь остается много неясностей.

Деятельность обществ «вольных каменщиков» традиционно окружала завеса секретности: члены лож давали клятву хранить молчание. Иногда, правда, невольно возникает мысль, что удивительная верность подобной клятве русских политических деятелей из числа эмигрантов объясняется не характером их общественных занятий в России, а скорее тем, что рассказывать-то, по существу, было нечего. Ну встречались какие-то группки где-то на частных квартирах, обсуждали острые политические вопросы, принимали какие-то решения и все. Но ведь этим занимались и многие другие, легально, и никаких тайных ритуалов при этом не соблюдали. До сих пор так и не прояснен главный сюжет: в какой степени масонская идеология и организация влияли на важнейшие политические события, и влияли ли вообще. Все, что написано по этому поводу, подтверждает лишь то, что масоны в России были, а масонства, как общественно значимой величины, в общем-то, не было.

Говоря о скрытых причинах Февральской революции, невозможно обойти молчанием весьма щекотливую тему о роли «инородцев» в крушении России. Эта тема всегда была чрезвычайно популярной в национально-монархических кругах. Разрушительной роли евреев придавалось почти фатальное значение. В основе подобных умозаключений лежали известные факты: активное участие евреев в революционно-радикальных партиях, заметное возвышение данного этнического элемента после падения монархии в России и особенно после прихода к власти большевиков. Так, в книге «Мировое еврейство», изданной через три года после прихода к власти большевиков, американский «автомобильный король» Генри Форд привел данные об участии евреев в высших органах управления Советской России. Оказалось, что доля занимаемых ими в тот период государственных постов ни в одном из ведомств не была ниже 75 процентов. Общеизвестно также, что в карательных органах коммунистов ЧК — ГПУ — НКВД, особенно в их высших руководящих кругах, число лиц еврейской национальности было также весьма значительным.

Все эти исторические реалии, которые невозможно оспорить по существу, неоднократно объясняли и у нас, и за рубежом бесправием еврейства в царской России, притеснением его со стороны власти, что якобы и обусловило массовое участие евреев в революционном движении. Здесь уместно сделать некоторые пояснения.

По данным переписи 1897 года, в России проживало чуть более 5 миллионов евреев, а к 1917 году их уже насчитывалось 7 миллионов 250 тысяч, что составляло более 4 процентов населения. Эти цифры позволяют констатировать следующее. Во-первых, евреи в России являлись наиболее значительной частью мировой еврейской диаспоры; во-вторых, численность их росла быстрее, чем общая численность населения империи. Это, в свою очередь, опровергает ходульный тезис, гласящий, что «гнет и притеснения заставляли несчастных детей Израиля» массами покидать пределы ненавистного государства. Что же касается притеснений, то они, безусловно, были: ограничивалась свобода передвижения, существовала норма приема в учебные заведения, имелись некоторые ограничения на виды занятий и владения недвижимостью. Для жительства евреев было определено пятнадцать южных и западных губерний России. Эти районы по площади превосходили территорию Германии и Франции, вместе взятых. В этой «черте оседлости» концентрировалась основная часть русского еврейства.

Важно учитывать и другое: ограничения существовали и в отношении иных групп населения. Скажем, в XIX веке крестьянин не мог «просто так» покинуть свою деревню или село и перебраться на постоянное место жительства в другое место, например, в столицу. Действовали строгие административно-регламентирующие нормы, существовавшие столетия. Николай II ничего нового здесь не вводил, но именно в период его царствования начались социально-правовые преобразования. Либерализация общих условий жизни в империи коснулась всех без исключения, в том числе и евреев.

В подавляющем большинстве случаев авторы, увлеченные разоблачениями царизма, забывают упомянуть о «сущей безделице»: все эти административно-правовые правила и запреты касались не евреев как таковых, а лиц иудейского вероисповедания. Достаточно было перейти в лютеранство или православие, чтобы уравняться в гражданских правах с другими. В истории России встречаются имена евреев, сделавших блестящую государственную карьеру, начиная с президента Коммерц-коллегии барона (графа) П. Шафирова в первой половине XVIII века, до одного из сподвижников П. А. Столыпина, высокопоставленного чиновника Министерства внутренних дел при Николае II И. Гурлянда. Но и у тех, кто сохранял традиционную религиозную ориентацию, всегда, а особенно после государственно-законодательных преобразований 1905–1906 годов, имелась полная возможность для автономного культурно-духовного существования: отправлять религиозный культ, посещать национальные школы, читать свои книги и периодические издания, устраивать клубы, библиотеки и театры.

Важно подчеркнуть и еще одно существенное обстоятельство: ограничения и запреты фактически распространялись лишь на малоимущих. В то же время те, кто был богат, имели совершенно иные возможности. Евреи занимали лидирующие позиции среди российской деловой элиты, а в числе банкиров, биржевиков, руководителей крупнейших отечественных корпораций они явно преобладали. Эта часть российского еврейства никаких тягот и лишений не испытывала. Еврейские миллионеры не только были своими в мире большого бизнеса; они имели возможность общаться с самыми родовитыми и именитыми, получали государственные награды, чины, ордена, медали и даже возводились в дворянское достоинство.

Что же касается антиеврейских настроений, то они, как и во многих других странах, в России существовали. Подобных предубеждений придерживались совершенно различные люди, и не только из числа власть имущих. В их ряду были Достоевский, Розанов, Чехов, Куприн. Антиеврейские настроения обусловили ряд погромов в конце XIX — начале XX века, возникавших стихийно. Ни с какой точки зрения их оправдывать нельзя. Они являлись проявлением старых, глубинных инстинктов, основанных на религиозных представлениях. Только недобросовестные исследователи могут напрямую связывать погромы с политикой государства или с представлениями монархов. В последнее время появляются работы, где дается основательный анализ причин, характера и фабулы имевших место в России погромов и вносятся существенные коррективы в распространенные стереотипы. Вырисовывается, например, огромная провокационная роль еврейских боевиков-террористов.

Придерживался ли Николай II антиеврейского предубеждения? Да. Об этом надо сказать со всей определенностью. Но из этого никоим образом нельзя делать вывод о том, что он приветствовал насильственные действия против евреев, наблюдавшиеся главным образом в южных и западных районах России, входивших в «черту оседлости». Во внутренней политике многонациональной империи правитель просто не мог руководствоваться личными симпатиями и антипатиями. Ведь все жители России, без различия рас и вер, являлись подданными царя и находились под его покровительством. В своей нелюбви к евреям Николай II признавался только самым близким людям и никогда публично не оглашал подобных чувств. Насильственные действия против каких-то этнических групп им всегда осуждались.

В этой связи уместно упомянуть один примечательный случай из биографии последнего монарха. В 1912 году великий князь Константин Константинович передал Николаю II для прочтения свою драму «Царь Иудейский», над которой работал многие годы и где воссоздавался последний период земной жизни Спасителя. Ознакомившись с произведением, император писал автору: «Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке то, что каждый знает из Евангелия, все это должно вызвать в зрителе прямо потрясающие чувства. Поэтому я всецело разделяю мнение Св. Синода о недопустимости постановки ее на публичной сцене». Объясняя причину этой самой «недопустимости», заметил своему двоюродному дяде, что пьеса может возбудить недобрые чувства у «простого русского народа» (ведь, согласно представлениям традиционного христианства, евреи отвергли и предали Христа!), а отсюда и «до возможности погрома недалеко».

Историко-психологическая природа антисемитизма (как и любая другая «филия» и «фобия») в числе прочих предрассудков, суеверий и общественных комплексов сложна и противоречива. Здесь требуется серьезный и ответственный разговор, и любые однозначные и безапелляционные суждения в этой области неуместны. Тем не менее их оглашают. Французский историк Марк Ферро в своей книге о последнем царе, изданной большим тиражом в России в 1991 году, пишет: «На Украине, как и в России, погромы начались еще до убийства Александра II. Однако с 1881 года власти и полиция стали поощрять их». Ни одного факта, ни одного надежного свидетельства, подтверждающего этот беспощадный приговор, автор не привел. И не мог привести, так как подобных документов не существует в природе. Но это не помешало автору наполнить свое сочинение множеством лживых утверждений. Согласно бездоказательному умозаключению французского профессора, евреи являлись в России «самыми-самыми» унижаемыми и притесняемыми…

Может быть, и не стоило бы говорить об очевидной научной недобросовестности (не он первый, не он последний), если бы не одно принципиальное обстоятельство. Ферро не просто демонстрирует слабые знания в области русской истории (чуть не на каждой странице его опуса встречаются грубейшие фактографические ошибки, он постоянно путает даты, имена, и критический разбор всех нелепиц потребовал бы издания специального тома). Самое неприятное не в этом: его работа мировоззренчески тенденциозна. Она по сути своей носит почти неприкрытый антирусский характер.

Любая этнофобия не может быть оправдана. И пропаганда антисемитизма — столь же непристойное занятие, как и пропаганда русофобии, чем неприкрыто занимается французский «баснописец». У него не нашлось ни одного слова осуждения для убийц Александра II, а убийство Николая II и его семьи он вообще считает «малозначительным событием». Его восхищают красные террористы и погромщики. Что же касается исторической России, ее власти, ее религии, ее правителей, то здесь никаких светлых красок в распоряжении «мэтра» не оказалось. Это всего только безрадостное «царство насилия», и французский профессор лишь повторил то, что до него множество раз было сказано, в том числе и теми, кто запятнал свое имя самыми страшными преступлениями в истории. Ему близок и понятен Ленин, а Николай II вызывает у него лишь отрицательные эмоции. Автор не считает нужным даже упомянуть, что несравненная культура России, по его представлениям, «первого в мире полицейского государства» (какое буйство фантазии!) расцвела как раз тогда, когда якобы «деспотическая власть душила всякую свободную мысль». Подобные сочинения, наполненные преднамеренными клеветническими измышлениями по отношению к России, к ее народу, к ее прошлому порождают тот самый антисемитизм, который является для Ферро чуть ли не самым страшным смертным грехом.

Вышесказанное неизбежно подводит к вопросу, который всегда интересовал тех, для кого февраль 1917 года открыл не «новую эру в истории страны», а стал началом национально-культурной катастрофы. Было ли это падение результатом антирусского еврейско-масонского заговора? Утвердительный ответ порой подкрепляется не только указанием на заметное участие еврейского элемента в революционном движении, но и ссылками на огромную финансовую помощь, оказанную революционерам иностранными деловыми кругами. Что различные антиправительственные фракции получали финансовую поддержку из иностранных источников, было известно еще до революции: консервативные издания, например, влиятельная петербургская газета «Новое время», писали о том не раз. Об этом же говорили и правые деятели с трибуны Государственной Думы (главные обвинения в получении субсидий сыпались в адрес кадетской партии), о том же они сообщали в своих брошюрах и листовках. Но все это выглядело как-то малоубедительно по той простой причине, что разоблачительные утверждения носили публицистический характер. Правительственные же органы не спешили устанавливать достоверность подобной информации и, насколько известно, ни одного судебного преследования в этой связи возбуждено не было, а русское законодательство не предусматривало никаких наказаний за сам факт получения денег из-за рубежа.

Когда же произошло крушение, стало выясняться, что подобные утверждения не были лишены оснований. В этой связи часто всплывало имя нью-йоркского банкира, владельца финансовой компании «Кун, Лейб и К?», миллионера-еврея Якова (Янкеля) Шифа умершего в 1920 году. Этот банкир еще в 1905 году, во время русско-японских мирных переговоров в Портсмуте, явился к главе делегации С. Ю. Витте и угрожал ему революцией в России, если в империи не будут сняты административно-юридические ограничения для евреев. В литературе встречаются утверждения, что в 1918 году пресловутый Шиф якобы даже телеграфировал главе ЦИК Якову (Янкелю) Свердлову приказ убить Романовых. Можно уверенно констатировать лишь то, что заокеанский банкир действительно переводил деньги врагам русского правительства и престолоненавистникам, в чем и сам неоднократно признавался публично. Имеются указания на суммы, колеблющиеся в пределах от 12 до 20 миллионов долларов. В любом случае по тем временам это были огромные средства (в 1913 году официальный курс доллара составлял 1,94 рубля).

Уже в эмиграции известный правый деятель В. В. Шульгин (тот самый, который принимал отречение Николая II в Пскове) писал: «Яков Шиф перевел на нужды русской революции 12 миллионов долларов, на каковые деньги, надо думать, она, революция, и совершилась. Когда сие произошло, Яков Шиф приветствовал радостной телеграммой нового русского министра иностранных дел, Павла Николаевича Милюкова, причем сей последний, то есть русский министр иностранных дел, имел неосторожность ответить американскому еврею-миллионщику почтительно-благодарственной телеграммой». Шульгин упомянул об одном из самых поразительных эпизодов в биографии Милюкова. Сразу же по вступлении в должность министра отправлять послание одиозному иностранцу, выражать свою с ним солидарность! Текст телеграммы, опубликованный во влиятельной «Нью-Йорк тайме» 10 апреля 1917 года, сам по себе красноречив и не нуждается в пространных комментариях. «Мы едины с вами в нашей ненависти и антипатии к старому режиму, ныне свергнутому; позвольте сохранить наше единство и в деле осуществления новых идей равенства, свободы и согласия между народами, участвуя в мировой борьбе против средневековья, милитаризма и самодержавной власти, опиравшейся на Божественное право. Примите нашу живейшую благодарность за ваши поздравления, которые свидетельствуют о перемене, произведенной благодетельным переворотом во взаимных отношениях наших двух стран».

Тема о закулисных пружинах Февраля неизбежно затрагивает еще один сюжет, всегда вызывавший жгучий интерес и ожесточенную полемику. Речь идет о текстах, получивших название «Протоколы сионских мудрецов», в которых одни усматривали антиеврейскую фабрикацию Департамента полиции, а другие — важнейший документ, подтверждающий версию об антирусском международном заговоре. Страсти по этому поводу не утихают до сих пор.

Древнегреческому философу Гераклиту приписывают изречение: «Все истина и все ложь. Все зависит от точки зрения». С этим трудно не согласиться, так как полярное оценочное восприятие одного и того же события, одних и тех же исторических свидетельств (в том числе и вышеуказанного) объясняется чаще всего ракурсом видения комментаторов и интерпретаторов. Это как в экспозиции большого художественного музея: каждый может найти произведение на любой, даже невзыскательный вкус.

Интерес к «Протоколам» невероятно усилился после революции в России и прихода к власти большевиков. Некоторые увидели в этом событии осуществление предначертаний и предсказаний, сформулированных в текстах «Протоколов», где речь шла об установлении мирового еврейского господства, «царства Сиона», на пути к которому были лишь две мощные преграды: самодержавие в России и католицизм. Сами тексты под своим полным названием «Протоколы собраний Сионских мудрецов» впервые появились в петербургской газете «Знамя» в августе — сентябре 1903 года. Затем они были воспроизведены в 1905 году во втором издании книги религиозного писателя Сергея Нилуса (1862–1929) «Великое в малом» (первый раз она вышла в 1902 году, но без «Протоколов»). До 1917 года это сочинение несколько раз переиздавалось. Сам Нилус не раскрыл того, как эти материалы попали к нему, ограничившись лишь упоминанием о том, что «все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся на Французской территории». Общий текст «Протоколов» по объему невелик, в третьем издании книги Нилуса 1911 года они занимают около 80 страниц. Всего там 24 главы, или «протокола», в каждом из которых говорится о путях и методах движения к главной цели — установлению мирового господства. Перечисляются механизмы и рычаги, ухищрения и методы, которыми надо пользоваться для достижения заветного рубежа.

О том, что указанные «Протоколы» — фальшивка, писали и говорили множество раз. В этой разоблачительной деятельности участвовали не только различные еврейские группы в странах Старого и Нового света, но и политические эмигранты из России: лидер кадетской партии П. Н. Милюков, известный журналист — разоблачитель тайных операций русской полиции В. Л. Бурцев, историк Февральской революции С. П. Мельгунов и другие. Суть многих опровержений сводилась к тому, что эти тексты были сфабрикованы Петром Ивановичем Рачковским, который в 1884–1903 годы возглавлял центр русского полицейского сыска в Париже. Некоторые же считали, что материал принадлежит перу известного в свое время журналиста Ильи Циона, непримиримого врага министра финансов С. Ю. Витте и проводимой им политики модернизации. Встречаются и утверждения, что тексты были изготовлены во Франции и автором их являлся французский юрист Морис Жоли, выпустивший еще в 1864 году книгу-памфлет против Наполеона III «Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли», пересказ которой и послужил основой для «Протоколов». Однако конкретная «творческая лаборатория» самого процесса создания «Протоколов» так и не была установлена. Но главное не в этом. Оставался всегда один узловой вопрос: с какой целью была предпринята подобная масштабная и неординарная фальсификация? Определенный ответ всегда подменялся разнообразными умозрительными теориями, звучащими малоубедительно.

Чаще всего утверждается, что эта фабрикация была предпринята правыми кругами, чтобы убедить монарха в том, что все революционное движение лишь слепо выполняет волю «Сионских мудрецов». Но подобные примитивные утверждения совершенно несостоятельны. При желании это «откровение» «реакционеры-монархисты» имели возможность донести до монарха другим, куда более простым путем. К тому же последний царь познакомился с этим сочинением лишь под арестом, в Тобольске, весной 1918 года. И в тех условиях тексты произвели на него впечатление. В дневнике 27 марта записал: «Вчера начал читать вслух книгу Нилуса об Антихристе, куда прибавлены «протоколы» евреев и масонов — весьма современное чтение». В то же самое время с текстами впервые ознакомилась и императрица.

Немало всегда находилось и тех, кто не сомневается, что «Протоколы» — истинный документ, доказывающий существование мирового еврейского центра, руководившего геополитическими процессами и определявшего судьбы стран и народов. У них тоже имелись свои аргументы. Согласно этим представлениям, «Протоколы» — доклад (или часть его) лидера мирового сионистского движения Теодора Герцля (иногда, правда, авторство приписывается другим лицам), с которым тот выступил в 1897 году на конгрессе сионистов в Базеле (Швейцария). Подлинность «Протоколов» они выводят из самих текстов, положения которого, как им кажется, предвосхитили (обусловили) войны, революции и другие исторические катаклизмы, происходившие в XX веке. Упоминавшийся Генри Форд, говоря о «стойкой живучести» интереса к этим документам, писал: «Еврейские защитники объясняют это тем, что протоколы благоприятствуют антисемитским настроениям, почему они и сохраняются. Между тем в Соединенных Штатах не было широко распространенного антисемитского настроения, которое можно было раздувать этим способом или вообще поддерживать ложью. Распространение «Протоколов» в Соединенных Штатах можно объяснить только тем, что они проливают большой свет и придают особое значение известным фактам, наблюдавшимся и раньше. Это обстоятельство так важно, что оно-то и придает особый вес документам, подлинность которых не удостоверена. Простая ложь долго не живет, и сила ее быстро слабеет. «Протоколы», напротив того, выказывают свою живучесть больше, чем когда-либо; они проникли в более высокие сферы, чем раньше, и к ним относятся более серьезно, чем прежде». Конечно, сам факт общественного интереса не служит подтверждением подлинности документа, хотя невозможно и не признать логичность аргументов автомобильного магната.

Но если даже безоговорочно принять на веру утверждения, что существовал антирусский международный еврейско-масон-ский заговор, что революционеры и престолоненавистники получали из-за границы огромные средства, то объяснять только этими обстоятельствами историческое крушение, выводить из подобного причину причин русского апокалипсиса несерьезно и исторически недостоверно. Так что же: существовала могучая имперская твердыня, а кучка злоумышленников, используя «еврейские деньги», повергла ее в прах?

Все было значительно сложней и в безысходности своей куда масштабней и трагичней. Парадоксальный Василий Розанов сумел кратко обрисовать суть происшедшего: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей… Что же, в сущности, произошло? Мы все шалили. Мы шалили под солнцем и на земле, не думая, что солнце видит и земля слушает. Серьезным никто не был, и, в сущности, цари были серьезнее всех, так как даже Павел, при его способностях, еще «трудился» и был рыцарь. И, как это нередко случается, — «жертвою пал невинный»… Собственно, от чего мы умираем? Нет, в самом деле, — как выразить в одном слове, собрать в одну точку? Мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся». По существу, его и истинный диагноз, и справедливый приговор.

Главные причины крушения находились не там, где их часто искали любители простых ответов на головоломные вопросы. Эрозия политических и религиозных чувств, убеждений, пристрастий, стремлений людей — вот где корень событий. «Отречение от старого мира» началось не на социальной сцене и произошло отнюдь не в большевистскую эпоху. Падению монархии предшествовало крушение монархизма как мировоззрения. Предотвратить этот духовно-нравственный процесс был не в силах никакой «Помазанник Божий». Николай II отсрочил день падения более чем на десять лет, и в этом его великая заслуга перед Россией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.