5. КОНЕЦ БУХАРСКОГО ЭМИРАТА

5. КОНЕЦ БУХАРСКОГО ЭМИРАТА

С благословения империалистов эмир готовился нанести удар Красной Армии. Медлить и выжидать он больше уже не мог. Советизация Туркестана шла неуклонно и бурно.

Иностранные инструкторы спешно обучали новые батальоны и полки бухарцев. В оружейных мастерских ремонтировалось боевое оружие. Через границы Афганистана и Персии караван за караваном, транспорт за транспортом привозили эмиру оружие, боеприпасы, пушки. Кроме имевшихся у него регулярных войск, эмир лихорадочно вербовал басмачей. Их было уже свыше 6 тысяч, с пулеметами и орудиями. Около 3 тысяч насчитывала специально созданная эмиром афганская конная гвардия. Большие надежды эмир возлагал на третью попытку Антанты задушить Советскую республику. В эти дни на полях Белоруссии и Украины шла ожесточенная борьба с войсками панской Польши и возродившейся в Крыму из остатков деникинской армии южной контрреволюции под командованием барона Врангеля.

В середине июля 1920 года командующий фронтом Михаил Фрунзе снова едет в Туркмению, в Ашхабад. Он вновь проезжает по территории Бухары. Он многое видит, многое слышит. Он знает, что бухарский народ еще стонет в неволе, но его передовая часть под руководством Коммунистической партии Бухары уже ведет среди трудящихся интенсивную подготовку к восстанию.

Фрунзе понимал, что население Бухары в момент восстания будет просить помощи у Красной Армии.

Но окажется ли достаточной эта помощь? Соотношение сил было далеко не в пользу советских войск. Регулярная армия эмира насчитывала до 50 тысяч штыков и сабель, имела более полусотни современных артиллерийских орудий, не считая пулеметов и другой боевой техники.

Фрунзе же мог выделить для оказания помощи народу Бухары не больше 6–7 тысяч штыков, 3 тысяч сабель, 40 орудий, 13 броневиков и бронепоездов и. 11 самолетов.

Несмотря на такое соотношение сил, Революционный военный совет Туркестанского фронта решил поддержать назревающее восстание в Бухаре, если народ ее обратится за помощью.

Каждый день из Красноводска отправлялся на север, во исполнение особого наказа Ленина, поезд в двадцать-тридцать цистерн с челекенской и бакинской нефтью. И когда такой поезд, охраняемый красноармейцами, меняя паровоз на станции Каган, свистел почти под самыми окнами каганского эмирского дворца, бешенство охватывало Сеид-Алима.

Душен август в Бухаре. Даже привычные, почти черные от загара старожилы покоряются всеобщему оцепенению в знойные августовские полдни. Тишина и дремота окутывают город, стены его, башни и мечети невидимым покрывалом.

Казалось, солнце властвует здесь. Эмир в беседах с назирами частенько называл солнце самым надежным своим союзником:

— Солнце навевает сон… А спящие мне не страшны.

Эмир ошибался. Солнце не на всех нагоняло сои в Бухаре. Почти каждый день шли заседания подпольного бюро бухарской коммунистической организации.

16 августа в городе Чарджуе состоялся подпольный съезд Коммунистической партии Бухары, Съезд призвал народные массы Бухары к вооруженному восстанию и свержению власти эмира. Съезд обратился к советской власти Туркестана и ЦК Российской Коммунистической партии с просьбой о помощи.

Фрунзе перевел свой полевой штаб в Самарканд. Становилось все яснее, что столкновение назревает, что оно неотвратимо.

Эмир был снова предупрежден, что в Случае казни Тугаева и других революционеров он будет нести прямую ответственность.

23 августа на станции Самарканд два красноармейца явились к командующему с экстренным донесением. Их ввели в вагон. Они вручили Фрунзе пакет. Михаил Васильевич нахмурился, встал с места. Работники штаба насторожились.

— Тугаев и другие заключенные с ним товарищи казнены эмиром, — медленно, раздельно произнес Фрунзе. — В Чарджуе, в Катта-Кургане, в Карши восстание-

События развертывались быстро. В ночь па 25 августа Карши и Старый Чарджуй были заняты восставшими. Знамя эмира было сброшено в жаркую августовскую пыль и растоптано ногами дехкан. Красное знамя восстания взвилось над городками Базар-сакар, Керки, Хатырчи…

Беки, верные эмиру, — гузарский, китабский, шахризябский, зиаэдинский — двинули свою конницу к Самарканду, намереваясь обходным движением отрезать Самарканд от Ташкента и взять войска Фрунзе в кольцо.

28 августа 1920 года Фрунзе подписал приказ войскам Туркестанского фронта: «В ряде местностей Бухары вспыхнуло революционное движение. Настал час решительной схватки подавленных и порабощенных трудящихся масс Бухары с кровожадным правительством эмира и беков. Полки нарождающейся бухарской Красной Армии двинулись на помощь родному народу. Красные полки рабоче-крестьянской России обязаны стать подле них. Приказываю всей нашей вооруженной мощью прийти на помощь бухарскому народу в этот час решения…

Вперед, за интересы трудящихся Бухары и России!..»

Четыре колонны войск Красной Армии — Чарджуйская, Каганская, Катта-Курганская и Самаркандская — двинулись на помощь бухарскому народу, чтобы поддержать его в борьбе против тирании эмира.

10 тысяч войск Красной Армии против 50 тысяч войск Сеид-Алима — таково было соотношение сил в численном выражении, но совершенно иным было оно в смысле моральном: Красная Армия, как всегда, знала, за что она борется!

Укрепления Старой Бухары были внушительны. Весь город окружала массивная глиняная стена, высотой более десяти метров и толщиной до пяти метров. Даже артиллерийские снаряды среднего калибра могли только долбить эту стену, не причиняя ей большого ущерба. Головоломный переплет узких, как ущелья, переулков таился за этими древними стенами. Ворваться за городскую стену еще далеко не означало овладеть столицей эмира. В центре города высилась многобашенная цитадель «Арка» — эмирский оплот с высокими и толстыми кирпичными стенами.

С тридцатиметровой башни Манар-и-Калян — «Минарет смерти» — эмиру и его военным советникам как на ладони видна была вся широко раскинувшаяся столица и окружавший ее далеко во все стороны лабиринт дувалов, арыков, кривых узких тропок, дворов, садов…

Утром 29 августа 1920 года с крепостной стены города грянул первый пушечный залп. Батареями управлял сам военный министр эмира, тупчи-баши. А команду «огонь» эмир лично подал с наблюдательной башни, высившейся над крепостью.

Кусая мясистые губы и нервно вскидывая бинокль к глазам, эмир вглядывался в рвы, сады и мазары, окружавшие притихший, насторожившийся город.

Цепи штурмующих, сопровождаемые полевой артиллерией, продолжали грозно надвигаться. Случилось именно то, чего давно опасался эмир. Он оказывался осажденным в собственной своей столице.

Разведка сообщила эмиру о непрерывном и упорном движении красных бойцов, несмотря на энергичный обстрел с крепостных стен.

— Две колонны движутся к Каршинским и Каракульским воротам, ваше высочество… — докладывал тупчи-баши.

Наступление обеих ударных колонн со станции Каган началось в шесть часов утра.

— Как можно скорее постарайтесь запереть эмира в городе, чтобы отрезать ему путь в Зеравшанскую пойму, — особо указывал Фрунзе штабу штурмовой группы. — Там, вокруг Вабкента— и тугаи, и рощи, и сады, и кишлаки, там драться будет во всех отношениях невыгодно. Стену громите артиллерией.

Труден оказался путь ударных колонн. С каждой минутой становилось все жарче. Солнце поднималось к зениту. Нужно было как можно скорее преодолеть двадцать километров, отделявшие Каган от стен Бухары. А эти двадцать километров по трудности были равны добрым сорока.

Красноармейцы были сильно утомлены наступлением по изрезанной арыками, перегороженной дувалами, садами и кладбищами местности.

Только часа в два пополудни 1-й мусульманский полк вышел к западным, Каракульским воротам Бухары.

Готовясь к штурму, он залег за дувалами и арычными валиками, возле самой стены. Приблизительно в это же время появилась и вторая ударная группа возле восточных, Каршинских ворот.

За каждым укрытием эмир предусмотрительно расположил своих синемундирных стрелков.

Команда саперов под градом пуль принялась высекать в прокаленной солнцем вековой стене штурмовые ступени.

Красные бойцы-тагары с гортанным криком: «Яшасон Ленин! Яшасон советская власть!» [31] — смело лезли по вырубленным ступенькам. Сверху на них лился поток пуль. Летели ручные гранаты. Наемный гарнизон эмира упорно сопротивлялся.

К Старой Бухаре прибыли части 1-й армии и фронтового резерва.

31 августа Михаил Васильевич Фрунзе приказал открыть по толстой стене Бухары огонь из всех орудий, какими здесь располагали чаши войска.

— Стену не щадить, а людей берегите, — дал наказ Фрунзе. — Там наших сторонников больше, чем сторонников эмира.

Далеко за полночь длилась канонада, настойчивая, упорная с обеих сторон. К рассвету в толстой стене города образовалась брешь.

Под тревожную дробь барабанов эмирская жандармерия перед рассветом погнала народ заделывать бреши. По узким глубоким траншеям улиц бежали, натыкаясь друг на друга, люди, не понимая, в чем дело.

— Все к стенам, кто чтит эмира! — кричали сарбазы.

Но никто не хотел выполнять приказа. Беднота принималась сама расширять пробитые снарядами зияющие бреши.

С первыми солнечными лучами советские бойцы хлынули в узкие, темные улицы города через Кар- шинские ворота, взятые первыми. Оборонявшие наружную стену синемундирники толпами сдавались красноармейцам.

В шесть часов 5-й стрелковый полк захватил Мазар-Шерифские ворота.

К семнадцати часам уже была взята значительная часть города.

Но, кроме наружной стены, были еще и высокие стены цитадели. Эту внутреннюю крепость гоже предстояло взять.

Бок о бок с частями Красной Армии мужественно сражались против войск эмира и его союзников бухарские отряды Красной Армии, мусульманские полки татар, башкир, туркмен, таджиков и других народов.

Еще двенадцать часов продолжался бой с гарнизоном столицы. 2 сентября цитадель столицы Бухары «Арка» сдалась, открыла ворота. Тысячами вкладывали оружие эмирские солдаты, сдался и гупчи-баши и Усман-бек.

Бухарская операция Фрунзе была блестяще закончена.

Однако самою эмира схватить не удалось. В ночь на 1 сентября с несколькими сотнями всадников, наемных афганцев, своей лейб-гвардией, он бежал из столицы через Северные ворота. Английские офицеры, дипломатические советники и разного рода разведчики также бежали заблаговременно.

Посланные вдогонку отряды не успели перерезать эмиру дорогу. От Карши на Гузар, от Гузара на Ак-Тупал промчался эмир и свернул в большой кишлак Дюшамбе, что значит по-таджикски «понедельник» (ныне это столица Таджикистана — Сталинабад).

Мрачно молчал Сеид-Алим в зеленом шатре, разбитом для него посреди главной плошади кишлака. Молчали и охранявшие его афганцы.

Эмир Сеид-Алим чувствовал, что бухарский эмират прекратил свое существование навсегда.

А народ Бухары ликовал.

Вековой гнет был свергнут. Бухара стала свободной.

2 сентября Фрунзе телеграфировал Ленину: «Крепость Старая Бухара взята сегодня штурмом соединенными усилиями красных бухарских и наших частей. Пал последний оплот бухарского мракобесия и черносотенства. Над Регистаном победно развевается красное знамя».

Прибыв в цитадель, Михаил Васильевич Фрунзе поздравил трудящихся Бухары с освобождением от многовекового гнета.

Первый Всебухарский Народный Курултай, выражая волю всего двухмиллионного населения трудящихся Бухары, объявил о низложении эмира Сеид-Алима, ликвидации бухарского эмирата и торжественно провозгласил на всей территории бывшего эмирата Бухарскую Народную Республику.

Совет народных назиров (министров), избранных населением Бухары, принял управление страной в свои руки.

Представители Бухарского ревкома торжественно вручили Фрунзе именное оружие: шашку и кинжал. На клинке шашки выгравирована надпись: «Дана в знак благодарности от имени бухарского революционного народа товарищу командующему Туркестанским фронтом М. В. Фрунзе».

Укрепляя оборону Туркестана, выполняя все указания ЦК партии по восстановлению и укреплению новых советских областей Туркестана, энергично проводя национальную политику на территории Туркестана, Фрунзе с напряженным вниманием следил за ходом боевых действий на Западном и Юго-Западном фронтах. Он тщательно изучал происходящие там боевые операции советских войск против белополяков и Врангеля. Но он вряд ли предвидел, что ему самому скоро придется схватиться на полях Таврии и перешейках Крыма с «черным бароном» Врангелем, которому он уже дал отпор на Волге в прошедшем году.

10 сентября Фрунзе получил телеграмму Совета Труда и Обороны:

«Немедленно выезжайте Москву, назначаетесь командующим другой фронт».

«…Я назначен на другой фронт, — обращался Фрунзе в своем прощальном приказе к войскам Туркестанского фронта 10 сентября 1920 года. — Отъезжая из Туркестана, я обращаюсь ныне с прощальными словами ко всем моим старым боевым товарищам, ко всем красноармейцам, командирам, начальникам и комиссарам.

Товарищи! Уже три года бьется рабоче-крестьянская Русь, отстаивая свои права от насильников всего мира. До сих пор все чаяния наших врагов разбивались о великую стойкость рабочих и крестьян… Но безмерно велики вместе с тем и лишения, которые ныне выпадают на долю трудовой России.

Наша задача — задача рабоче-крестьянских красных полков — сократить эти страдания путем напряжения нашей революционной воли… Я рад отметить, что армии Туркестанского фронта до сих пор честно выполняют этот долг. Начав с разгрома колчаковских, дутовских и толстовских банд, они довершают ныне свою работу, очищая Туркестан от контрреволюционных полчищ местных самодержавных властителей. Уверен, что и впредь красные полки Туркестанского фронта, куда бы их ни поставила рука Революции, сумеют поддержать свою боевую революционную славу.

Мой прощальный привет вам, товарищи!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.