1. В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

1. В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

На высоком берегу Волги стоит красавец город, гордость русского севера — Ярославль. Здесь с великой водной магистралью страны пересекается величайшая железнодорожная магистраль мира Москва — Владивосток, отсюда же идут стальные пути на Балтийское море, на Литер и на Белое море — в Архангельск, к двум важным морским воротам России. Достаточно взглянуть на карту, чтобы сразу же оценить и политическое и стратегическое значение этого пункта.

Знойным было лето 1918 года. После изнурительной четырехлетней войны, завершившейся Брестским миром, наступило затишье. И отрадное для миллионов людей, сбросивших с себя пропахшие кровью и карболкой шинели, вернувшихся к своим семьям, к производительному труду, и в то же время тревожное, как бы чреватое новой грозой. Ошеломленные Октябрем враги революции понемногу приходили в себя, втихомолку собирали силы.

Как обычно, шли по Волге белокрылые, белоплечие пароходы от Астрахани до Рыбинска, и, проходя мимо древнего Ярославля, пассажиры их невольно любовались зеленоглавой каменной башней, как бы подпиравшей береговой бульвар. Не всем, конечно, было ведомо, что эта башня является крупным хранилищем оружия — Ярославским арсеналом, и охраняется поэтому постоянным военным караулом. Узенький мостик соединял верхний этаж башни с эспланадой бульвара.

Но спокойно шагает вперед и назад по предмостной сторожевой площадке башни часовой с маленькой красной ленточкой вместо снятой царской кокарды на выгоревшей от солнца солдатской фуражке. Советский, революционный часовой — красногвардеец, или, во всяком случае, доброволец еще совсем молодой, волонтерской Красной Армии. Он еще молод и сам, вероятно, не прочь погулять по тенистой аллее бульвара, где, несмотря на трудное время, все же прогуливается немало парочек.

Близится вечер. В голубую гладь реки просачиваются розоватые и оранжевые блики, они густеют, превращаются в синие и лиловые. Откуда-то глухо доносится Болгарская песня.

Вот и ночь спустилась на Ярославль. Тишина… Спит город, спит бульвар. Дремота подкрадывается к часовому арсенальной башни. Нет, никак нельзя дремать — солдат у республики еще немного, каждый должен за десятерых чувствовать ответственность! А тишина, она вещь ненадежная, и в тишине может таиться грозная опасность.

«Вот если бы подъемный был мостик…» — смутно мелькает у часового.

И как раз в этот момент по этому самому мостику к башне перебегает несколько темных фигур.

Часовой не успевает даже вскинуть винтовку,

Он заколот, сброшен вниз, на камни, с двадцатиметровой выси.

Заговорщики ворвались в арсенал. Выносят оттуда винтовки, пулеметы, патроны. Вооружась, группы мятежников тотчас растекаются по городу.

Ярославский мятеж начался.

…………………..

Это произошло в ночь на 6 июля 1918 года. Руководимые угрюмым чернобородым человеком, бывшим царским полковником Перхуровым, мятежники заняли телеграф, телефон, радиостанцию, ворвались в губ исполком, убили его председателя Нахимсома и многих других советских работников. В эфир полетели радиограммы:

«Говорит Ярославль… Власть Советов в северном Поволжье свергнута. Час настал, к оружию!»

Заговор задуман и разработан широко. Мятеж в Ярославле должен быть, по мысли его организаторов, как бы сигналом к восстанию контрреволюционных сил по всей стране. Не только в. крупнейших городах Поволжья созданы тайные боевые организации из бывших офицеров и юнкеров, но и в самой Москве — столице Республики — готовится захват Кремля.

В Москве в это время шел V Всероссийский съезд Советов. Допущенные к. участию в этом съезде так называемые «левые эсеры» — мастера и любители террористических актов — взяли на себя роль застрельщиков контрреволюции, разжигателей пожара гражданской войны.

Убит германский посол Мирбах. Произведен взрыв здания Московского комитета партии. Левые эсеры захватили огромное здание Покровских казарм и объявили его своим «штабом». Было постановлено убить Ленина и Дзержинского, обезглавить таким образом советскую власть и поднять знамя так называемой «Учредилки», незадачливой «ассамблеи», собиравшейся после Октября «учреждать» государственный строй России, но бесславно разогнанной кучкой большевиков-матросов.

Эсеры, имевшие в «Учредилке» большинство мест, никак не могли примириться с таким позорным провалом их политических притязаний. Мятеж в Ярославле, попытка бунта в Рыбинске и Муроме, путч в Москве!

Михаил Фрунзе был участником V съезда Советов. Уже утром шестого июля ему стало известно о том, что произошло в Ярославле.

Встретив в коридоре съезда своего ивановошуйского товарища — Игната Волкова — Фрунзе сказал ему:

— Порохом пахнет, друже… Будь готов к немедленному выезду в Иваново — знаешь небось, что это такое, когда соседний дом загорелся?

Волков попросил пояснений. Фрунзе сделал это, но предупредил:

— Обстановка такова, что каждое несдержанное, неосторожное слово может обойтись очень дорого… Поэтому старайся как можно крепче держать язык и преимущественно действовать!

К полудню того же дня стало известно об «ультиматуме», предъявленном засевшими в Покровских казармах эсерами «Кремлю»:

«Сложить полномочия и оружие, покинуть здания ЦК и Совнаркома, передать управление страной эсерам!»

Фрунзе включился в подавление мятежа. С группой таких же смельчаков, как и он сам, на подвернувшемся броневике он устремился в район Покровских казарм. Возле почтамта броневик разогнал огнем довольно крупный отряд мятежников и с ходу прорвался к Покровским воротам.

Здесь Фрунзе и еще трое бойцов «спешились» и, пользуясь отсутствием в то время на солдатской одежде каких бы то ни было знаков войсковой принадлежности, не только проникли в расположение путчистов, но и привели с собой четверых же пленных!

Подобравшись к самым Покровским казармам, где уже находился в качестве «заложника» Ф. Дзержинский, Фрунзе с тремя своими спутниками проник даже во двор казарм. А там хладнокровно завел разговор с одним из встреченных вооруженных людей:

— Как считаешь, выйдет что путное из этой затеи?

— Кто ж знает, может, и выйдет… — вяло отвечает «эсеровец».

— Ну, а если не выйдет, ведь невесело будет, браток!

«Браток» оглядывается не без беспокойства.

— А если выйдет, тогда что? — не прекращает свое мягкое прощупывание Фрунзе. — Помещиков и банкиров обратно зазывать? Пожалуйте, господа, опять во дворцы ваши? Неужели можно думать, что народ с этим согласится — променяет Ленина на Гучкова?

Гучков был лидер российских капиталистов, лично принимавший из рук царя Николая II документ об отречении от престола. В Москве в свое время он был очень популярен, но было совершенно ясно, что вся популярность его — «пыль и дым» по сравнению с популярностью Ленина.

Вот поговорил так по душам с одним, с другим из эсеров бесстрашный и невозмутимый, простенько одетый Михаил Фрунзе и повернул людей лицом к реальности! Больше того, даже за собой заставил пойти!

Ликвидация московского путча была проведена в короткий срок. Покинутые своими «рядовыми» (за четырьмя — восемь, за восемью — шестнадцать и т. д.), эсеровские главари были вынуждены искать спасения в бегстве.

Седьмого июля съезду Советов было доложено о нормализации положения в Москве. Но не так-то просто обстояло дело в Ярославле.

Захватив весь город, стоящий на отличных природных позициях, надволжских высотах, Перхуров и его подручные построили систему обороны по всем правилам военного искусства. Хотя их надежда на поддержку со стороны Рыбинска, Костромы и других волжских городов неумолимо таяла, они продолжали ждать подхода интервенционистских сил с севера, от Архангельска.

Михаил Фрунзе, срочно вернувшийся в Иваново, быстро сформировал ударный отряд из 1 500 бойцов и, поручив командование ими хорошо и давно известному старому большевику — военному Василию Куконкову, отправился вместе с этим отрядом к пылающему верхневолжскому городу.

Казалось, боевое задание, выпавшее на долю ивановского отряда, несколько легче, нежели те, какие стояли перед другими отрядами: московским, вологодским, костромским, шедшими вверх по реке. Уже со станции Лютово, что в 15 километрах от Ярославля, можно было начинать артобстрел внешних, подгородных позиций мятежников для прикрытия ничем не препятствуемого сухопутного штурма — тут не было никаких существенных оборонительных рубежей.

Однако как раз на этом, Ивановско-Нерехтском направлении, сам Перхуров сосредоточил наибольшие силы, правильно оценивая его как опаснейшее для себя. У белых оказалась здесь и артиллерия и немалое число пулеметов. Бои на этом участке были тяжелыми и продолжительными. Много красных бойцов сложило здесь головы в ходе многократно повторяемых атак. Погиб за два дня до полной ликвидации мятежа, 19 июля, и командир Ивановского ударного отряда Василий Григорьевич Куконков.

Наконец, после немалых усилий и жертв, после пятнадцати суток напряженной борьбы, 21 июля 1918 года опаснейший для молодой Советской республики мятеж в Ярославле, в ближайшем соседстве с Москвой, на пересечении важнейших коммуникаций, был ликвидирован.

Руководители его — известный эсеровский лидер Борис Савинков и полковник Перхуров — бежали. Расплачиваться пришлось их менее поворотливым помощникам и пособникам, а также десяткам тысяч мирного населения — горожанам, дома и имущество которых погибли в огне пожаров, охвативших город.

Народ проклинал белых главарей, ввергнувших Ярославль в такое бедствие.

Совет Народных Комиссаров назначил Михаила Васильевича Фрунзе военным комиссаром Ярославского военного округа в составе шести губерний: Ярославской, Костромской, Тверской, Вологодской, Иваново-Вознесенской и Владимирской.

Но если пожар был быстро и успешно потушен в непосредственной близости, к столице, то иначе складывалось дело па средней Волге, на Урале, на Дону, на Украине…

Сформированный из военнопленных мировой войны так называемый чехословацкий корпус, сагитированный тоже «учредиловцами»— эсерами, внезапно поднял мятеж на средней Волге, захватил хранившийся в Казани золотой запас царской России, сверг советскую власть в Самаре, Омске и Екатеринбурге, бросил вызов центральной советской власти в Москве. Руководители корпуса — Чечек и Гайда — были откровенными наймитами Антанты.

На нижней Волге белые контрреволюционные силы подошли к Царицыну, создали тяжелую угрозу нижневолжским и южноуральским районам — от Каспия до Сибири.

Донская контрреволюция старалась отрезать центр России от Кавказа и Закавказья.

Под покровительством немецких оккупантов провозгласила ложную «самостийность» (автономность) Украина, фактически проданная своим бутафорским гетманом Скоропадским германскому имперскому правительству «под колонизацию».

Высадились, наконец, силы интервентов, те, на которые уповал Перхуров, и на севере России, в Беломорье.

В августе была сделана попытка одним ударом обезглавить Советское государство. В Москве на заводе Михельсона (ныне завод имени Владимира Ильича) было произведено покушение на Ленина.

Эсерка Ф. Каплан несколько раз выстрелила в него из револьвера.

Железный организм Ленина справился с ранением. Вызов контрреволюции был принят. Созданный по предложению Ленина Совет Обороны провозгласил: «Революция в опасности! Беспощадный отпор врагам!»

Недолгое междубурье окончилось…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.