Глава пятая ОТЕЦ

Глава пятая

ОТЕЦ

О своем отце, Романе Петровиче, Беляев никому не рассказывал. По крайней мере, в воспоминаниях знакомых и близких писателя мы таких сведений не найдем.

Мало что добавляют и немногие анкетные данные, добытые нынешними краеведами — окончил ту же, что и сын, Смоленскую духовную семинарию, в 1878 году принял сан священника, за свои труды был награжден камилавкой (суконной, расширяющейся кверху священнической шапкой фиолетового цвета). Служил отец Роман в Одигитриевской церкви, возведенной после 1654 года, когда из города изгнали поляков. Необходимость в скорейшей ее постройке возникла оттого, что все смоленские церкви поляки превратили в костелы. И, пока не был сооружен Успенский собор, икона Смоленской Божией Матери (Одигитрии) находилась в новой церкви. В 1764 году на месте деревянного здания было возведено каменное в стиле барокко — по типу одноглавых храмов: восьмерик на четверике, с примыкающими с запада трапезной и колокольней. В начале XX века в церкви числилось более двухсот прихожан — 97 мужчин и 115 женщин, а церковный капитал составлял 500 рублей. Причт состоял из священника, псаломщика и дьякона. В храме пел лучший церковный хор города, составленный из выпускников училища для слепых.

Церковь дала имя двум улицам, на пересечении которых находилась, — Большой и Малой Одигитриевской.

В доме на Большой Одигитриевской и родился будущий писатель. А через три года — в 1887-м — семейство перебралось в новый дом — № 18, но все на той же Большой Одигитриевской улице. Впрочем, номера домов в Смоленске так до самой революции и не привились — почтовый адрес состоял из названия улицы и имени домовладельца (иногда даже бывшего — самому Беляеву довелось снимать квартиру на Пушкинской улице в «д. б. Ранфа»[47], то есть в доме, ранее принадлежавшем Ранфу).

До того как приняться за строительство дома, семейство приобрело обширный (894 квадратных метра) участок земли, который, как вспоминал некий А. Н. Троицкий, «…заключался весьма живописным садом, спускавшимся по крутому склону в вершину оврага, идущего далеко к собору и по пути образующего улицу Козловская гора».

И, согласно документам, земельный этот участок принадлежал не главе семьи, а его супруге. На ее имя были записаны и строения: одноэтажный дом площадью 99 квадратных метров и флигель о шести жилых и хозяйственных помещениях. Во флигеле, по воспоминаниям все того же А. Н. Троицкого, поселились дьякон и псаломщик[48]. Иными словами, весь причт Одигитриевского прихода проживал на одном подворье.

А 27 марта 1905 года священник Роман Петрович Беляев преставился[49]. И один из его друзей опубликовал о нем прочувствованные слова. Мы приведем этот некролог — и не только ввиду сообщаемых им биографических сведений, но и как образчик забытой ныне риторики[50].

«Памяти о. Романа Беляева

29 марта я участвовал в отпевании безвременно умершего настоятеля Смоленской Одигитриевской церкви о. Романа Петровича Беляева.

Отпевание совершил кафедральный о. Протоиерей с участием почти всего городского духовенства. Истово-торжественное совершение обряда, удивительное дивное чтение самого по себе содержательного погребального канона и сонм молящихся иереев — всё это несколько сглаживало печальную обстановку этого преждевременного события, умиротворяло скорбь об усопшем и располагало к молитве о нем. Но по временам все же отвлекаешься от молитвы, вспоминаешь жизнь покойного — жизнь, полную лишений, горя и обиды, и сам собой в памяти восстает завет Христа своему последователю: „…возьми крест твой и иди за Мной“ (Марк 8, 34). Покойный о. Роман, как истинно-верующий христианин, в своей жизни был верен этому завету. Вот от пожара дважды лишается он своего имущества, своего крова и — ни слова ропота. В течение двух лет умирают у него единственная горячо любимая дочь, девочка редкой нежной души, и взрослый сын и — та же безропотная покорность воле Божией. „Не всё радости и радости, — говорил покойный, — нужно и горе, чтобы не забыть Бога“. Но все эти лишения ничто в сравнении с теми неприятностями, с той нравственной обидой и обвинениями, часто граничащими с клеветой, какие приходилось о. Роману переносить по службе, как настоятелю своей церкви. И здесь не было жалобы, — разве только вынужденная. Верил покойный, что рано или поздно истина сама себя явит, и терпел. Только всё чаще и чаще в его взоре появлялась серьезная задумчивость, всё более и более стремился он к молитве и всё строже относился к своей службе. Да, тяжел был крест покойного, но легко и безропотно он нес его.

Только незадолго до своей смерти о. Роман стал беспокоиться и волноваться. Примиренный со всеми, за время своей непродолжительной болезни дважды принявший Св. Тайны и отсоборованный — он готов был умереть, но его тревожила и страшила мысль, что после себя он оставляет свою больную жену и еще обучающегося сына без крова и без всяких средств к жизни. Он тосковал и даже плакал. И тяжело было смотреть на эту сознательную скорбь умирающего любящего отца и нежного мужа. Благодаря своему доброму отзывчивому характеру, о. Роман за время своей жизни не мог сберечь для своей семьи на черный день. Умер пастырь-нестяжатель, и сироты сразу стали лицом к ужасной нужде, насколько она ужасна для бедного интеллигентного семейства. После покойного ничего не осталось, кроме обстановки в церковном доме да 50 рублей, внесенных им на эмеритуру.

Милость нашего Архипастыря, сделавшего распоряжение о выдаче из Попечительства денежной помощи на погребение, была принята сиротами с чувством глубокой благодарности и ободрила их надеждой на Бога. Нашли сироты утешение и в задушевном слове, произнесенном при погребении о. прот. Василием Белавенцевым.

„Псалмопевец говорит, — слышится убежденный бодрый голос проповедника, — не видал я праведника оставленным и потомков его просящими хлеба“. Легче делается на душе и верится, что и семьи безвременно умершего доброго пастыря-настоятеля не оставит Бог и добрые люди. Боже! пусть же будет не тщетна эта надежда…

Священник […]»

Какой образ рисует автор некролога? «От пожара дважды лишается он своего имущества, своего крова и — ни слова ропота»… «В течение двух лет умирают у него единственная горячо любимая дочь… и взрослый сын и — та же безропотная покорность воле Божией».

Да-да, именно так — перед нами новый Иов!

Но оказывается, что все эти беды и страдания «ничто в сравнении с теми неприятностями, с той нравственной обидой и обвинениями, часто граничащими с клеветой, какие приходилось о. Роману переносить по службе, как настоятелю своей церкви».

Что же может быть страшнее пожаров и смерти любимых детей?

Никаких подробностей на этот счет автор некролога не дает — видимо, его читателям они были известны…

Но «Смоленские епархиальные ведомости» никогда ни о чем подобном не писали.

Потребность вынести сор из храма ощутил иной орган — газета «Днепровский вестник».

На исходе 1903 года в рубрике «Местная хроника» появилось такое сообщение:

«Нами получено письмо следующего содержания:

По распоряжению градского благочинного назначены выборы старосты для Одигитриевской г. Смоленска церкви на 28-е января 1904-го года в 12 часов дня. Выборы эти уже были произведены 9-го ноября в 12 часов дня при значительном стечении прихожан… <…> Выбран был в старосты Н. С. Троицкий, прослуживший храму уже десять с половиной лет с июня 1893 года. <…> Несогласных на избрание Троицкого не оказалось, протестов не было. Благочинный считал выборы происшедшими правильно. По истечении же месяца с лишним, 13 декабря, вместо утверждения появляется распоряжение о новых выборах.

Почему? Зачем?!

На просьбу Троицкого сообщить ему копию указа по этому делу благочинный не только не сообщил копии, но не счел нужным и ответить. В следующих номерах мы сообщим сведения об обстоятельствах предшествовавших, которые прольют достаточно света на это дело»[51].

Редакция обещание сдержала — не прошло и недели, как газета начала печатать подробнейшую историю старостования г-на Троицкого. Рассказ растянулся на три номера, но все было ясно с самого начала: староста пострадал за правду — не дал нечистым на руку священнослужителям вершить за спиной прихожан свои злодейские дела. Ну а злодеи, понятное дело, принялись возводить на честнейшего старосту всяческую хулу и клеветы. А возненавидели они г. Троицкого за то, что тот стал вести книгу доходов и расходов. Собственно, вести такую книгу староста был обязан, но в газете это делопроизводство представлено как акт доблести. Потому что злодеи — и главный из них иерей Роман Беляев — так и норовили запустить руку в церковную кассу, а у них на пути стоял, как скала, неподкупный витязь-староста.

«Наступает июнь 1899 года, — время выборов.

<…>

Троицкий опять выбран. Опять подано прошение причта об удалении Троицкого… Удалили бы и кончено! Но этого уже недостаточно было Иерею Р. Беляеву. Хотелось удалить так, чтобы Троицкий уже никогда не мог опомниться»…

Автор повести о старосте Троицком проявляет непостижимую для журналиста осведомленность — в деталях и лицах излагает беседы, происходившие с глазу на глаз в течение десятилетия. А кроме того, подает как факты рассказы одной из сторон конфликта. Могло случиться, конечно, что противная сторона от разговора уклонилась, но тогда необходимо на это обстоятельство указать. Чтобы придать написанному хоть видимость объективности. Это азы журналистской профессии.

Нет, автор многословнейшей статьи — не журналист. Так кто же он? Первая статья из серии «К выборам старосты Одигитриевской церкви» анонимна. Зато вторая и третья — подписаны: Н. Т-iй[52]. Поэтому, вспомнив глубокие познания автора в делах и чувствах церковного старосты, мы можем псевдоним этот немедленно и безошибочно раскрыть: Н. Троицкiй.

Так что сам себя староста хвалит, сам себе и сочувствует.

И колет глаза своим противникам… Например, по поводу приобретения земельного участка — там якобы совершен был подлог: вместо слова «церковь» в купчую было внесено женское имя — лица, близкого одному из причта, то есть имеется в виду Наталья Федоровна Беляева. А затем участок этот был выгодно перепродан…

Затем последовали письма в редакцию. В поддержку священнослужителей не высказался никто, а вот на защиту старосты встали один прихожанин[53], один житель Санкт-Петербурга (бывший председатель приходского попечительства села Спас-Углы Духовщинского уезда Смоленской губернии, тоже обиженный церковным начальством)[54] и, самое главное, Л. А. Черевин — издатель «Днепровского вестника»:

«И, не стесняясь, скажу откровенно: если бы дело до того дошло, что предстояло бы выбирать либо священника Беляева, либо г-на Троицкого, то я, не обинуясь, высказался бы за последнего.

Священников-то хороших много, а найти другого такого усердного и добросовестного старосту, как г-н Троицкий, едва ли удастся по нынешним временам, когда большинство порядочных людей не интересуются церковными делами»[55].

Такое выступление, равно как и предоставление несообразно большой газетной площади словоизвержениям Троицкого, несомненно, указывает на личную заинтересованность издателя газеты в публикации компромата. И мишенью газеты наверняка был не настоятель Одигитриевской церкви, а более высокое церковное начальство, если не православная церковь вообще.

Но отцу Роману Беляеву от этого легче не становилось… Крошечный Смоленск, крошечный приход — никуда не деться от осуждающих глаз и шепота за спиной. И никакой возможности оправдаться — даже в суд с иском о защите доброго имени не обратиться… Церковные склоки не в компетенции гражданского суда.

И оттого автор некролога оплакивает пастыря-нестяжателя, ничего не скопившего, кроме отложенных на старость пятидесяти рублей… Некролог даже сгущает краски — не столь бедственно было положение вдовы и сына, чтобы надеяться лишь на милость и щедрость добрых людей. В собственности вдовы находились как минимум два дома, да и от продажи участка какие-то деньги, быть может, оставались…

А Н. С. Троицкий долго еще портил жизнь смоленским иерархам. Постоянно побеждал на выборах, а консистория результатов не утверждала — за малым числом избиравших…

И в 1911 году его наконец-то уволили. Причина та же, что и в 1905 году — неисполнение высочайше утвержденных инструкций, а говоря конкретно: отказ переводить церкви собранные прихожанами взносы[56]. Троицкий так и остался при убеждении, что сумеет распорядиться деньгами лучше любого благочинного…

От должности его уволили, а расстаться с Беляевым не получилось — через 90 лет краевед Алексей Гурзов отыскал в архиве воспоминания о доме, стоявшем на земельном участке, переходившем в овраг и улицу Козловская гора. Автор мемуаров — А. Н. Троицкий…

Отцы и дети. Непредсказуемый русский роман.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.