Глава VI Продолжение журнала Генриха Сансона

Глава VI

Продолжение журнала Генриха Сансона

Мрачное небо, под которым мы живем, кажется, начинает проясняться. 18 числа Робеспьер произнес речь, в которой действительно выказал много красноречия, быть может, потому, что был искренен. Вследствие этой речи те же представители, которые рукоплескали отречению Гобеля и представлениям, бывшим последствием его, объявили декретом, что французский народ признает существование Всевышнего и бессмертие души. Многие дозволяют себе шутки по этому предмету, но все те, которые страждут и смею думать, что и я в числе их, считают себя несколько утешенными. Провозгласить существование высшего существа — это равносильно обязательству вернуться к справедливости — закону Всевышнего дай, Господи, чтобы это осуществилось в самое непродолжительное время. Сегодня казнено восемь человек, обвиненных в заговорах.

23 флореаля. Моя вчерашняя молитва не была услышана, ибо мы предварены были самим Фукье запастись новыми помощниками. Говорят, что заключенные в темницах волнуются, что надо очистить тюрьмы, что там составляются заговоры для ниспровержения республики. Тут нет ничего удивительного, ибо по тому, что я вижу в Консьержери, легко угадать, что происходит в других местах заключения. Везде помещены агенты, вся обязанность которых состоит в том, чтобы заставлять заключенных разговаривать; они возбуждают их надеждой получить свободу; это довольно легко, ибо в настоящее время свобода и жизнь — это одно и то же. Затем, руководясь одной надеждой, одним словом шпион зарабатывает свои деньги, донося на несчастного и законное желание освободиться и избегнуть гильотины, обращается в обширный заговор. Я собрал шестнадцать человек. Что всего грустнее — это то, что все касающееся нас, учреждается таким образом, как будто должно существовать в том же виде на вечные времена. Половина нашего состава должна находиться всегда налицо до конца заседаний; приготовительный туалет женщин должен непременно производиться в посте привратников; прислужники должны сопровождать осужденных на казнь не по произволу чиновников, а по очереди, что вызвало весьма скандальные рассуждения. Сегодня казнены семь человек.

24 флореаля. Сегодня казнены: Можер, бенедиктинец; Гарде и Петон, почтальоны из Вильнева, уличенные антиреволюционных суждениях; Суан, драгунский квартирмейстер, виновный в заговоре против единства республики; Лангу, доктор; д’Аво, дворянин из Риома и жена его; Луге, муниципальный офицер в Сюиредане и Убелески из Диеппа.

25 флореаля. Сегодня мы казнили д’Арленкура, генерального фермера и отца того, который казнен 19 числа. Это старик семидесяти лет. Санкюлоты более раздражены против тех, которые обвиняются в подделке табака, чем если б им сказали, что они превращали в камень хлеб, питающий нас всех.

26 флореаля. Сегодня казнены: Шиавари, пехотный капитан; Тассен, законовед; Менье, депутат учредительного собрания; Фиссар, нотариус; Генри, писец Неварденского трибунала; Бласс, администратор Бичского округа, обвиненные в заговоре против верховной власти нации, и Бернар, продавец сукна, уличенный в недобросовестной поставке.

27 флореаля. Сегодня казнены семь человек.

28 флореаля. Дера, портной и Леруа, поставщик, обвиненные в растрате денег и злоупотреблении при поставках. Пегрилья, житель Аннеси, — уличенные в сношениях с неприятелем, в распространении антиреволюционных статей и растрате денег республики.

29 флореаля. Сегодня казнены сын Буррея Барбарон, бывшего президента, казненного первого числа этого месяца, с ним казнены десять лиц, осужденных революционным трибуналом и двое приговоренных уголовным судом.

1 прериаля. Сегодня казнены девятнадцать человек, из которых четырнадцать высланы в Париж представителем Бо из Лотского департамента.

2 прериаля. В этот день были казнены десять человек.

3 прериаля. Сегодня казнили Лефло, главного таможенного начальника в Трегье.

4 прериаля. Имена казненных в этот день: Анатоль Дофли, военный комиссар; Александр Прованшер, чиновник комиссариата; Жан Франсуа Лемаркан, подрядчик; Жорж Жозеф Фортен, комиссариатский чиновник — обвиненные в вероломных действиях и в неисправных поставках.

5 прериаля. В жертву деспотизма комитетов совершено много убийств; они осуществили эту тиранию, о которой мечтал Марат; удивительно ли после этого, если повторяют беспрестанно, что притеснители находятся вне закона человеколюбия, удивительно ли, что пример Шарлотты Корде нашел подражателей, а убеждение в справедливости расправы кинжалом многих последователей. Ночью третьего дня один человек покушался убить Колло-д’Ербуа; вчера молодая девушка хотела убить кинжалом Робеспьера. Убийца Колло Оверниат по имени Ладмираль; он жил в одном доме с ним по улице Фавар № 42. Говорят, что Ладмираль имел намерение убить или Робеспьера, или Колло, пожалуй, даже обоих. Весь день он прохаживался около Конвента и вошел туда, намереваясь напасть на представителей в самом собрании, но в то время их там не было. Ему надоело слушать речь Барриера, он вышел, тщетно старался проникнуть к Дюплею и, вынужденный отказаться от мысли соединиться с ним, пошел домой и стал ждать Колло. Колло пришел в час пополуночи; Ладмираль, живший на пятом этаже, караулил его на лестнице; он видел, как служанка шла со свечой, чтобы посветить своему господину; быстро спустился через три этажа и в то время как представитель народа поднимался на свою площадку, он выстрелил в него из пистолета раз, потом другой; но оба раза промахнулся, и Колло остался невредим. Он бросился на убийцу; а тот спрятался на свой чердак. Колло, который действительно очень храбр, старался выломать дверь; но в это время на крики служанки и жильцов в доме явился патруль. Гражданин Жоффруа, слесарь, вынудил представителя отойти от дверей, и впустил туда сначала прибывший караул, потому что Ладмираль, вооружившись ружьем, грозил убить всех. И действительно, сам же гражданин Жоффруа, схвативший убийцу, был ранен, по словам одних, штыком, по мнению других, пулей из ружья.

6 прериаля. Теперь известно имя молодой девушки, хотевшей убить Робеспьера; ее зовут Сесилией Рено, ей двадцать лет, она дочь торговца бумагой на улице Лантерн. Комитет общественной безопасности расспрашивал ее. Конвент определил, чтобы всякий день составлялись бюллетени о состоянии здоровья гражданина Жоффруа, раненного Ладмиралем; так делалось прежде, когда короли или принцы находились при смерти. Кажется, однако, что рана вовсе не опасна. Возможность быть мучеником за отечество, которой подверглись Ранго и Робеспьер, приобрела им много завистников; теперь их комитетские товарищи видят кинжалы во всех косых взглядах. Вуллану хочется также разыгрывать роль жертвы; по его словам, какая-то женщина хотела умертвить его; она теперь в Консьержери и сегодня или завтра должна предстать перед трибуналом. Но судя по слухам, Вуллан старался видеть опасность там, где ее вовсе не было. Его убийца — несчастная женщина, которую смерть мужа или любовника лишила рассудка; она написала Вуллану письмо, в котором после нескольких упреков умоляла его соединить ее с любимым человеком. Кто хочет убить, тот; конечно, не станет угрожать; но как бы там ни было, ее желание скоро исполнится. Казнены в тот же день: Шарль-Бираг де Гильеден, дворянин и мушкетер; Жан-Жак Кювье, архитектор и член Ванвийского революционного комитета; Пьер Прюдом, торговец рыбой, и Франциска Ламбер, его жена, Камилла Пенрар, прачка, Маргарита Августина Демо, жена кожевника Геберта — обвиненные в заговоре, имевшем целью восстановить королевскую власть.

7 прериаля. Сегодня казнены: Шар-Мориц-Луи-Мильсан, редактор журнала «Креол-Патриот» и капитан Сен-Домингской милиции, обвиненный в заговоре против республики. Конвент издал декрет, запрещающий брать в плен англичан и ганноверцев; надо знать, будут ли солдаты слушать это приказание.

8 прериаля. Настроение якобинцев и Конвента, дышащее кровью и убийствами, должно было отозваться и в трибунале. Сегодня из двадцати шести обвиненных оправданы только двое, а остальных мы препроводили на гильотину.

9 прериаля. Страшные кинжалы гражданки Сесилии Рено оказались просто двумя небольшими закрывающимися ножиками — один с черепаховой, другой — с перламутровой ручкой, похожими на ножи, употребляемые для еды детьми, и могли поранить только руку вздумавшего употреблять их для убийства.

Но так как на вопросы Вадье Сесилия отвечала чрезвычайно гордо, что, идя к Робеспьеру, хотела только видеть, каковы бывают тираны; и очевидно, что она ожидала ареста, потому что перенесла свои пожитки из дома в кафе Рауси; — то весьма мудрено понять, почему она так плохо вооружилась, питая замысел, который так трудно было исполнить. Можно, кажется, предполагать, что ум ее расстроен; это самое справедливое объяснение ее поступка; но Робеспьер не уступит одному Колло славы мученика, умершего за отечество; он очень хорошо понимает всю выгоду, особенно если к этой славе прибавить возможность остаться в живых; и конечно, процесс Сесилии должен пойти своим порядком. Производятся большие аресты. Ривьер говорил мне, что сообщников находят даже в темницах.

В течение двух дней в Консьержери помещено более сорока узников. Сегодня были казнены четырнадцать человек, все бедные люди или жители деревень.

11 прериаля. Трибунал не заседает в десятый день декады; прежде случалось иногда бывать на площади Революции в утро этого Дня; теперь же вышло постановление не делать этого впредь. Хотя законом определено, что обвиненные революционным трибуналом должны быть казнены в 24 часа, но те, над которыми приговор будет произнесен вечером девятого дня, должны прожить до первого дня декады.

12 прериаля. Сегодня тринадцать осужденных.

13 прериаля. Сегодня столько же, как и вчера.

14 прериаля. Агенты комитета, которых мы прежде называли просто шпионами, присоединяются к толпе, сопровождающей нас на площадь Революции. Они составляют всякий день рапорт о том, что происходило вокруг эшафота. Если они отдают верный отчет во всем виденном и слышанном, то те, кто их посылает, остаются, я думаю, не совсем довольны. Народ все с большим отвращением смотрит на эту бойню.

16 прериаля. С некоторого времени характер Консьержери совершенно переменился. Вначале учреждения революционного трибунала эта тюрьма имела вид лагеря накануне битвы; лица у узников были оживлены, они прохаживались гордо и спокойно, весело разговаривая между собой, некоторые смеялись, пели и пили; большинство, казалось, пренебрегало смертью, парящей над их головами и от которой они были отделены только помостками эшафота. Когда, возвратясь с места казни, я рассказывал тюремному помощнику обо всем происходившем, а он спешил сообщить им мои слова, я слышал, как они аплодировали всем мужественно расставшимся с жизнью с неменьшим энтузиазмом, как им аплодировали и на площади; и я видел, как некоторые из них, подняв стаканы, пили в честь освобожденных товарищей. Но после казни Дантона Консьержери утратила этот характер, она стала, как была и прежде, самой мрачной из темниц. Заключенные грустны, угрюмы, ходят молча, стараются избегать друг друга из недоверия и еще из той потребности углубиться в самого себя, которую чувствует человек при последнем часе жизни. Вместо веселых криков наступило молчание, прерываемое лишь шумом шагов тюремщика или часовых; они не стараются узнавать ни о чем, совершающемся вне тюрьмы; кажется, они не смеют даже желать контрреволюции, которая одна может спасти их. С тех пор как они потеряли лихорадочную бодрость, поддерживавшую их, между ними появилась болезнь, от которой многие умирают.

17 прериаля. Гражданин Робеспьер вторично и единогласно избран президентом Конвента. Несмотря на такое единодушие, комитеты, по-видимому, разъединены так же, как были перед смертью Дантона. Билло-Варенн, Колло. Вадье, Алар, Вуллан негодуют на господство, которое присвоил себе Робеспьер в Конвенте, и внутренне обвиняют его, что он действительно оказывается таким, как представлял его Цецил Рено. Баррер, колеблющийся между двумя партиями, готовый стать на сторону сильнейшего, в рапорте своем о покушениях английского правительства несколько подтвердил эти слухи, выразившись, что иностранцы говорят о нас и о наших солдатах не иначе, как: солдаты Робеспьера, правительство Робеспьера. Этот негодует на то, что он называет клеветой и объявил о том некоторым из своих приближенных. Те, которым есть охота надеяться даже тогда, когда нет никаких надежд, утверждают, что он воспользуется этой враждебной демонстрацией, что разорвать связь с террористами и принять роль, которую не хотел предоставить Дантону; они говорят, что в речи, с которой как президент Конвента, он обратится к народу в праздник Всевышнему Существу, он, наконец, произнесет слово: «милосердие». Такое слово в его устах было бы приговором. В настоящее время все исходит от него и все склоняется к нему: семьдесят три депутата, заключенные за 31 Мая, находятся в живых лишь по его милости; умеренность его относительно их дает ему сильное большинство в Конвенте. Через посредство своих агентов, размещенных им повсюду, он господствует везде в Коммуне, в революционном трибунале, у якобинцев; при содействии Генрио и Лебо, начальника Марсовой школы, учрежденной 11 числа этого месяца, все войска находятся в его руках; поэтому не подлежит сомнению, что он может предписать свою волю не только комитетам, но и самой Франции. Захочет ли он это сделать?

18 прериаля. Дни следуют один за другим, но разнятся между собою. Сегодня еще двадцать один осужденный. Есть люди, которые полагают, что можно сродниться кровью; но это невозможно, когда то кровь — кровь наших близких. Я говорю не о себе, а о моих помощниках, за которыми я наблюдаю с тех пор, как нас заставляют казнить целые повозки мужчин и женщин; двое состоят при мне уже двенадцать лет, четверо были прежде мясниками, двое, по крайней мере, не стоили и веревки, на которой бы следовало их повесить, и из всех них нет ни одного, лицо которого оставалось бы бесстрастным по окончании каждой казни. Публика всего этого не видит: я же замечаю, что сердце их трепещет, а нередко дрожат и ноги. Когда все кончено и на эшафоте видят они только трупы казненных, они смотрят друг на друга с удивлением и как бы с беспокойством. Они, конечно, не отдают себе отчета в том, что чувствуют, но самые разговорчивые немеют; лишь выпив свою порцию водки, они снова приходят в себя. Если такое впечатление производится на нас, то каковы должны быть чувства народа. В числе казненных сегодня находился Лавалетт, бывший виконт и гвардейский офицер, о котором рассказывают страшную историю. Он содержался в Бурбе вместе с женой. Однажды, когда он играл на дворе в мячик, один из сторожей подходит к его жене Лавалетте и просит ее позвать своего мужа. «Для чего?» — спрашивает она, и этот низкий глупец отвечает ей: «Чтобы предстать на суд и оттуда идти на казнь». — Удар был так ужасен, что бедная женщина помешалась.