Глава XVII. Как смотрели на революцию в Александровском дворце. Возвращение Государя в Царское Село

Глава XVII. Как смотрели на революцию в Александровском дворце. Возвращение Государя в Царское Село

Пока драматические события, описанные мною выше, развертывались во Пскове и Могилеве, Государыня с детьми, оставшись в Александровском дворце, переживала часы невыразимой тревоги.

Как мы это видели, Государь лишь после долгих сомнений, уже сильно встревоженный, решился покинуть Царское Село 8 марта, чтобы поехать в ставку.

Его отъезд особенно удручил Государыню, так как к опасениям, которые вызывало политическое положение, присоединялись еще опасения, которые внушало ей здоровье Алексея Николаевича. Цесаревич уже несколько дней лежал в постели: у него была корь, и положение его ухудшилось вследствие различных осложнений. К довершению несчастья, три великих княжны заболели в свою очередь, и одна Мария Николаевна могла помогать своей матери.

10 марта мы узнали, что в Петрограде вспыхнули беспорядки и что между полицией и манифестантами уже были кровавые столкновения.

Произошло это вследствие того, что за последние дни недостаток продовольствия вызвал сильное недовольство в кварталах, где жило простонародье. Собрались толпы, которые направились по улицам города, требуя хлеба.

Я понял, что Ее Величество была очень озабочена, так как, отступая от своей привычки, она заговорила со мною о политических событиях и сказала, что Протопопов обвиняет социалистов в желании, путем деятельной пропаганды среди железнодорожников, помешать подвозу продовольствия в город, чтобы возбудить народ к революции.

11 марта положение внезапно стало крайне критическим. Самые тревожные известия приходили к нам одно за другим. Волнение захватывало центр города, и войска, которые уже накануне были привлечены для поддержания порядка, оказывали лишь слабое сопротивление.

Я узнал также, что был опубликован указ Государя о перерыве сессии Думы, но что, ввиду серьезности переживаемых событий, Дума решила не подчиняться ему и приступила к организации исполнительного комитета, поручив ему восстановление порядка.

На следующий день вооруженная борьба возобновилась с еще большим ожесточением, и мятежникам удалось захватить арсенал. К вечеру мне телефонировали из Петрограда, что запасные части многих гвардейских полков, как то Павловского, Преображенского и др., присоединились к восставшим. Эта новость как громом поразила Императрицу. Уже накануне она была в сильном беспокойстве и отдавала себе отчет в неотвратимости опасности.

В течение этих двух дней она по очереди проводила время в комнатах Великих Княжон и Алексея Николаевича, состояние здоровья которого еще ухудшилось. Она старалась скрыть от больных терзавшую ее смертельную тревогу.

13 марта, в 9 1/2 часов утра, когда я входил к Цесаревичу, Императрица сделала мне знак следовать за нею в соседнюю залу. Она мне объявила, что столица фактически в руках революционеров и что Дума образовала Временное правительство, во главе которого стоит Родзянко.

— Дума оказалась на высоте положения, — сказала она, — мне кажется, что она поняла наконец опасность, грозящую стране, но я боюсь, как бы это не было слишком поздно: образовался комитет из революционеров-социалистов, который не хочет признавать власти Временного правительства. Я только что получила от Государя телеграмму, в которой он извещает о своем прибытии к 6 часам утра. Но он желает, чтобы мы покинули Царское Село и переехали в Гатчину[63] или чтобы мы выехали к нему навстречу. Прикажите все приготовить на случай отъезда Алексея.

Приказания отданы. Ее Величество находится в тревожной нерешительности. Она дала знать Родзянко о тяжелом состоянии Цесаревича и Великих Княжон. Родзянко ответил: «Когда дом горит, из него прежде всего выводят больных».

В 4 часа доктор Деревенко возвращается из госпиталя и объявляет нам, что весь петроградский железнодорожный узел уже занят революционерами, что мы не можем выехать и что очень маловероятно, чтобы Государь мог сюда доехать.

Вечером, около 9 часов, ко мне входит баронесса Буксгевден. Она только что узнала, что царскосельский гарнизон взбунтовался, и на улицах стреляют. Надо предупредить Императрицу, которая находится у Великих Княжон. Как раз в эту минуту она выходит в коридор, и баронесса ставит ее в известность о том, что происходит. Мы подходим к окнам и видим, как генерал Рессин с двумя ротами сводного полка занимает позицию перед дворцом. Я замечаю также матросов гвардейского экипажа и конвойцев. Ограда парка занята усиленными караулами, которые находятся в полной боевой готовности.

В эту минуту мы узнали по телефону, что мятежники продвигаются в нашем направлении и что они только что убили часового в 500 шагах от дворца. Ружейные выстрелы все приближались, столкновение казалось неизбежным. Императрица была вне себя от ужаса при мысли, что кровь прольется на ее глазах, и вышла с Марией Николаевной к солдатам, чтобы побудить их сохранять спокойствие. Она умоляла, чтобы вступили в переговоры с мятежниками. Наступает решающая минута. Тревога сжимает все сердца. Неосторожность может вызвать рукопашную схватку и резню. С обеих сторон выступают офицеры, и начинаются переговоры. Слова их бывших начальников и решимость тех, которые остались верны долгу, действуют на мятежников.

Возбуждение понемногу падает, и наконец решают установить нейтральную зону между обеими сторонами.

Так прошла ночь. Утром официальный приказ Временного правительства положил предел этому мучительному положению.

После полудня Ее Величество вызвала Великого Князя Павла Александровича и спросила его, не знает ли он, где Государь. Великий Князь был в полном неведении. На вопросы Государыни о положении он отвечал, что на его взгляд только немедленное дарование конституции может еще предотвратить опасность. Государыня присоединилась к этому мнению, но она была бессильна, ибо с предыдущего дня не могла больше сноситься с Государем.

Весь день 15 марта прошел в подавленном ожидании событий. Ночью, в 3 1/2 часа, доктор Боткин был вызван к телефону одним из членов Временного правительства, который справлялся о здоровье Алексея Николаевича. Как мы узнали впоследствии, по городу распространился слух о его смерти.

Пытка Государыни продолжалась и на следующий день. Она уже третьи сутки была без известий о Государе, и ее мучительная тревога возрастала от вынужденного бездействия.[64]

К концу дня во дворце получили известие об отречении Государя. Государыня отказывалась ему верить, считая это ложным слухом. Однако немного позднее Великий Князь Павел Александрович подтвердил это известие. Она все еще отказывалась верить ему, и только когда Великий Князь сообщил ей подробности, Ее Величество сдалась наконец перед очевидностью. Государь отрекся от престола накануне вечером, во Пскове, в пользу своего брата Великого Князя Михаила Александровича.

Отчаянье Государыни превзошло все, что можно себе представить. Но ее стойкое мужество не покинуло ее. Я увидел ее вечером у Алексея Николаевича. На ней лица не было, но она принудила себя почти сверхчеловеческим усилием воли прийти по обыкновению к детям, чтобы ничем не обеспокоить больных, которые ничего не знали о том, что случилось с отъезда Государя в ставку.

Поздно ночью мы узнали, что Великий Князь Михаил Александрович отказался вступить на престол и что судьба России будет решена Учредительным собранием.

На следующий день я вновь застал Государыню у Алексея Николаевича. Она была спокойна, но очень бледна. Она ужасно похудела и постарела за эти несколько дней.

Днем Ее Величество получила телеграмму от Государя, в которой он старался успокоить ее и сообщал, что ждет в Могилеве предстоящего приезда вдовствующей Императрицы.

Прошло три дня. 21 марта, в 10 1/2 часов утра, Ее Величество вызвала меня и сказала, что генерал Корнилов от имени Временного правительства только что объявил ей, что Государь и она арестованы и что все те, кто не желает подвергаться тюремному режиму, должны покинуть дворец до четырех часов. Я ответил, что решил остаться.

— Государь возвращается завтра, надо предупредить Алексея, надо все ему сказать… Не сделаете ли вы это? Я пойду поговорить с дочерьми.

Было заметно, как она страдает при мысли о том, как ей придется взволновать больных Великих Княжон, объявляя им об отречении их отца, тем более, что это волнение могло ухудшить состояние их здоровья.

Я пошел к Алексею Николаевичу и сказал ему, что Государь возвращается завтра из Могилева и больше туда не вернется.

— Почему?

— Потому что ваш отец не хочет быть больше верховным главнокомандующим!

Это известие сильно его огорчило, так как он очень любил ездить в ставку. Через несколько времени я добавил:

— Знаете, Алексей Николаевич, ваш отец не хочет быть больше Императором.

Он удивленно посмотрел на меня, стараясь прочесть на моем лице, что произошло.

— Зачем? Почему?

— Потому что он очень устал и перенес много тяжелого за последнее время.

— Ах, да! Мама мне сказала, что, когда он хотел ехать сюда, его поезд задержали. Но папа потом опять будет Императором?

Я объяснил ему тогда, что Государь отрекся от престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича, который в свою очередь уклонился.

— Но тогда кто же будет Императором?

— Я не знаю, пока никто!..

Ни слова о себе, ни намека на свои права Наследника. Он сильно покраснел и был взволнован.

После нескольких минут молчания он сказал:

— Если нет больше Царя, кто же будет править Россией?

Я объяснил ему, что образовалось Временное правительство, которое будет заниматься Государственными делами до созыва Учредительного собрания, и что тогда, быть может, его дядя Михаил взойдет на престол.

Я еще раз был поражен скромностью этого ребенка.

В 4 часа двери дворца запираются. Мы в заключении! Сводно-гвардейский полк заменен одним из полков царскосельского гарнизона, и солдаты стоят на часах уже не для того, чтобы нас охранять, а с тем, чтобы нас караулить.

22 марта, в 11 часов утра, приехал наконец Государь в сопровождении гофмаршала князя Долгорукова. Он немедленно поднялся к детям, где его ожидала Государыня.

После завтрака он зашел к Алексею Николаевичу, где я находился в эту минуту, и разговаривал со мною с обычной простотой и благожелательностью. Но при виде его побледневшего и похудевшего лица было ясно, что он также много перестрадал за время своего отсутствия.

Возвращение Государя, несмотря на обстоятельства, было большим счастьем для его семьи. Государыня и Мария Николаевна, и больные дети, когда их осведомили о положении, испытали на его счет столько страха и тревоги! Для них было большим утешением чувствовать себя вместе во время такого сурового испытания. Им казалось, что это облегчало их скорбь и что громадная любовь, которую они испытывали друг к другу, давала им достаточно сил, чтобы перенести все страдания.

Несмотря на обычное его самообладание, Государю не удавалось скрыть глубокого потрясения, которое он пережил, но он быстро оправлялся, окруженный лаской своей семьи. Он посвящал ей большую часть своего дня; остальное время он читал или гулял с князем Долгоруковым. Вначале ему был запрещен вход в парк и предоставлено лишь пользование примыкавшим ко дворцу маленьким садом, еще покрытым снегом и окруженным часовыми. Но Государь принимал все эти строгости с изумительным спокойствием и величием духа. Ни разу ни слова упрека не слетело с его уст. Дело в том, что одно чувство, более сильное даже, чем семейные связи, преобладало в нем — это была его любовь к родине. Чувствовалось, что он готов все простить тем, кто подвергал его унижениям, лишь бы они оказались способными спасти Россию.

Государыня проводила почти все свое время на кушетке в комнате Великих Княжон или у Алексея Николаевича. Волнения и жгучая тревога физически истощили ее, но с возвращением Государя она почувствовала нравственное успокоение; она жила очень сильной внутренней жизнью и мало разговаривала, уступая наконец той повелительной потребности в отдыхе, которая так давно ощущалась ею. Она была счастлива, что не приходится больше бороться, и что она может всецело посвятить себя тем, кого любила такою великой любовью. Одна Мария Николаевна продолжала еще ее беспокоить. Она заболела гораздо позднее сестер, и ее болезнь осложнилась злокачественным воспалением легких; организм ее, хотя и очень крепкий, с трудом боролся с болезнью. Она к тому же была жертвой своего самоотвержения. Эта 17-тилетняя девушка без счета расходовала свои силы в дни революции. Она была самой твердой опорой матери. В ночь на 13-ое марта она неосторожно вышла на воздух вместе с Государыней, чтобы говорить с солдатами, подвергаясь холоду в то время, как уже чувствовала первые приступы заболевания. По счастью, остальные дети чувствовали себя лучше и находились на пути к полному выздоровлению.

Наше царскосельское заключение, казалось, не должно было долго длиться: был поднят вопрос о предстоящей отправке нас в Англию. Но дни проходили, и отъезд наш постоянно откладывался. Дело в том, что Временное правительство было вынуждено считаться с крайними элементами, и чувствовалось, что власть мало-помалу ускользает из его рук. Мы были, однако, всего в нескольких часах езды по железной дороге от финляндской границы, и необходимость проезда через Петроград была единственным серьезным препятствием. Таким образом, казалось, что, действуя решительно и с соблюдением полной тайны, было бы не так трудно перевезти Царскую Семью в один из портов Финляндии, а оттуда за границу. Но все боялись ответственности, и никто не решался себя скомпрометировать. Злой рок тяготел над ними!

?????Около 15 ноября мы узнали, что Временное правительство свергнуто и что большевики захватили власть в свои руки. Но это происшествие не отозвалось немедленно на нашей жизни, и, как мы это увидим, большевики лишь несколько месяцев спустя надумали заняться нами.?????