Добродетельный соблазнитель

Добродетельный соблазнитель

Первой женой Евгения Шварца была миниатюрная красавица-армянка Гаянэ Халайджиева, актриса того самого ростовского театра, в котором играл и Шварц. Согласия он добивался почти год. И добился самым экстравагантным способом. Поздним ноябрьским вечером они шли по берегу Дона, и Шварц в который уже раз твердил Гаянэ, что готов ради нее решительно на все.

— Ну уж и на все? — зябко поежилась красавица, глядя на черную ледяную воду. — А вот если я скажу тебе прыгнуть в Дон — прыгнешь?

Ответом ей был гулкий всплеск. В пальто, шляпе и калошах Шварц сиганул через парапет и непременно бы утонул, не подними Халайджиева визг и не докричись до подмоги.

Понятно, что ей только и оставалось, что согласиться. Тем более что еще одно условие свадьбы было совсем уж пустяковым. Очень традиционная семья Гаянэ потребовала, чтобы будущий родственник непременно вошел в лоно армянской, грегорианской церкви. Шварц, к религии абсолютно равнодушный, пожал плечами и вошел. После чего в паспорте его довольно долгое время чин по чину значилось: "Шварц Евгений Львович, армянин". (Каков оксюморонище!)

На самом-то деле ничего экстравагантного для Шварца в том прыжке не было. Он просто говорил правду, сказав, что готов ради любви на все. Потом ему пришлось еще раз эту свою готовность доказывать, уже в Петрограде. И не прыжком в Неву, а куда более тяжелым шагом.

У них уже подрастала дочка Наташа, Шварц перестал уже разгружать уголь, потому что начал писать и печататься, а Гаянэ приняли в труппу БДТ, и вся их питерская жизнь налаживалась на глазах, из веселой и голодной становясь счастливой и сытой. И пора бы: Евгению Львовичу минуло 30, не мальчик. Ну надо же было Каверину на каком-то очередном литературном сборище познакомить Шварца со своим братом Александром и его женой Екатериной! Тяжелые золотые косы вокруг гордой головы, холодные глаза, почти небрежное "очень приятно". Ах вот так, да? Ничего, через пять минут захохочет как миленькая. Через пять минут она хохотала, через несколько месяцев всем стало не до смеха.

Знакомая вспоминает, как встретила в ту пору Шварца в трамвае. Он сидел, прижимая к груди огромную охапку полевых цветов, и смотрел в окно. Знакомая оказалась еще и соседкой, окликнула на нужной остановке: "Евгений Львович, нам ведь выходить!" Шварц было вскочил, рассыпая цветы, и тут в глазах его появилось выражение отчаянной, какой-то собачьей совершенно тоски. Он растерянно повертел головой и опустился на сиденье: "Да-да, спасибо. Но я… Мне сейчас дальше…"

Для Евгения Шварца не было ничего мучительнее, чем мысль о том, что он может заставить страдать кого-то из близких. Одна только мысль, допущение. Но у брата Каверина Александра не стало жены Екатерины. А у семьи Шварца не стало отца и мужа. Евгений Львович и Екатерина Ивановна остались вместе уже навсегда, на тридцать лет, до последних дней Шварца. Они любили друг друга и были счастливы, и нечего тут добавить.

А что до всего остального, то женщины, и правда, обожали Шварца. Никто не умел, как он, говорить комплименты и поднимать настроение. Сочинять дурашливые серенады и радовать неожиданными подарками как раз тогда, когда о каком-нибудь подарке только и мечтаешь, даже еще не отдавая себе в том отчета. И, уже уверенно и сладко предвкушая следующий, главный и решительный шаг со стороны очаровательнейшего Шварца, далеко не сразу понимали очень многие женщины, что не дождутся его никогда. Евгению Львовичу просто не нужен был этот шаг. Сумел он порадовать людей и сделать им хорошо? Ну вот и славно, чего ж еще? Что-что вы говорите? Помилуйте, да как можно, ведь он женатый и глубоко порядочный человек!