Возвращение в Ставрополь
Возвращение в Ставрополь
В. Казначеев:
— После окончания МГУ Горбачёву предложили поступить в аспирантуру, но будущий генсек вместе с супругой решили отправиться на Ставрополье: лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе; к тому же диплом Московского университета на периферии давал большие преимущества, чем в Москве, где у молодой четы не было ни связей, ни широких перспектив. По юридической линии Горбачёв идти не хотел, ещё будучи студентом-практикантом он хлебнул настоящей работы, и, так как панически боялся сверхусилий, решил свою энергию направить в комсомольское русло.
В. Болдин:
— Вкусивший прелести столичной жизни, Горбачёв беспокоился по поводу неопределённости в своей судьбе. Молодого юриста это волновало теперь вдвойне. В сентябре 1953 года он женился на Раисе Титаренко, студентке философского факультета МГУ, и думать надо было о работе и для неё. Поскольку достойного места в краевой прокуратуре никто не заготовил, вполне возможно, что его ждало захолустье. А это не входило в планы молодого специалиста, вполне обоснованно гордящегося своим московским дипломом. Горбачёв давно понял, в какие двери надо стучаться, чтобы не ждать милости от судьбы. Нравы в ту пору в партийных органах были не те, что в середине 70-х годов, и Михаила не только сразу приняли и выслушали в крайкоме, но и помогли ему сменить профиль работы. А хотел он потрудиться на общественном поприще в качестве комсомольского функционера, где, как считал, имел большой столичный опыт. И верно, московский опыт у ставропольских комсомольцев был в дефиците.
Судьба ещё раз улыбнулась Горбачёву, и его сразу утвердили заместителем заведующего отделом пропаганды крайкома ВЛКСМ. Это была должность, которая даже для выпускника московского вуза считалась весьма солидной.
Горбачёв с головой окунулся в круговерть комсомольской жизни. Та пора оставила в его душе много добрых воспоминаний. Нередко вечерами уже в должности генсека он вспоминал эти годы, рассказывал, как мотался по станицам, проводил собрания, организовывал диспуты и ответы на вопросы. Время тогда было необыкновенным. Начиналась оттепель. Повсюду царил оптимизм. Страна расправляла плечи, быстро развивалась промышленность, улучшалась жизнь на селе, возводились новые города, создавались научные центры. В небо взмывали ракеты, советские люди осваивали космос, время рождало таланты. Физики и лирики, лишённые возможности трудиться в «комках», спорили о величии мироздания, о значимости духовного и материального.
Свежие ветры перемен докатились и до степей Ставрополья. И в этой круговерти Горбачёв был на своём месте как организатор, пропагандист, трибун-трубач. Само время двигало его по кабинетам и коридорам ставропольской власти, пока весной 1970 года он не оказался на вершине той пирамиды, с которой хорошо просматривался Московский Кремль.
Р.М. Горбачёва:
— Ставрополь… Михаил Сергеевич приехал сюда из Москвы в год окончания университета, несколько раньше меня. Приехал с дипломом юриста в распоряжение краевой прокуратуры. Однако проработал там всего десять дней. Писал мне: «Нет, всё-таки не по мне служба в прокуратуре… Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле». В другом письме: «С учётом моего комсомольского опыта в школе и в университете меня приглашают на работу в крайкомол. Ты знаешь моё отношение к комсомольской работе». И дальше: «Был длинный, неприятный разговор с прокурором края». В новом письме: «Со мной ещё раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола». Следующая фраза: «Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды».
Кстати, прокурором края тогда работал В.Н. Петухов. Тот самый, с которым у Михаила Сергеевича был «длинный, неприятный разговор». Петухов — человек незаурядный. Почти пятьдесят лет посвятил прокурорско-следственной работе. Написал немало интересных очерков, связанных с этой работой. Две свои книги, изданные в 1970 году и 81-м, передал с дарственными надписями Михаилу Сергеевичу. И написал письмо: «Сегодня я с огромным удовлетворением думаю о том, что поступил тогда правильно, не встав на Вашем жизненном пути».
В. Максимов, писатель-диссидент, работавший в Ставрополе молодым журналистом:
— Этот город сводился тогда к единственной асфальтированной улице, без канализационной системы и весь покрытый пылью.
М. Горбачёв тоже подробно описал своё возвращение в родные пенаты. С 5 августа 1955 года началась его стажировка в краевой прокуратуре. По вечерам бродил по городу в поисках жилья. Прошёл день, второй, заходил в десятки домов, но каждый раз неудача. Наконец коллеги по работе посоветовали: обратись к маклерам. Прокуратура и милиция вели с ними отчаянную борьбу и многих держали на учёте. Дали адрес опытного маклера, женщины, — улица Ипатова, 26 (такие «важные» сведения врезаются в память). Пришёл, и она сразу поняла, что явился не для «борьбы», а за помощью. Взяла с него 50 рублей и дала адреса трёх домов. Один из них — на улице Казанской — и стал его жильем на ближайшие годы.
В доме жили симпатичные интеллигентные супруги-учителя, вышедшие на пенсию, их дочь и зять — Люба и Володя. Потом появился и внук — назвали Анатолием. Хозяева сдали столичным молодожёнам одиннадцатиметровую комнатку, одну треть которой занимала печь. Из трёх небольших окон открывался вид на прекрасный старый сад. Правда, сами окна приходилось закрывать с большим трудом — настолько всё перекосилось. Из мебели — длинная, узкая железная кровать с сеткой, провисавшей чуть ли не до самого пола. Да и вся комнатка была запущена до крайности, но лучшего выбора по деньгам молодого специалиста, видимо, не существовало. С хозяевами договорились, что они будут платить за комнату 250 рублей в месяц. О дровах, угле, керосине должны сами заботиться. В центре комнаты, в качестве стола и шкафа для книг одновременно, он поставил фанерный ящик, который хоть и «малой скоростью», но прибыл в целости из Москвы. Соорудил вешалку для одежды. А перед самым приездом Раисы Максимовны купил два стула. На этом меблировка была завершена.
В. Казначеев:
— На третьем курсе пединститута я уже был председателем студенческого профсоюзного комитета и членом Ставропольского горкома ВЛКСМ. С этого времени и началось моё знакомство с М.С. Горбачёвым, в ту пору Мишей, энергичным, находчивым, умеющим показать себя молодым человеком с университетским значком. После окончания МГУ его направили в Ставропольскую краевую прокуратуру на рядовую должность, с чем честолюбивая натура Михаила Сергеевича не могла смириться. Он позвонил первому секретарю крайкома комсомола В.М. Мироненко и попросился на работу в комсомол. Земляки из Красногвардейского района, где Горбачёв учился и рос, дали хорошую характеристику. Немалое значение сыграла в его судьбе комсомольская деятельность в университете и поддержка крайкома партии в лице заместителя заведующего орготделом Н.Т. Поротова.
В общем, должность заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации Ставропольского крайкома ВЛКСМ ему предложили сразу. Благодаря опыту, приобретённому в Московском государственном университете, Михаил владел формами и методами идеологической работы, умел оценивать обстановку, был настойчив. Позёрство, частые ссылки на Ленина, Сталина, классиков марксизма создали ему образ эрудированного комсомольского работника. В разговоре он не упускал возможности подчеркнуть, что был комсоргом Красногвардейской сельской школы, работал на комбайне штурвальным, был награждён орденом Трудового Красного Знамени.
О начале его комсомольской деятельности в Ставрополе Казначееву известно со слов В. Мироненко, бывшего тогда первым секретарём крайкома комсомола. Ему позвонил Н. Поротов, заместитель заведующего орготделом крайкома КПСС, сказал, что нужно побеседовать с молодым специалистом на предмет его работы в комсомоле.
В комнату бочком протиснулся среднего роста паренёк, приятной наружности, улыбчивый. Поздоровались. Он представился: «Горбачёв Михаил». Сел напротив в кресло, потирая ладони о штаны, волновался очень. Сказал, что он местный, со Ставрополья. Окончил МГУ, юрфак, хочет работать в комсомоле, опыт работы есть, но только в деревню ехать не может, жена тяжело больна, боится, не выдержит, да и специальность у неё неподходящая — философ…
Короче, произвёл хорошее впечатление, смотрел прямо, рассуждал здраво.
В крайкоме как раз было вакантное место заместителя заведующего отделом пропаганды. Мироненко предложил ему, он тут же согласился. Работал хорошо. После приезда из Москвы его жены ему дали квартиру. Только оказалось, что тяжёлый недуг супруги — блеф, но это уже потом выяснилось.
Н. Поротов:
— После окончания с отличием университета, с дипломом юриста М.С. Горбачёв был направлен в Ставропольскую краевую прокуратуру для использования по специальности в крае. Это было в июле 1955 года. Тогда же произошла моя с ним непредвиденная первая встреча, которая, как я полагаю, и предопределила в известной степени его дальнейшую судьбу.
А случилось это так. Раздался телефонный звонок от дежурного милиционера у входа в крайком партии: один молодой человек просится на приём. В то время я работал заместителем заведующего отделом партийных органов крайкома партии. Я сказал, чтобы посетителя пропустили. И вот в моём кабинете появился Миша Горбачёв. Он представился, кто он, и объяснил, зачем пришёл ко мне. До этого он побывал уже в отделе кадров краевой прокуратуры, где ему пообещали подобрать подходящее место работы и попросили зайти немного позже. Но нетерпеливый и не изъявлявший желания идти на юридическую службу Миша с чувством определённой надежды отправился в крайком партии. Я поинтересовался, почему он пришёл именно ко мне, ведь у него направление в прокуратуру. Миша объяснил, что он член партии, что занимался комсомольской работой в университете, а до учёбы в МГУ и в школе, что четыре года в период школьных каникул трудился помощником комбайнёра на уборке урожая, что награждён орденом Трудового Красного Знамени. В заключение своего рассказа он признался, что хотел бы на общественную, в частности, комсомольскую работу, к которой у него больше влечения, чем к юридической. В подтверждение Горбачёв рассказал о том, что в течение учёбы в университете он избирался секретарём бюро ВЛКСМ курса, заместителем секретаря комитета комсомола юрфака. На последнем курсе его вновь избрали на прежнюю комсомольскую должность — секретарём бюро ВЛКСМ. По окончании университета за активную работу он был награждён Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ.
Однако памятуя о том, что у него всё же направление было в прокуратуру, несмотря на то, что у меня из этой беседы сложилось о нём в принципе положительное мнение, я предложил ему идти к прокурору края В.Н. Петухову для окончательного решения вопроса. «При условии, — сказал я Мише, — если прокурор согласится отпустить тебя, тогда вновь приходи ко мне». Он с удивлением посмотрел на меня и с какой-то грустью вымолвил: дескать, не примет его прокурор, ведь он уже был в отделе кадров, и там на него свысока посмотрели. Пришлось мне вновь подтвердить необходимость посещения им прокурора края, при этом обнадёживающе заявить, что он обязательно примет. «А после него — вновь ко мне», — повторил я.
Как только Миша ушёл от меня, я сразу же позвонил по телефону В.Н. Петухову и попросил лично принять его и побеседовать с ним, затем о своих впечатлениях сообщить мне. «А зачем?» — поинтересовался Василий Николаевич. «Потом скажу», — ответил я.
Через некоторое время он звонит и сообщает, что у него был Горбачёв. «Ну и как»? — «Да знаешь, Николай Тимофеевич, вроде неплохой парень». Это соответствовало и моему первоначально сложившемуся мнению. После этого мне пришлось открыться прокурору и спросить, не будет ли он возражать, если возьмём Мишу на комсомольскую работу. «Берите, — согласился он. — У нас юристов достаточно. Обойдёмся».
И вот Миша вновь пришёл ко мне. Довольный встречей, на радостях вымолвил: «А прокурор — дядька хороший!» Вот так и закончилась его юридическая работа, которая, по существу, не начиналась.
В этой связи не могу не остановиться на одной детали. Прокурора края В.Н. Петухова я хорошо знал как незаурядного человека, порядочного, высококультурного, профессионального работника. Поэтому очень странно воспринимаются слова М.С. Горбачёва в письме жене Раисе, которая приводит выдержки из него в своей книге: «Я надеюсь…»: «Нет, всё-таки не по мне служба в прокуратуре… Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле, с учётом моего комсомольского опыта работы в школе и в университете меня приглашают на работу в крайком. Ты знаешь моё отношение к комсомольской работе. Был длинный неприятный разговор с прокурором края. Со мной ещё раз побеседовали и, обругав, кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола. Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации».
У меня, стоявшего у истоков непосредственного решения вопроса о трудоустройстве М.С. Горбачёва, подобная двойственность вызвала неприятные чувства и, как мне видится, здесь проявилось очередное его лукавство. Хотел бы я этого или нет, другой квалификации таким действиям дать невозможно, то есть они ещё раз подтверждают те некоторые личные качества, которые были присущи М.С. Горбачёву.
В этом плане характерен и другой пример. В личном листке по учёту кадров, находящемся в бывшем Ставропольском партархиве, который заполнен Горбачёвым в день предстоящего утверждения его на бюро крайкома ВЛКСМ в должности заместителя зав. отделом пропаганды и агитации 15 августа 1955 года, в графе «Трудовая деятельность» указана работа помощником комбайнёра в 1946–1950 годах. А ведь на самом деле в это время он был учащимся средней школы. Думается, незнанием им, дипломированным юристом, порядка заполнения личного листка это объяснить невозможно. По всей вероятности, сказалось стремление к свойственной ему саморекламе.
Исходя из того, что прокурор дал согласие на открепление молодого специалиста от места распределения, я повёл с Горбачёвым разговор в конкретном плане и предложил поехать работать, естественно, в случае его избрания, секретарём сельского райкома комсомола. Он подумал и ответил: «Я парень деревенский, этого не боюсь. Но, Николай Тимофеевич, вы же меня направите куда-нибудь туда — в восточные районы, в сухие степи». «Конечно, — сказал я ему, — там у нас всегда потребность в кадрах». Миша в принципе вроде бы не возражал, но сослался на одно «но», которое не позволяет забираться в глубинку, в далёкие от Ставрополя районы. «Дело в том, — сказал он, — что моя жена Рая страдает болезнью щитовидной железы, к тому же она продолжает учиться, по окончании университета будет философом. С этой специальностью ей там, в глубинном районе, тоже придётся туго. По этим причинам не больше чем через год я буду вынужден проситься переехать в краевой центр. Естественно, такие действия будут восприняты как «дезертирство». И я буду выглядеть в ваших глазах, Николай Тимофеевич, хлюпиком и неустойчивым человеком».
Смотрю: вроде бы логично размышляет. «Ладно, раз такое дело, — говорю, — инструктором в крайком комсомола пойдёшь?» «Если доверите, конечно», — ответил он. Я попросил Мишу, чтобы он несколько минут посидел в приёмной и подождал моего приглашения на дальнейший разговор. Как только он вышел от меня, я сразу же позвонил первому секретарю крайкома ВЛКСМ В.М. Мироненко и переговорил с ним в отношении наличия вакантной должности инструктора. Виктор поинтересовался, для какой цели? «Да есть тут, — ответил я ему, — один паренёк — Миша Горбачёв, достаточно подготовленный, с университетским образованием. Имеет желание поработать в комсомоле. Было бы неплохо взять его, а там посмотрим, что из него получится». В.М. Мироненко заявил, что найдёт такую возможность.
Я позвал Мишу и теперь уже порекомендовал ему идти к В.М. Мироненко. Он спросил: «А кто такой Мироненко?» Когда я сказал, что это первый секретарь крайкома ВЛКСМ, он всполошился. По тем временам это была крупная фигура в крае, и молодой выпускник заметно волновался перед такой ответственной встречей. Когда он скрылся за дверью, я вновь взялся за телефон. Звоню Мироненко. Договорились с ним: как побеседует с Мишей — мне обязательно сообщит своё мнение. Через некоторое время — звонок.
«Парень хороший, — с ходу докладывает Мироненко, — из Московского университета, знает деревню, соображает, язык подвешен. Чего же лучше?! У нас есть вакансия заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации. Он подойдёт. Не будете возражать?». «Нет, говорю, — если он вас удовлетворяет на такую должность, пожалуйста, устраивайте, вам же с ним работать, не мне». Так и договорились. «А где он?» — спросил я. «Пошёл к вам».
Вскоре Миша появился у меня в кабинете. «Ну, как?» — «Во парень какой Мироненко», — доволен, чувствовалось, очень. А Мироненко был чуть-чуть старше Горбачёва. Быстро, оказалось, нашли общий язык. «Так вот, — объявляю ему, — заместителем зав. отделом пропаганды и агитации крайкома ВЛКСМ пойдёшь?» Заморгал глазами, растерялся. «Я не знаю, конечно, — завозился в мыслях. — С пропагандистской работой немного знаком…» И через минуту своё, коронное: «Если доверите…» Ну и всё такое прочее. «Давай, — говорю, — Миша, дерзай!»
Так он и начал работать в крайкоме комсомола. Я ему и с квартирой помогал, когда в его семье родилась дочка. Трудно было им жить на частной квартире. Он в положительном плане отзывался обо мне. Часто изрекал: дескать, у Николая Тимофеевича сильная рука, или дорогу даст и поможет по ней идти, или с дороги собьёт. Впоследствии, когда он уже стал первым секретарём крайкома КПСС, по случаю праздников всегда присылал мне поздравления с добрыми пожеланиями в жизни и работе. Но я не забывал и часто вспоминал те «но», о которых он мне в своё время говорил. И, в частности, когда в отношении Раисы лукавил: никакой, насколько мне известно, болезнью щитовидки она не страдала. Видимо, Мише уж очень хотелось угодить любимой и властной жене при выборе себе престижного места работы в ранней жизни.
Загадочным оставался и, с моей точки зрения, объяснению не поддавался тот факт в жизни Миши Горбачёва, когда он, несмотря на то что с отличием закончил университет, получил специальность юриста и направление для работы в органы прокуратуры края, желания профессионально заниматься этим делом не изъявлял. И только потом стало в какой-то степени ясно, исходя из письма, которое он за два года до окончания университета, проходя в летние каникулы учебную следственно-прокурорскую практику у себя, в Красногвардейском районе (бывшем Молотовском), написал своей жене Раисе. Вот в этом письме он как раз выразил своё отношение не только к обстановке, в которой проходил практику как будущий юрист, но и к своим землякам, показав себя с большими претензиями в жизни. Поразительным является его тон в оценке всех, с кем встретился и кому был обязан своей жизнью. Я, конечно, не берусь судить, насколько это было в то время справедливо, но бесспорно одно. По крайней мере, никто из его сверстников не говорил о своих земляках так высокомерно и оскорбительно. Текст этого письма помещён в изданной в 1991 году книге Р.М. Горбачёвой «Я надеюсь…». Не пробыв ни одного дня после окончания университета в качестве юриста, М.С. Горбачёв тем не менее в одном из своих выступлений во время выборов на высший пост в стране упомянул, что он якобы работал непродолжительное время по специальности.
Впоследствии он всё больше уверовал в неизбежность своего счастливого дальнейшего восхождения по ступенькам комсомольской и партийной номенклатуры и в способность быть на виду при безусловной поддержке крайкома партии в его беспрепятственном росте как руководящего работника в крае. Следует заметить, что этому в значительной степени способствовали присущие ему личные качества, как то: постоянная неугомонность, стремление идти смело и энергично, хотя не всегда обоснованно, на осуществление различных новаторских задумок. Он был общительный, обаятельный, контактный с людьми, словоохотливый, всячески старался убедить любого, найти в нём сторонника.
Не обошёл молчанием эту страницу своей биографии и главный герой нашего повествования. Послушаем его интерпретацию.
М. Горбачёв:
«Бесцеремонность, проявленная работниками Прокуратуры СССР, безразличие к моей семейной ситуации и вся история с моим распределением зародили у меня серьёзные сомнения относительно работы по специальности. Не развеяла их и стажировка в Ставрополе. И я принял решение порвать с прокуратурой.
Вступил в контакт с крайкомом комсомола. Встретил знакомых, помнивших меня по прежним временам. Поделился своими мыслями. Значок Московского университета и рассказ о моей общественной деятельности на юридическом факультете, видимо, произвели впечатление. Через несколько дней я был приглашён на беседу к первому секретарю крайкома комсомола Виктору Мироненко: познакомились, поговорили, и я принял предложение перейти на работу в крайком — на должность заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды.
Кажется, всё шло хорошо. Но это только на первый взгляд. Как молодой специалист, я должен был прибыть к месту распределения и выполнять ту работу, которая будет поручена. Теперь надо было как-то уладить дела в прокуратуре края. Мою ситуацию облегчало то, что Мироненко вопрос о моём переходе на комсомольскую работу согласовал с крайкомом партии. Но я решил не обходить прокурора края и напросился к нему на разговор. Василий Николаевич Петухов пользовался большим авторитетом, репутацией весьма самостоятельного и принципиального человека. В правоте такой оценки не раз смог убедиться потом, работая в комсомоле.
— Вы вправе решить, отпускать меня или нет. Но я прошу пойти навстречу моему желанию, — этими словами я закончил своё обращение к прокурору края.
Об этой беседе в тот же день написал Раисе Максимовне: «Был длинный неприятный разговор с прокурором края». А на другой день в следующем письме: «Со мной ещё раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола».
Спустя десятилетия, уже в 80-х годах, я получил от Василия Николаевича две его книги с дарственными надписями и письмо: «Сегодня я с огромным удовлетворением думаю о том, что поступил тогда правильно, не встав на Вашем жизненном пути». Но это было позже, а тогда беседа с Петуховым всё-таки оставила в моей душе неприятный осадок».
Ставропольский писатель Борис Кучмаев раскопал, кого имел в виду Горбачёв, говоря о знакомых, помнивших его по прежним временам. Одним из них был редактор краевой комсомольской газеты «Молодой ленинец» Павел Ларионов. Именно к нему обратился первый секретарь крайкома комсомола Виктор Мироненко: что за человек Миша Горбачёв? Ларионов тоже родом из Молотовского района, земляк, стало быть. Более того, его жена, Мария Сергеевна, работавшая в молотовской средней школе № 2, давала рекомендацию Горбачёву для вступления его кандидатом в члены ВКП(б).
В партархиве крайкома КПСС хранится письменное поручительство Ларионова за Михаила Горбачёва. В нём перечисляются все известные заслуги молодого выпускника МГУ: отец — передовик с наградами, Михаил — со своим орденом и Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ, свидетельствовавшей о его комсомольской активности.
Я знаком с Павлом Андреевичем Ларионовым. Одно время он работал в секторе печати ЦК КПСС. Правда, там я его уже не застал — мы люди разных возрастных категорий. Познакомились мы с ним во время совместной работы на одной из сессий Верховного Совета СССР. По старой традиции, говорят, ещё довоенной, аппарат Идеологического отдела ЦК курировал подготовку стенограмм сессий советского парламента. В редакционные группы подбирали наиболее опытных и квалифицированных работников печати. Павел Андреевич неизменно входил в состав этих групп. Мне рассказывали, что он земляк Горбачёва, что руководил рядом газет на Ставрополье, но сам он о близости к семье нового генсека не обмолвился ни словом. Это был человек старой закалки.
Его журналистская карьера закончилась в Москве. Он ушёл на пенсию во второй половине 80-х годов с должности заместителя главного редактора журнала «Советы народных депутатов».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.