Вхожу во вкус занятий

Вхожу во вкус занятий

13. IX.91. И третий день лекций прошел. Втягиваюсь, успокаиваюсь: что-то будет выходить каждый раз — так чувствую. Настраиваться на урок накануне. А пока — жить. Вот 4 дня свободных пошли: пятница сегодня.

Вчера после лекций на велосипеде часа уже два гонял по зеленым холмам и даже, зазевавшись, в малую аварию попал на перекрестке: спускаюсь с холма — и машина наперерез. Он — за тормоз, я — за руль, свернул его — и упал на правый бок, коленку ободрал да, как оказалось потом, — и ссадину на боку… Человек остановил машину, подошел, помог мне руль вывернуть назад. Но тут выбежала бодрая старушечка из дома рядом и предложила полицию вызвать, составить протокол и чтобы человек мне платил — «за увечье». Я махнул рукой: «май фолт» (моя вина), извинился и уехал — подальше от греха… Но вообще тут — не зевай!

Юз же потом сказал, что тысяч на пять мог бы я наказать беднягу.

Удовольствие начинают доставлять занятия-семинары в русской группе, вольные — как те, что я в 67-м году с аспирантами И МЛ И вел в их общежитии.

Я им дал на сопоставление «У лукоморья» Пушкина и Вступление к «Песне о Гайавате» Лонгфелло — и как много интерес ного с ними в разговоре раскрылось! Что в России уж старые — Кощей, Баба-Яга, Дуб-дерево, тогда как в Америке все молодо- зелено, существование только начинается на пустыре, и кустарники, а не дерево (Листья — у травы — напомнил я им еще и Уитмена). Что у нас — витязи и богатырь, царь и царевна, темница и цепь — все из оперы Государства и Социума. А кот на цепи= поэт на цепи у власти. Что золото не в почете (Кощей умирает над ним), а в Америке Клондайк — пища мечты.

Потом Вступление к «Медному всаднику» читали — и заметили, что город — из стен, без людей. Форсированный гимн Державе. Предложил прочитать поэму к следующему занятию, кто может — по-русски, кто — по-английски: пусть увидят великий диалог Власти и Личности в России.

Позавчера ко мне консультироваться насчет своего диплома подошел Роберт Рич — умный еврей из Лос-Анджелеса. Он на историческом отделении и хочет писать «перестройку» по газетам: «Московские новости» — прогрессивны, «Известия» — центр, «Советская Россия» — консерваторы. Поговорили. Пред ложил ему связать с традицией западников и славянофилов и их законных в России споров. Он в позапрошлом году тут Эпштей- на слушал — как тоже «русского профессора», высоко оценил: тот читал про «идеологический язык» на советчине.

Оказывается, год учебы тут, в Весленском университете, стоит 22 тысячи долларов. Я вздрогнул. Такие деньги платят — и за мой курс! Ирина Алешковская сказала: каждый студент тысяч пять долларов выкладывает, чтобы слушать мой курс. Мне зябко стало: а что же я им даю? Взгляд и нечто… Надо постараться.

Вообще анархизм американской системы образования — не хуже ли савейской запрограммированности? У нас хоть классику и основные знания в науках дают. А тут может Эпштейн читать курс про своих дружков «концептуалистов», и бедные студенты учат Пригова и Рубинштейна, не читавши Лермонтова, Тютчева и Блока… Так что — издержки Свободы… И в итоге такое случайное образование приобретают. Особенно пусто у них сзади, в классике, ибо на современное и на «последний крик» устремлены. Ну и — политика и авангард. А на этом еврейство пенки снимает, раздувая своих, «экс нострис», за счет субстанциальных и серьезных творцов.

Вон и Присцилла дает глубокой русской Маше (другой — Штейнберг. — 9.7.94) на диплом последнюю книжку Битова «Человек в пейзаже». Та читает, морщится.

Зачитался Набоковым о Гоголе в английской книге про «Мертвые души». Вот тебе для Русского Логоса идеальные примеры — из начала их: «не старый, но и не молодой», «не то, чтобы сказать,, но» — и тут многоточие разговора мужиков о колесе… — пустота, простор бесконечный… (Формула Русского Логоса, как я ее вывел: «не то, а…» — 9.7.94).

14. IX.91. Вчера прозвонился домой — и Ларискин голосок: «Папа! откуда ты?» — и из нее душа взвилась мне навстречу, и мое существо все пронзилось. Что сильнее любви родных? Вся кровь, душа, существо — проняты. Рассказала, как трепыхались без меня в деревне: 22 августа поехали все в деревню (мамин день рождения справлять — 50 лет), убрали яблоки и картошку. Щербаков помог, Андрей — он ей полки сделал, и там в деревне сам будет жить после 15-го.

Сейчас Св. в Переделкине до октября; Настя сегодня летит в Мексику к Луису; бабушку вывезли из Рузы; сама Лариса едет одна в Киев на какие-то «мощи»… — вот вдалась в христианство.

Все при деле. Мое государство пока в порядке…

А я тут — свободен — от кровного интереса и зацепления округой. Невесом, не переживаю — так непривычно! Высвобождается интеллект для незаинтересованных наблюдений и изучений.

Вон Юз возил в прошлое воскресенье в русскую церковь, а потом три дня назад батюшка (ирландец!) приезжал освящать его новый дом. И потом за обедом рассказывал свои впечатления о своей русской пастве:

— Легко обижаются! И подозрительны: все им кажется, что что-то не так, что на самом деле что-то не то. Вот я им говорю, одной семье, что в этот час не могу, а они обижаются и подозревают какой-то мотив, заднюю мысль у меня. А у меня просто расписано время на другое дело в этот час… Ну и какие-то интриги между собой…

— Да ведь это микропарламент! — я толковать. — У нас в России, за неимением открытой политической жизни, она на работе и в общинах происходит, в «трудовых коллективах»…

— А вообще русские — дети, подростки, «тинейджеры».

По радио — увертюра Николаи к «Виндзорским проказницам» — с детства, с войны, памятное звучание. Мое подростковое…

А слева — что это скребется? Да белочка по стволу спускается

Вчера Юз возил на «парти»: их знакомая, сербка Елена, замужем за американцем, пригласила, а они и меня подхватили Приехали — просто имение помещичье: дом комнат из 25, двухэтажный, земли — просторы. Живет одна: дети выросли, разъехались, муж переженился, и это — ее. И так естественно это тут — просторно жить людям среднего состояния, какими и мы могли бы быть — интеллигенты, профессора. Она преподает русский язык в университете Коннектикута — тут их много рядом, университетов (колледжей).

И вспомнил запустение моей деревеньки, заросли, избу… Но — на чужой каравай… Да, механична зависть. А органична — привязанность — к родному, малому, где свои. К русскому, бедному, в таком опозоре и разрухе сейчас.

Нет, я бы и мог от русского отрешиться: моя страна — Мысль и Любовь. Но любовь-то — к моим, родненьким, а они — вросшие в русскую субстанцию. Ну и я с ними…

Была на этой «парти» Ольга Гришина из московского Иняза тут на месяц. Рассказывала о днях переворота. И меня спросила: «А Вы вернетесь? Сейчас ведь многие выезжают — и не возвращаются.» — «Конечно, вернусь: до Нового года лишь я здесь». И чувствую — как благодарный луч от нее. Да, возвращаться — в трудную жизнь.

Но — загадочно, интересно! Столько будет действующих сил и линий! Какой синтезис станет получаться после тезиса Октябрьской революции и советчины, потом антитезиса «перестройки», включая и недавний «путч», — и вот что теперь? После путча синтезис должен начаться. И русское и советское, поруганное, еще скажется — и не только минусовостью, но и позитивом своим и идеями.

А пока — дешевый откат идет, и отречение, и посмеяние…

Юз позвонил — зовет на «блошиный рынок» на днях ехать: по дешевке приодеться — надо и мне, и моим. Вытащил листки, что мне Св. и Лариса перед отъездом дали с наказом на покупки — и вот на листе обведена нога (ступня) и написано: «Светлана», а на другом — «Лариса»… Накатил порыв: ноги эти прижать к душе, целовать!

А представь — как можно рыдать, коли от жизней их останутся вот эти обводы босой ноги карандашиком!..

Миддлтаун. 13.IX.91

Ой, любименькие!

Как задрожало все внутри, когда голосок Ларисы отозвался — через Бог знает какие пространства! Сколько дней дозванивался — не мог пробиться, а вчера Суконик звонил из Нью- Йорка и научил: тут есть кнопка механического набора номера — и за 5 минут прорвался. Но как жаль: голоса Маммушки не успел услышать — дай Бог ей в Переделкине оклиматься! Что там за вырезание?..

Ой, как далеко и давно — и как мило и любимо наше житьишко! А тут — прямо курорт! Ну — по порядку. Суконики меня в первые 4 дня опекали: возили в Манхэттен, на Брайтон-бич= Нью- Йоркскую Одессу, на «парти» к скрипачке, с которой Инна в ансамбле играет. Как раз шел «путч» — и мы по телеку много смотрели: небось Ельцина на баррикадах видели раньше, чем вы в Москве: телевизор-то был еще Кравченковский. Представляю, как Маммушка лежала и сиськи крутила, на Ельцина глядя и на все парламенты! А может, в деревню — проклятую вами? — пришлось ехать? Как Лариска сказала, что 22-го поехали — на мамин день рождения. А я как раз у Кати был — Суконики привезли. Два дня у них жил, а потом поехали они и меня взяли на Север, в штат Мэн, и там жили на вилле в горах, ходили на восхождение на гору Вашингтон — 2 тыс. метров. Купались в озере — теплом и пустынном, как во времена Гайаваты.

Так прошла еще неделя, и 31-го Майкл привез меня в Миддлтаун — это в 30 км от их дома. Передал меня в руки Присциллы

Мейер, та привела меня в мое жилье — это целая двухкомнатная квартира: холл-кабинет, спальня — две кровати, кухня с плитой и холодильником. Ее муж привез старый их телевизор, Юз дал радио — музыку слушаю. Как включил ее — родную, классическую, — сразу из чужбины в доме души оказался.

Присцилла дала-одолжила 100 долларов и повезла покупать еду в супермаркете — вышло на 40 сразу. Как Юз потом рассказывал: Битов, когда с ним зашел в этот магазин, аж расплакался: «За что же нам, на Руси, такое наказание?..» И когда жру снедь — все о вас думаю — со стыдом.

Первые дни все трепетал: как пойдет моя лекция на английском? Кстати, с Катей и Майклом сразу только по-английски говорил — репетировал неделю, и Катя помогла отредактировать мой перевод первой лекции. (Как видите, машинка барахлит, а чинить — дорого. Тут же все перешли на компьютер; даже ленты не достать). Майкл и Катя успокоили меня насчет моего английского: произношение нормальное и словарь… Ладно, разговорюсь тут далее.

5 сентября мои первые классы были. В группу на английском пришло человек 30 — на курс «Национальные образы мира». А в группу на русском записались 5, но ходят уже 11.

Первая лекция хорошо удалась на английском: был контакт, даже смеялись. Присцилла сидела — не ожидала, что такхоро шо… А на русском курсе я было приготовил им «Космософию России» по-английски, а они меня попросили по-русски, хотя разные у них уровни; я чуть сник, ибо по-русски мне это же было скучновато рассказывать. Но — ничего. Что-то все равно получилось. А следующие два с ними занятия — совсем непринужденно. Тут есть некоторые дети эмигрантов, вывезенных из России в свои 5–7 лет, — они говорят, а другие тут выучиваются.

Вчера на занятии сравнили «У лукоморья» Пушкина и Вступление к «Гайавате» Лонгфелло: призывал удивляться наивно странностям — и мне самому интересно их слушать. Потом раз бирали Вступление к «Медному всаднику» — и задал им всего его прочитать: кто — на русском, кто — в переводе. А наперед думаю: полкурса, а может, и больше, заниматься поэзией, а потом — про русскую мысль (использую свою «Русскую Думу») А на английском — пока общее о национальном говорю, а потом к описанию отдельных космосов перейдем. Народ — детский. мало образованный даже в американской литературе. Так что надо постоянно ликбезом заниматься — факты сообщать и объ яснять.

…Итак, три дня лекций прошло — полторы недели. Уже успо коился я — вроде получается. И расписание очень удобное вторник и четверг, так что на 4 дня мог бы и уезжать. СЮ.30 до 11.50 — английская группа, потом час на «ланч», и с 1.10 до 2.30 — русская группа. Просто идеальное расписание по времени.

Когда успокоился, я почувствовал — да тут же курорт! Теплынь, студенты ходят в шортах и босые многие. И я. Тут лужайки, деревья, беру книги и читаю. Мой дом — в полминуте от «офиса». Маленький университетский городок — мечта так жить: вся культура тут, а и природа дышит. Набрал книг — читаю американцев.

14. IX. 91. Прерван был вчера: заехал Юз с Ириной — повезли на «парти» к сербке, что в соседнем университете преподает русский; день рождения, что-то к 70. Поужинали с выпивоном. Сегодня хмуро, дождит слегка. Юз заехал — повез покупать свитер и рубашку по дешевке: по 5 купил два свитера шерстяных и две рубашки.

Сейчас думаю: ехать на велосипеде кататься или пройтись? Скользко, не поеду. Пойду отнесу письмо.

Обнимаю.

Сегодня что-то кисло…

Ваш Па Гошка.