Глава седьмая. «ИЗИДА БЕЗ ПОКРОВА»

Глава седьмая. «ИЗИДА БЕЗ ПОКРОВА»

Одно печальное событие в течение дня сделало Теософическое общество широко известным. Нью-йоркская газета «Уорд» сообщила о кремации престарелого барона Йозефа Генри Луи Пальма, члена совета общества. Эту статью вскоре перепечатали сотни газет во многих странах мира. Реклама Теософическому обществу была неожиданной, но очень своевременной. В США кремацию трупов не производили, хотя в газетах с разных точек зрения обсуждали возможность такого ухода в потусторонний мир. Было даже в апреле 1874 года в Нью-Йорке основано Общество кремации. Говорили об этой форме похорон много, но никто не решался сделать первый шаг. К тому же в то время крематориев в США не было, а разводить погребальный костер, как в Индии, казалось вызывающе бестактным.

Барон Йозеф Генри Луи Пальм относился к обнищавшим и сильно потрепанным жизнью европейским аристократам. Он родился в Баварии, в Аугсбурге. Уже в преклонных годах эмигрировал в Новый Свет. Таких несчастных неудачников немало слонялось по Америке. Как он прибился к Блаватской и Олкотту — трудно сказать. В марте 1876 года старого барона избрали в совет Теософического общества вместо ушедшего в отставку его преподобия Уигджина. Когда он поселился у них в доме, это был уже смертельно больной человек, требующий за собой постоянного ухода. Он плел основателям Теософического общества всякие небылицы о якобы ему принадлежащих замках и землях в Европе и даже составил в пользу Олкотта завещание. В нем он передавал ему все, о чем рассказывал. Нет необходимости упоминать, что обнищание барона зашло так далеко, что после его смерти не осталось денег даже на кремацию. Две рубашки, обнаруженные в его сундуке, при внимательном рассмотрении оказались старыми рубашками Олкотта со споротыми инициалами.

После долгих препирательств с властями тело барона Пальма было наконец кремировано. Олкотт из собственных средств оплатил постройку необходимой для кремации печи, снял большой, на две тысячи человек зал для прощальной церемонии. В своей траурной речи он воздал должное покойному и ознакомил присутствующих с целями и задачами Теософического общества. Сам процесс кремации не занял много времени. Тело барона было набальзамировано и мгновенно сгорело. Пресса тут же назвала проводы барона в иной мир языческими похоронами. За два дня перед тем, как развеять прах над морем, из Англии приехал индус, который совершил по этому случаю «пуджу» — индусское богослужение. Как писала в одном из писем своей подруге Блаватская, этот индус собрал совет общества, спланировал церемонию и провел ее[325]. Дело кремации барона было завершено. В Теософическое общество за несколько дней вступило несколько человек. О его существовании узнало множество людей как в самих США, так и за границей.

И все-таки это был обманчивый успех. В действительности же Теософическое общество, с таким трудом созданное Блаватской, разваливалось на глазах. Она не только не преуспела в вербовке новых, но и с каждым прошедшим днем теряла старых членов. Еще чуть-чуть — и она могла остаться с Олкоттом в гордом одиночестве. Необходимо было что-то предпринять, иначе медиумы-спириты взяли бы реванш. Ведь самые сообразительные из них уже объявили о своих непосредственных контактах с тайными силами, перед которыми пасовали обычные духи. В США складывалась совершенно иная экономическая и духовная ситуация, чем прежде. Преодолевая последствия кризиса, богатели одни и беднели другие. Жизнь продолжалась. Те, у кого были деньги, хотели считаться элитой американского общества. С такими людьми работали многие «харизматические» фигуры. У каждого из конкурентов Блаватской была своя делянка, на которой выращивался урожай — за небольшую мзду вахлаков превращали в одухотворенных джентльменов. Но все это были не те масштабы, не тот уровень промывки мозгов, какой требовался от настоящих мастеров оккультных дел.

Тайны, хранителями которых были Учителя, следовало немедленно обнародовать для широкой публики. Приобщившийся к таким тайнам человек с полным основанием мог считать себя солью земли. Эта азбучная истина почему-то не приходила в голову бывшим ее коллегам по спиритуализму. Открытие для широких масс эзотерического наследства древних тут же привело бы к настоятельной необходимости комментировать и постоянно разъяснять скрытый смысл оккультных идей и практик. Блаватская готова была стать посредником между Учителями и простыми смертными. Она к этому времени знала людей настолько хорошо, что считала большинство из них вуайеристами. Она просто переключала в оккультную сферу их желание тайно подсматривать запретное. Как уже понял читатель, эротизм и мистика — два выражения одного и того же экстатического состояния. Даже в том случае, когда эта сексуально-оккультная страсть задрапирована в священное рубище аскета.

Блаватской не следовало тянуть время. «Нет религии выше Истины!» — вот что объявила она догматом своей веры. Однако только одной этой декларацией обойтись было невозможно. Теперь требовалось новое священное писание. За эту сложнейшую работу спешно и с необыкновенным рвением взялась русская теософка. Блаватская работала над рукописью в течение двух лет. Уже за первые несколько месяцев ею было написано более девятисот страниц. Она убедила Олкотта, что эту книгу ей надиктовывают Учителя. Более того, Блаватская настаивала, что лучшие страницы возникали как бы сами собой во время ее сна. Книга была написана Блаватской на английском языке.

Труд, который за короткий срок создала Блаватская, был огромным по объему — в русском переводе напечатанная убористым шрифтом книга состоит из двух томов и занимает более 1500 страниц. Общее ее название в русской переводческой традиции «Разоблаченная Изида. Ключ к тайнам древней и современной науки и теологии». Первый том называется «„Непогрешимость“ современной науки». Второй том — «„Непогрешимость“ религии». Я убежден, что английское слово unveiled в контексте того содержания, которое присутствует в труде Блаватской, точнее переводится на русский язык не как «разоблаченная», а как «без покрова». Русская теософка вовсе не разоблачала древнеегипетскую богиню в каких-то сомнительных деяниях, а напротив, демонстрировала западному миру ее духовную красоту. Так сказать, отдернула завесу, за которой Изида до этого находилась. Поэтому русское заглавие «Изида без покрова» как нельзя лучше соответствует смыслу всего произведения Блаватской. Это была дерзкая попытка сочетать восточный мистицизм с западным оккультизмом.

Лучший перевод «Изиды без покрова» на русский язык был сделан замечательным писателем Альфредом Петровичем Хейдоком, сподвижником Николая Константиновича Рериха и его жены Елены Ивановны. Перевести на русский язык «Изиду без покрова» стало делом всей жизни Альфреда Петровича. За интерес к «сомнительной» теософии он был осужден на 20 лет лагерей. Просидел он «от звонка до звонка» и умер уже за 90 лет на Алтае, в городе Змеиногорске. Русский перевод «Изиды без покрова» долгое время ходил в самиздате и, наконец, был напечатан в 1993 году московским издательством «Золотой век», но, к сожалению, без указания имени переводчика[326].

Рукопись первого труда Блаватской взялся отредактировать по просьбе книжного издателя Дж. У. Боутона и Олкотта профессор Александр Уайлдер, известный знаток философии Платона. Он был многогранной личностью: археологом, редактором, писателем, практикующим врачом. Ко времени прихода к нему Олкотта профессор лично не знал Блаватскую, хотя читал кое-что из ее статей в американской прессе. Рукопись произвела на него впечатление, и к ее редактированию он отнесся не формально. Убрал в тексте некоторые длинноты, сделал энергичнее стиль. Через некоторое время Александр Уайлдер познакомился с автором рукописи. Обратимся к его воспоминаниям о первой встрече с Блаватской:

«Она была интереснейшей собеседницей и свободно чувствовала себя во всех областях, которых мы касались. По-английски она говорила так бегло, как это бывает лишь у владеющих языком в совершенстве и думающих на нем… Она воспринимала идею в той форме, в которой она была высказана, и излагала собственные мысли ясно, кратко и зачастую ярко… Все, что не принимала или не считала заслуживающим внимания, она немедленно характеризовала словечком „flap-dooble“ (чушь, галиматья. — англ.). Я никогда его раньше не слышал и не встречал»[327].

Перед изданием рукописи Блаватской возникли проблемы с ее заглавием. Первоначально книгу собирались назвать по предложению автора «Покров Изиды», но, как заявил осведомленный в книжных новинках Содеран, книга с аналогичным названием уже выходила в Англии. Тогда издатель и Содеран предложили переназвать рукопись и добавить к основному заголовку еще подзаголовок. Так появилась «Изида без покрова. Ключ к тайнам древней и современной науки и теологии». Блаватская не одобрила новое название. К сожалению, с ее мнением не посчитались. Ведь свои авторские права она продала издателю Дж. У. Боутону. В связи с этим представляет интерес ее письмо Алфреду Расселу Уоллесу, английскому естествоиспытателю, одному из основоположников зоогеографии, который создал одновременно с Дарвином теорию естественного отбора:

«Это название действительно неправомочно, потому что я не открываю арканы грозной богини — Исиды. Вам, живущему на Востоке, мне нет необходимости говорить, что высшие мистерии и тайны никогда не выдавались широкой публике… Хоть я не снимаю покров с богини из Саиса, но все же, надеюсь, сумела показать, в каком месте Покров ее святилища может быть приподнят, ибо только там можно найти ответ на тайну тайн — что есть человек, каково его происхождение, на что он способен и в чем его предназначение»[328].

Монументальный труд Блаватской вышел в сентябре 1877 года со следующим посвящением: «Теософическому обществу, основанному в Нью-Йорке в 1875 г. от РХ. для изучения изложенных здесь предметов».

Первая книга «Изиды без покрова» — «„Непогрешимость“ современной науки» — представляет собой пространный ответ русской теософки на известное утверждение Даниела Юма: «чудо является нарушением законов природы», процитированное Гексли в работе «Физические основы материи». С точки зрения Блаватской, существуют тайные законы природы, неизвестные ученым со «слепой душой». Постичь эти законы — задача оккультного знания. Она не приемлет вывода Гексли о том, что все произошло из протоплазмы. Для нее любой однозначный и окончательный ответ на вопрос о происхождении жизни — посягательство на безграничный человеческий дух, на божественную неоднозначность и многомерность человека и природы.

Вторая книга — «„Непогрешимость“ религии» — вызов Блаватской христианскому благочестию. Она считала богословское христианство главным противником свободной мысли. Дело даже не в том, что Блаватская заново переписывает здесь историю христианской церкви (ее версия не выдерживает критики со стороны серьезных исследователей), а в том, что она самым энергичным образом настаивает на существовании тайной доктрины, создание которой уходит во времена наидревнейшие, и последователем этой доктрины объявляет Иисуса Христа. Эта тайна находится в «руках адептов и должна оставаться тайной для мира до тех пор, пока материалистический ученый не будет считать ее недоказанным заблуждением, нездоровой галлюцинацией, а догматические богословы — сатанинской ловушкой»[329]. На чем же основывается эта новая вера, с помощью Учителей взятая Блаватской из древних эзотерических источников и воскрешенная для ее современников и будущих поколений? Вот что писала Блаватская в «Изиде без покрова»:

«Единство Бога, бессмертие духа, вера в спасение только через наши труды, заслуги и наказание — таковы основные пункты веры Религии Мудрости и основы Ведизма, Буддизма, Парсизма; и мы находим, что таковыми были даже основы древнего Озиризма, когда мы, предоставив популярного солнечного бога материализму черни, сосредотачиваем наше внимание на „Книгах Гермеса“ Трижды Великого»[330].

Диапазон проблем, рассматриваемых Блаватской в труде «Изида без покрова», чрезвычайно широк. Это теории по поводу психических феноменов, тайны природы, возможности индийских магов, секты ранних христиан и негативная роль церкви в человеческой истории как бюрократической организации, восточные космогонии и записи Библии, тайны каббалы, эзотерические доктрины буддизма, пародированные в христианстве, ереси ранних христиан и тайные общества, иезуитство и масонство, Веды и Библия, миф о дьяволе. И всё это сосредоточено в образе Изиды, древнеегипетской богини плодородия, воды и ветра, в этом символе женственности и семейной верности, который совмещается с христианским образом Девы Марии.

С точки зрения Блаватской, основа мистического христианства — религиозная философия индийских брахманов. Она полагала, что эта философия проникла в Египет из Индии через миссионеров царя Ашоки, которые обратили в буддийское монашество потомков египетских иерофантов (древнеегипетских жрецов высшей лиги) — израимов. К тому же, как утверждала Блаватская, Вавилония оказалась расположенной на пути великого потока самой ранней индусской эмиграции и вавилоняне стали первым народом, обогатившимся древнеиндийской мудростью. Аккадцы наставляли вавилонян в мистериях и научили их жреческому языку мистерий — архаическому санскриту.

Такова в общих чертах культурософия Е. П. Блаватской. Духовными наставниками эзотерической мудрости она провозгласила неоплатоников и гностиков.

Действительно, Блаватская проявила в «Изиде без покрова» глубокие познания в учении Платона и его последователей. Оказалась она в достаточной степени начитанной и в философии Аристотеля. Была осведомленной в доктринах Пифагора. Удивительно точно излагаются ею сочинения средневековых мистиков и алхимиков: Корнелия Агриппы, Парацельса, Евгения Филалета и многих других. В полной мере в «Изиде без покрова» представлены Блаватской те знания, которые она получила, осваивая масонскую библиотеку своих прадеда и прапрадеда. Поражает начитанность русской теософки, когда речь заходит о произведениях ее современников, популяризаторов оккультизма, таких как Папюс, Пиобба, Ж. Э. Мирвилль. Само собой разумеется, что не обходит она вниманием выдающегося мистика и духовного учителя членов французского каббалистического ордена розенкрейцеров Элифаса Леви (псевдоним Альфонса Луи Констана, 1810–1875)[331].

В «Изиде без покрова» Блаватская, кажется, постаралась ничего не пропустить из того, что вызывало тогда неподдельный интерес у ее современников. А что в те времена обсуждалось с энтузиазмом и жаром на всяких публичных сборищах и в тесном семейном кругу? Эзотерические и оккультные тайны, индусские и буддийские практики, способные покорить «неприступную крепость — человеческий мозг» и наладить контакт микрокосма человека с макрокосмом Вселенной. Люди искали новый путь к пониманию природы вещей, признавали авторитет истины, а не истину авторитета. Они обращались к магическим обрядам, в результате совершения которых человек возвращается в прошлое, укрепляется в настоящем и прозревает будущее; старались постичь науку каббалы, науку управления человеческой судьбой, и с ее помощью получить доступ к управлению логическими законами функционирования высшего мира, который иерархически находится значительно выше материального и не воспринимается органами чувств. Туда же, к этим «горячим», повсеместно обсуждаемым темам относились месмеризм, гипноз, «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, секреты алхимии и конечно же суждения об астральных телах и феноменах, связанных с практикой спиритизма.

Эту целину эзотеризма попыталась вспахать Блаватская в своем многостраничном сочинении. По композиции «Изида без покрова» напоминает «обрамленную повесть»: один рассказ о вещах и темах невероятных плавно сменяет другой, не менее фантастический. Повествовательной рамкой, связывающей эти истории и комментарии к ним, становится раскрытие автором многих аспектов эзотерического знания, поскольку уже с первых строк книга объявляется «плодом довольно близкого знакомства с Восточными адептами и изучения их науки»[332]. Блаватская представляет себя читателям странницей, побывавшей в обеих Америках, Сибири, Африке, Индии и Тибете и исследовавшей «тайники покинутых святилищ»[333]. Ее семилетнее паломничество, как сейчас сказали бы, по энергетическим центрам и порталам земного шара было подготовлено, как она настаивала, хранителями древнего знания и проходило под их пристальным и благожелательным взглядом. В ходе этого путешествия она была приобщена ко многим тайнам мироздания и человеческого духа.

«В нашей учебе нам показали, что тайны есть тайны. Имена и места, которые для западного ума имели значение только в восточных сказках, были нам показаны, как реальности», — заявляла Блаватская[334]. Теперь, после такого долгого путешествия, ее миссия на земле заключалась в том, чтобы многие люди получили тайные знания, которые прежде тщательно скрывались от профанов. Азы тайной науки, как было решено ее Учителями, иерофантами света, передавались исключительно через нее, Елену Петровну Блаватскую. Она приближала своих последователей к таинственным замыслам жизни, к границе реального и виртуального миров. Убеждала людей в том, что они часть природы, но не ее хозяева. В кругу друзей и знакомых Блаватская выбирала самых достойных, тех, кому готова была раскрыть значительно больше, чем всем остальным. Она объявляла их своими учениками, «чела», они не должны были задавать лишних вопросов, должны были держать язык за зубами, быть исключительно преданными только ей одной. Наступило, как она провозгласила, время снятия печатей с сокровенных манускриптов. Человечество, как посчитали ее Учителя, звездные братья, претерпело серьезную эволюцию, произошло восхождение от низшего к высшему, «от растения до благороднейшего человека», в котором «зародилась душа, одаренная разумностью», и в таком человеке «растет способность, дающая ему возможность разбираться в фактах и в истинах, превосходящих наш нынешний кругозор»[335]. Вот почему Блаватская, как она объявила в «Изиде без покрова», была допущена к источнику тайной философии и была готова поделиться настоящими знаниями с теми, кто хотел и был способен воспринять запредельное.

Елена Петровна считала себя достаточно компетентной в хитросплетениях эзотерической мысли в отличие от многих других, так называемых самозванцев. Ведь она была единственной из смертных, кому удалось «заглянуть через разодранную завесу в Святая Святых Иерусалима и даже задавать вопросы в подземной часовне, которая когда-то существовала под священным зданием»[336]. Блаватская в «Изиде без покрова» заложила фундамент того религиозно-философского течения, которое было названо «теософией». Исходным, внутренним побуждением ее миссионерской деятельности, как уже убедился читатель, было желание обессмертить человека. Освободить его от ощущения бренности бытия, от страха перед той неумолимой силой, которая снедает и пожирает тело каждого из нас. В этом своем стремлении она, конечно, не была одинока. Довольно будет сказать, что каждая эпоха выталкивает из своих недр подобных утешителей. Куда как просто проявить прекраснодушие и поверить тому, что тебя больше всего устраивает.

Д. Н. Попов, в недавнем прошлом президент Российского теософического общества, рассматривая отличительные черты теософии, пишет, что среди них «выделяется пантеистическое осмысление идеи Божества как единого, безличного, все-начального и всеобъемлющего Абсолюта». Он обращает внимание на утверждение Блаватской сложной системы космической иерархии духовных сил, осуществляющих эволюцию Вселенной, а также на фундаментальную теоретическую разработку основоположницей теософии философских, религиозных и оккультно-мистических вопросов в неразрывном сочетании с интуитивно-мистическим опытом и откровением и подробно проработанной психодуховной практикой. Основным достоинством «Изиды без покрова», как он полагает, «является взаимодополнение мифологического и научного мышления, религиозно-научный синтез»[337].

В «Изиде без покрова» излагаются доказательства существования других, нематериальных субстанций. Поэтическое воображение и экстатические видения — вот та действительно творческая сила, перед которой пасуют любые эмпирические и материалистические подходы к раскрытию тайны человека и природы. Отрицание так называемыми точными науками духовного начала в человеке, как считает Блаватская, неимоверно его унижает. Блаватская обращается к мистериям древних, пытаясь понять и разрешить мировоззренческие противоречия своего времени. Она уже с первых страниц книги знакомит читателя с эзотерическим, оккультным словарем. Это поднятие на воздух или хождение по нему, так называемая этробация, или левитация, это астральный свет, это акаша — «невидимое небо», это духи-элементарии, элементалы и им подобные эфемерные существа. Восстанавливает Блаватская этимологию таких слов и понятий, как «алхимики», «ессеи», «иерофанты». Рассказывает о халдеях как касте каббалистов, о вертящихся чародеях — дервишах, об индийских факирах, о герметистах, о маздеянах, о священных мантрах, о духах человеческих рас — петрисах, о пифиях, о соме, священном напитке индусских богов… Ее знания в самом деле кажутся неисчерпаемыми. Блаватская ощущала динамику процесса эволюции человечества. Наряду с позитивными моментами, связанными с техническим прогрессом, на ее глазах происходили вещи негативные: человек чувствовал себя неуверенно в убыстряющемся потоке времени. Теория происхождения видов Ч. Дарвина не придавала также исторического оптимизма. Получалось, что дарвинская теория борьбы за выживание берет под сомнение нравственные и этические нормы, которыми руководствуется цивилизованный человек. Б. 3. Фаликов очень точно сформулировал смысл отраженного в «Изиде без покрова» бунта русской теософки против этого сугубо биологического подхода к человеку: «…Блаватская противопоставляет материалистическому пониманию эволюции свое собственное. Человеком движет не только инстинкт выживания, в ходе эволюции у него развиваются и высшие способности: он начинает видеть и слышать на расстоянии, читает мысли, материализует предметы, короче, становится настоящим магом, и что самое важное, овладевает своим духом до такой степени, что достигает бессмертия. Таким образом, история человечества обретает высший смысл, а человек, пройдя через искушения имморализма, находит абсолютное добро и эволюционирует к бессмертию»[338].

Появление в «Изиде без покрова» представления о духовной эволюции от человека к сверхчеловеку, к магу, к высшему существу приводит Блаватскую к логическому выводу о том, что обычный человек, для которого Бог умер, не брошен на произвол судьбы. Напротив, он надежно защищен теми, кто достиг магического могущества и продлил срок своей жизни до мафусаилова века.

То, как Блаватская интерпретирует христианское прошлое и историю христианской церкви, свидетельствует, что она самым серьезным образом претендовала на создание нового культа, а себя провозгласила его основательницей. Недаром в дополнение и даже в противопоставление Библии она обнаруживала другие, с ее точки зрения более авторитетные и истинные, священные писания. Вот почему всё, что случилось между временем Христа и основанием теософии, представлялось ею как период отступничества от настоящей мудрости, примером злонамеренного невежества.

Блаватская не скрывала своего скептического отношения к Евангелиям. Она считала, что к ним не имеют отношения ни Иисус Христос, ни его апостолы. Они якобы сочинены какими-то неизвестными личностями, которые просто записали услышанное от других. Для большей авторитетности этих повествований они озаглавили их именами апостолов.

Блаватская признавала тождественность тайных доктрин магов, доведийских буддистов, иерофантов египетского Тота, или Гермеса, халдейских каббалистов, еврейских Назаров, или назареев. Иисуса Христа она относила к назарам, к халдейским теургам, считая, что слова «назария», «назар» были подменены словом «назарет». Блаватская была убеждена в том, что Христос отвергал учение Библии и законы, содержащиеся в ней, за что и был в конечном счете распят. Она представляла Христа сторонником Гаутамы Будды; для того и другого главная цель их деятельности заключалась в проведении религиозной реформы и создании религии чисто нравственной. Впрочем, под буддизмом она подразумевала древнейшую доктрину мудрости, появившуюся в незапамятные времена, задолго до метафизической философии Сиддхартха Шакьямуни — Гаутамы Будды.

По представлениям Блаватской, Иисус Христос, делил свое учение на две части — экзотерическую, открытую для всех, и эзотерическую, знать которую могли только посвященные. Блаватская относила Христа к тем иерофантам-реформаторам, кто применял магию египтян. В то же время она не признавала в Христе воплощение Бога, видя в нем исключительно величайшего реформатора в истории человечества, учителя одного из наиболее возвышенных этических кодексов, неумолимого врага всякого догматизма и слепого фанатизма. Она писала в «Изиде без покрова»: «…Иисус Христос-Бог есть миф, выдуманный два столетия спустя после того, как умер действительный еврейский Иисус»[339]. Блаватская отмечала в церковном христианстве духовную узость, рожденную болезненным честолюбием его иерархов, начиная с апостола Петра. Такое христианство, настаивала она, не содействует проникновению в истинную сущность, а является исключительно религиозным освящением власти над людьми. Оно якобы утверждает грубый антропоморфизм в ущерб духовному. Единственным апостолом, которого она считала достойным учеником Христа, был Павел, которого она считает «чем-то большим, чем Иисус „Евангелиев“. Павел совершенно отбросил его „бесконечные генеалогии“. Автор четвертого „Евангелия“, будучи сам Александрийским гностиком, описывает Иисуса как то, что теперь назвали бы „материализованным“ божественным духом. Он был Логос или Первая Эманация — Метатрон. <…> Павел трактует о Христе скорее как о персонаже, чем о личности»[340].

Блаватская брала под сомнение телесную смерть и телесное воскресение Христа, считая, что его тело было предано земле, а то, что увидели его ученики и последователи, представляло другое тело, сотканное из эфира (астральная сущность).

В своем отношении к восточной мудрости Блаватская была особенно ненасытна и потому всегда неразборчива. В ее сочинениях, в том числе и в «Изиде без покрова», встречается огромное количество неточностей, спорных вопросов и неудачных заимствований из второсортной «научной» литературы того времени. Ее работам недостает композиционной стройности и смысловой законченности. Блаватской постоянно не хватало времени довести свой очередной труд до последней отделки. Сам язык в ходе работы рассматривался ею не как нечто самоценное, а только как орудие мысли, даже не как орудие ее передачи. Недаром для написания своих фундаментальных работ «Изида без покрова» и «Тайная доктрина», а также многочисленных теософских статей она обратилась к английскому языку. Он вполне ее устраивал, поскольку она проповедовала свои идеи для мирового сообщества.

К тому же Блаватская осознавала, что вряд ли ее возрожденные идеи о якобы истинном христианстве будут правильно поняты на родине, тем более что среди этих идей отсутствовала русская национальная идея. Ее не было у Блаватской ни в мессианском, религиозно-мистическом, ни в социально-политическом, ни в каком-либо другом воплощении. Я сомневаюсь, что она была фанатичной патриоткой Российской империи, несмотря на всю ее псевдопатриотическую риторику в письмах князю А. М. Дондукову-Корсакову. В мистическом смысле Индия и Египет ей были намного ближе и роднее, чем Россия. А в смысле бытовом и интеллектуальном ее вполне устраивала Англия. Блаватская нередко била себя в грудь, объясняясь в любви к Российскому государству и политическому режиму, в нем существовавшему, но возвращаться обратно в Россию ни за что не хотела. Из той же самой груди иногда вырывались такие леденящие душу вскрики в адрес российской власти, что еще глубже понимаешь действительные, а не декларируемые политические взгляды Елены Петровны. Вот что, например, читаем в ее письме Альфреду Перси Синнетту: «Спаси и защити вас Бог от Русского правительства. Любому индусу уж лучше бы было бы сразу утопиться, чем оказаться под властью Русского правительства»[341].

В то же время в ернических, а местами нагловатых по тону письмах Дондукову-Корсакову она ничтоже сумняшеся предлагала избавиться в Бессарабии от евреев и вместо них поселить на бесплодных землях этого края несколько тысяч бирманцев и прочих буддистов[342]. Шутки у Елены Петровны иногда выходили не совсем удачными. А всё потому, что не могла она с ходу притормозить, когда ее куда-нибудь заносило.

Гипотезы Блаватской, как ей представлялось, отвечали требованиям тогдашней науки, в основном сравнительной мифологии. Так, например, она полагала, что крест «тау» (крест с рукоятью) христиане заимствовали у египтян, которые использовали его в качестве символа двойственной порождающей мощи, как знак возрождения и объединения астральной души с божественным духом.

В последней главе «Изиды без покрова» приводятся основные постулаты новой философии, которые сформулировала в своей книге Блаватская. Вот они:

«1. Чудес нет. Все, что происходит, есть результат закона — вечного, нерушимого, всегда действующего.

2. Природа триедина: существует видимая, объективная природа; невидимая, заключенная внутри, сообщающая энергию природа, точная модель первой и ее жизненный принцип; и над этимя двумя — дух, источник всех сил, один только вечный и неразрушимый. Две низшие силы постоянно изменяются; третья, высшая, не изменяется.

3. Человек тоже триедин: он имеет объективное, физическое тело; оживляющее астральное тело (или душу), действительный человек; и над этими двумя витает и озаряет их третий — повелитель, бессмертный дух. Когда действительному человеку удается слиться с последним — он становится бессмертной сущностью.

4. Магия, как наука, представляет собою знание этих принципов и способа, посредством которого всезнание и всемогущество духа и его власть над силами природы могут быть приобретены человеком, пока он все еще находится в теле. Магия, как искусство, есть применение этого знания на практике.

5. Злоупотребление сокровенным знанием есть колдовство; применение во благо — истинная магия, или МУДРОСТЬ.

6. Медиумизм есть противоположность адептизма; медиум есть пассивный инструмент чужих воздействий; адепт активно управляет самим собою и всеми ниже его стоящими силами.

7. Поскольку все, что когда-либо было, есть и будет, оставляет свой отпечаток на астральном свете, или скрижали невидимой вселенной, то посвященный адепт, пользуясь внутренним зрением своего духа, может узнать все, что когда-либо было известно или может стать известным.

8. Человеческие расы различаются по духовной одаренности так же, как по цвету кожи, росту или по каким-либо иным внешним качествам; среди некоторых народов от природы преобладает дар провидчества, среди других — медиумизм. Некоторые увлекаются колдовством и передают его тайные правила практического применения от поколения к поколению, вместе с большим или меньшим диапозоном психических феноменов в качестве результата.

9. Одним из проявлений магического искусства является добровольное и сознательное выделение внутреннего человека (астральной формы) из внешнего человека (физического тела). У некоторых медиумов это выделение (экстериоризация) происходит бессознательно и непроизвольно. В таких случаях тело более или менее каталептично; но у адепта отсутствие его астральной формы будет незаметным, ибо его физическая чувствительность не нарушается, только он будет выглядеть „погруженным в размышления“, как некоторые называют это. Ни время, ни пространство не являются препятствиями для движения отделившейся астральной формы. Тавматург, полностью сведущий в оккультной науке, может заставить себя (то есть свое физическое тело) казаться невидимым или внешне принять любую форму, какую он захочет. Он может сделать свою астральную форму видимой или придать ей любой вид. В обоих случаях эти результаты будут достигнуты путем месмерической галлюцинации, вызванной одновременно в чувствах всех свидетелей. Эта галлюцинация настолько совершенна, что увидевший ее будет биться об заклад на свою жизнь, что он видел реальность, тогда как это лишь картина в его собственном уме, отпечатанная на его сознании неодолимой волей месмеризатора. Но в то время как астральное тело человека может продвигаться в любом направлении, проникать через любое препятствие и быть видимым на любом расстоянии от своего физического тела, — последнее зависит от привычных методов передвижения. Его можно поднять в воздух при наличии предписанных магнетических условий, но оно не может быть перенесено из одной местности в другую иначе как только обычным путем. Вот почему мы не придаем веры всем рассказам о воздушных полетах медиумов в физическом теле, так как это было бы чудом, а чудес мы не признаем. Инертная материя в некоторых случаях и при некоторых условиях может быть дезинтегрирована, послана через стены, и снова восстановлена, но с живыми организмами это невозможно. Исследователи Сведенборга верят, и сокровенная наука учит, что оставление живого тела душою происходит часто и что мы наталкиваемся каждый день, во всех жизненных обстоятельствах на такие живые трупы. Это явление может быть вызвано различными причинами, и среди них такие, как неодолимый страх, печаль, отчаяние, очень сильный приступ болезни, сильнейший экстаз. В покинутую оболочку могут войти и поселиться там или астральная форма искусного колдуна, или элементарий (привязанная к земле развоплощенная душа), или, очень редко, элементал. Разумеется, адепт белой магии обладает такой же властью, но если только этого не потребует какая-либо чрезвычайно исключительная и великая цель, он никогда не согласится осквернить себя вселением в тело нечистого человека. При умопомешательстве астральная сущность пациента либо полупарализована и подчинена влиянию любого духа, либо она навсегда покинула его тело, и им завладело какое-нибудь вампирическое существо, близкое к своему собственному разложению и отчаянно цепляющееся за землю; чувственными удовольствиями астральная сущность благодаря этой уловке может еще наслаждаться короткое время.

10. Краеугольным камнем МАГИИ является основательное практическое знание магнетизма и электричества, их свойств, соотношений и потенций. Особенно необходимо знакомство с их влиянием на животное царство и на человека. <…> Если суммировать все вышесказанное в нескольких словах, то МАГИЯ есть духовная МУДРОСТЬ; природа — материальная союзница и служанка мага. Один общий жизненный принцип проникает все, и он управляется усовершенствованной человеческой волей. <…> Адепт может управлять своими чувствами и изменять состояние физических и астральных тел других личностей, не являющихся адептами; он может также управлять и пользоваться по своему усмотрению духами стихий. Но он не может повелевать бессмертным духом какого-либо человеческого существа, живого или мертвого, ибо все такие духи являются одинаковыми эманациями Божественной Сущности и никакой внешней власти не подчинены»[343].

Блаватская отдавала себе отчет, что с выходом «Изиды без покрова» ее ждет всеобщее поругание, особенно со стороны представителей академической науки и христианских церквей. И она не ошиблась в своих предположениях. Несмотря на коммерческий успех «Изиды без покрова», большая часть американских газет не выразила особого восторга. Вот что пишет по этому поводу Б. 3. Фаликов:

«Желающих научиться (тайной философии. — А. С.) оказалось в Нью-Йорке, да и не только в нем, сравнительно много — тысяча экземпляров книги была раскуплена за 10 дней. Однако отзывы прессы были не слишком хвалебными, а в некоторых звучала нескрываемая издевка: „Спрингфильд рипабликэн“ назвала книгу „большим блюдом объедков“, „Нью-Йорк сан“ — „выброшенным мусором“ (редактор этого издания мог быть не совсем объективным, если вспомнить конфликт Блаватской с его братом Дэвидом Даном. — А. С.). „Нью-Йорк трибьюн“ писала: „Знания Блаватской грубы и не переварены, ее невразумительный пересказ брахманизма и буддизма скорее основан на предположениях, чем на информированности автора“. Редактор же влиятельной „Нью-Йорк таймс“ и вовсе отказал в рецензии, с иронией признавшись: „Мы испытываем священный ужас перед мадам Блаватской и ее письменами“. Но были и положительные отзывы, например, в „Нью-Йорк геральд“ и „Филадельфия пресс“. Скептицизм и иронию рецензентов можно объяснить. Восхваление магии и язычества в протестантской Америке, еще не забывшей о „салемских ведьмах“, было явно преждевременным. Кроме того, оставляла желать лучшего и фактологическая сторона книги»[344].

В Америке с ее свободой печати нелицеприятные отзывы о первом монументальном труде Блаватской если и задевали кого-то за живое, но мало что по существу значили. Тем более что постоянный и взаимный обмен колкостями между различными периодическими изданиями был привычным делом. А инвективы в адрес автора «Изиды без покрова» весьма способствовали распродаже книги. К тому же, как уже отмечалось, у Блаватской нашлись защитники. Так, рецензент «Нью-Йорк геральд» писал: «Тот, кто внимательно прочтет эту книгу, пожалуй, будет знать все о чудесном и мистическом, кроме, быть может, ключа к нему… Нетрудно предвидеть, как примут эту книгу. Благодаря поразительным неповторимым особенностям, смелости, многогранности и огромному разнообразию затрагиваемых вопросов это одно из самых замечательных произведений нашего века»[345]. Не удержалась от восторгов и «Дейли грэфик»: «Удивительная книга и по содержанию, и по манере изложения. Некоторое представление о ее диковинности и широте содержания можно составить уже по тому, что один только указатель насчитывает пятьдесят страниц, и мы можем, ничем не рискуя, сказать, что подобный тематический указатель никогда еще не составлялся ни одним человеком. Книга конечно же привлечет внимание всех, кто интересуется историей, теологией и тайнами Древнего мира»[346].

«Бостон ивнинг трэнскрипт» разразился восторженными комплиментами непосредственно в адрес Блаватской, словно защищал ее от своры злопыхателей, ставя их на место:

«Надо признать, что это замечательная женщина, которая читала больше, видит острее и мыслит шире, нежели самые ученые мужи. Ее труд изобилует цитатами из работ на многих языках, но не с тем, чтобы лишний раз продемонстрировать эрудицию автора, а чтобы подкрепить доказательствами ее неординарные взгляды… страницы пестрят сносками, где в качестве авторитетных источников выступают самые глубокие писатели прошлого… Книга требует самого Серьезного внимания со стороны философов и заслуживает вдумчивого прочтения»[347].

Для достойного завершения рекламной кампании по продвижению «Изиды без покрова» на рынок не хватало разве что душещипательных историй. Не будь их в жизни, пришлось бы срочно сочинить. Сама Блаватская просто обожала что-нибудь готическое, обязательно с потусторонними персонажами и летальным исходом. Она только что пережила смерть и кремацию барона Пальма. Ей было искренне жаль старика, закончившего свой земной путь вдали от родного дома и близких людей. Он, вероятно, как и она, старался быть в центре внимания. Теперь же ничего от него не осталось, даже горстки праха, развеянного над морской стихией.

Блаватская пользовалась в Нью-Йорке широкой известностью, ее квартиру охотно посещали знаменитые и совершенно неизвестные люди, чересчур высокомерные и простоватые, как деревенские жители. Все они были ей интересны и забавны. Приходили к ней в гости, ненавидя и завидуя ее успеху. Говорили за ее спиной друг другу на ухо, что она вместе с Олкоттом ограбила барона. Среди многих дорогих вещей якобы обнаружилась объемистая эзотерическая рукопись. Мнения, впрочем, о том, кем была написана эта рукопись, разделились. Одни утверждали, что она — плод многолетнего труда посвященного в тайны оккультизма барона. Другие настаивали, что она переписана с древнего свитка и досталась барону в результате стечения кошмарных обстоятельств, о которых всуе лучше не упоминать.

Некоторые из этих людей приходили в ее дом только затем, чтобы лишний раз на нее поглазеть, и внимательно вслушивались в ее монологи, надеясь, что она случайно проговорится, и тогда-то они узнают что-то совсем ужасное. Она не горела желанием их разубеждать. Пусть думают что хотят. Блаватская плохо представляла себя отравительницей. Барона она полюбила, он внешне напоминал чем-то ее деда Андрея Михайловича Фадеева в старости, ведь в его жилах тоже текла немецкая кровь. Самые интеллектуальные и самонадеянные читатели «Изиды без покрова» важно заявляли, что все ее два тома — вольный пересказ сочинений Элифаса Леви и компиляция из старинных книг по алхимии. Мысль о компилятивном характере содержания «Изиды без покрова» получила поддержку со стороны многих спиритуалистов. Особенно (вскоре после смерти Блаватской) усердствовал некий критик Уильям Эмметт Коулман, который попытался обвинить ее в плагиате. Он обнаружил около ста книг, из которых Блаватская якобы заимствовала для «Изиды без покрова» без ссылок многие страницы, и назвал тысяча триста книг, из которых взяты цитаты. Главное обвинение Коулмана заключалось в том, что Блаватская не работала с источниками, многое взяла из «вторых рук». Эта работа американского исследователя, ярого противника русской теософки при ее жизни, в свою очередь была подвергнута критике. Оказалось, что Блаватская работала над большим количеством чужих текстов скрупулезно, в «Изиде без покрова» около 2400 сносок. Такие выдающиеся авторитеты, как профессор Кембриджского университета Грэхам Хау или историк Майкл Гомес, признали высокую компетентность Блаватской как историка религии и отдали ей должное как оригинальному философу. Разумеется, что-то бралось из вторых рук, в тексте книги встречаются не совсем корректные этимологические реконструкции определенных религиозных понятий. Вместе с тем невозможно не восхититься огромной эрудицией автора этого монументального труда, ее уникальной, чрезвычайно обширной памятью, мощью ее критики церковной бюрократии и собственными интуитивными прозрениями. Прочитав это выдающееся произведение, особенно в переводе Альфреда Петровича Хейдока, понимаешь, каким огромным талантом обладала наша соотечественница Елена Петровна Блаватская. И как тут не пожалеть русскую теософку, вынужденную с арены цирка или через прорехи в шатре балагана смотреть на звезды. Вечная участь большинства талантливых русских писателей и философов!

«Изида без покрова» особенно пришлась по вкусу ирландцам и шотландцам, народам, происхождение которых восходит к древним кельтам. Среди членов Теософического общества их оказалось немало. Тайная доктрина Блаватской, по-видимому, затронула их души. Кельты — загадочное и воинственное племя, которое не делало различия между миром естественным и сверхъестественным, пришло в Европу во второй половине I тысячелетия до н. э. из Северной Монголии. Что их заставляло огненным смерчем выжигать чужие земли? Страсть к грабежам или долг воина? Они не боялись смерти, для них она была безболезненным и нормальным перемещением из одного пространства в другое. Быть убитым в бою и похороненным в своей боевой колеснице — об этом мечтал каждый кельт-мужчина. Мертвая голова врага считалась у кельтов символом славы и геройства, а символом власти — Атлантический океан. Именно в нем сокрыты тайны друидов, жрецов, которые стояли между кельтами и богами, а также океан — обиталище душ мертвых людей. Кельты жили в неказистых домах, их полукруглые стены делались из ивовых прутьев, а крыша была из соломы. В период второго желёзного века начиная приблизительно с 475 года до н. э. кельты захватили Галлию и Богемию, Англию и Ирландию, Северную Италию и Средний Дунай. Началось многовековое противоборство между кельтами и Римом. В конце концов победил Рим.

Друиды были мозгом и душой кельтов. Они не только хранили трудовые навыки и технические открытия своего народа, но и обладали каким-то тайным упорядоченным, универсальным знанием. Сохраняли веками в своей памяти что-то такое, о чем во всем мире никто не знал. Вдали от людей и их жилищ, в безлюдных лесах и сокровенных горных пещерах обучали они отобранных ими юношей. Франсуаза Леру пишет: «Урок проходил в форме волнующего приобщения к истинам, единственным хранителем и толкователем которых был жрец и которые он доверял по секрету своему ученику. <…> Это нежелание друидов профанировать их учение можно объяснить тем, что друидическое знание было уделом духовной аристократии. Поэтому жрецы запрещали что-либо записывать, чтобы учение не распространялось среди непосвященных. <…> Молодые аристократы приобщались друидами к священным тайнам природы (в частности, у друидов были глубокие познания в астрономии и астрологии) и человеческой жизни»[348].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.