СОЮЗ ТЕАТРАЛЬНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ

СОЮЗ ТЕАТРАЛЬНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ

Я не отношусь к людям, стремящимся всегда быть впереди всех, ведущим за собой других. Властвовать, подчинять кого-то своей воле мне не присуще. Короче — я не лидер. Но я играл великих людей, вершителей судеб народных, и в глазах многих моих коллег произошла, видимо, некая аберрация, когда они избирали меня председателем Союза театральных деятелей.

Для меня это было полной неожиданностью.

В повестке дня съезда Всесоюзного театрального общества, на котором это произошло, стоял доклад председателя ВТО М. И. Царева о проделанной работе: съезд был отчетно-выборный. Царев занимал этот пост двадцать лет, предполагалось, что он будет избран и на следующий срок.

Плавное течение съезда взорвал Олег Ефремов своей поистине исторической речью, в которой он подверг критике деятельность руководства ВТО, а также поставил вопрос о необходимости изменить название нашей творческой организации: мы должны быть не обществом, а союзом.

Выступление Ефремова встретило горячую поддержку всего зала. Многие рвались к микрофону, высказывались с места. Ни руководство ВТО, ни представители министерства культуры справиться с этой вольницей не могли.

То было хмельное время середины восьмидесятых, время головокружительных надежд на совершенно новую жизнь, в которой все могли решать не «верха», а мы сами. Освобождались руки, раскрепощались головы. Сладкое слово «свобода» звучало на съездах всех творческих союзов. Кто был на Пятом съезде кинематографистов, не забудет его: шел такой разгул коллективного Стеньки Разина, которого не видели еще стены Кремля.

У нас было потише, но перемены были достигнуты радикальные. Очередной съезд ВТО стал учредительным съездом Союза театральных деятелей. Мою кандидатуру выдвинули на пост его председателя.

На раздумья мне дали мало времени. Я посоветовался с друзьями, семьей. Дочь Лена сказала: «Ты и так, папа, постоянно что-то выбиваешь в высоких инстанциях для театра. Когда за тобой будет власть, тебе это легче будет делать».

И я дал согласие. О чем не жалею: в конце концов жизнь складывается как складывается. Помимо прочего, вдохновляло доверие товарищей по искусству.

Я не мнил себя спасителем отечества, я согласился на этот пост из-за любви к театру, ну и чуточку, возможно, из-за тщеславия, которое в каждом из нас сидит в большей или меньшей степени.

Помню, поначалу я не мог заставить себя сесть в председательское кресло в своем кабинете: уж очень оно казалось мне впечатляющим, я все норовил где-то сбоку примоститься. Потом, конечно, освоился. Правда, при такой должности в кресле не очень-то засидишься: ну, согласовал что-то по телефону, кого-то уговорил, а там начинается беготня по кабинетам и «присутствиям», визиты в министерство, в исполкомы, поездки и т. п.

Смысл деятельности нашего Союза заключался в том, чтобы создавать благоприятные условия для жизни и творчества его членов. Союз и создан был ради этой цели в 1883 году, только назывался он тогда Обществом для пособия нуждающимся сценическим деятелям. Помимо помощи престарелым и бедствующим актерам, оно содействовало развитию театрального дела в России. При советской власти название изменилось и стало звучать просто: Всероссийское театральное общество.

Рассказывают, замечательная русская актриса Мария Гавриловна Савина, один из инициаторов создания театрального общества, человек бескорыстно и активно деятельный на благо своих товарищей, задумав построить в Санкт-Петербурге Дом ветеранов сцены (так он называется ныне), приглядела участок земли на Васильевском острове. Но денег, чтобы купить его, фактически не было. Меценаты не объявлялись, земля могла уплыть в другие руки. И тут подвернулся счастливый случай, которым Савина не преминула воспользоваться.

В царском дворце давали бал или прием, не суть важно, и среди гостей волею судеб оказался владелец этой земли. Мария Гавриловна подвела его к императору и представила как человека, подарившего свою землю под строительство убежища для престарелых актеров. Его императорское величество высказал благодарность истинному сыну отечества за столь благородный поступок. И тому ничего не оставалось, как именно так и поступить.

К подобным «маленьким хитростям» приходилось иногда прибегать и нам, мне лично. В этом смысле актеры находятся в выгодном положении: их многие, даже из «великих», знают.

Просьб, особенно частного характера — помочь с получением квартиры, с устройством ребенка в детский сад, с организацией медицинской помощи и т. п. — было немало. Чтобы ничего не забыть, я завел «памятку»: повесил на стену большой лист бумаги, куда записывал, что для кого надо сделать, на каком этапе находится дело. Кое-кто иронизировал по поводу этого «суфлера», но мне без него было не обойтись. Взглянешь на стену, вздохнешь, наденешь регалии позначительнее и идешь, как говорится, «показать лицо».

Но в основном, конечно, мы действовали коллегиально и официальным путем и решали дела, важные для всего Союза.

Уже в пору образования СТД, время сравнительно благополучное, мы остро, кожей ощущали, что главная опасность, грозящая нашему театральному союзу, — это раскол. Желание отколоться от нашего общего Союза кое у кого было. То Москва решила обособиться, то некоторые горячие головы требовали создать отдельный периферийный Союз театральных деятелей, то Санкт-Петербург на сторону поглядывал…

Но секретариат СТД, в который входили такие замечательные люди, как драматург Александр Гельман, критик Анатолий Смелянский, актер Владислав Стржельчик и другие деятели театра, не давал проявляться крайностям ни политическим, ни экономическим, ни национальным, ни местническим, и нам удалось отстоять наше единство, сохранить миссию союза: налаживать, восстанавливать культурные творческие связи между театральными деятелями.

Нам достаточно было горького опыта других творческих союзов: раскол у композиторов, распад Союза кинематографистов, буквально «военные действия» между писательскими союзами, точного числа которых сейчас и не сосчитать. То, что развалилось тогда, воссоединить обратно никому не удалось.

В 1994 году мы учредили общенациональную премию «Золотая маска» высшую награду за достижения в области театрального искусства (я не имею в виду Государственные премии, которые присуждаются не нами).

Конкурс на присуждение премии «Золотая маска» имеет целью сблизить периферию и Москву, объединить творческие усилия всех отечественных театров на благо развития театрального дела в России.

Провести задуманное в жизнь оказалось делом сложным: гастролей сейчас почти нет, ездить по стране — дорогое удовольствие, да и театр для многих людей стал роскошью. Тем не менее к конкурсу активно подключились Санкт-Петербург, Екатеринбург, Омск и некоторые другие города.

«Золотая маска» вошла в наше театральное бытие. И это прекрасно. Немаловажно и то, что оценивают работу театральных деятелей, по всем номинациям, профессионалы. Ведь сейчас практически негде публиковать статьи и рецензии о театре. Про спорт пишут много, и много где. А на темы культуры?

Недавно в Вахтанговском театре состоялась премьера интересного спектакля «Посвящение Еве», возможно, в чем-то спорного. Критики хотят высказать о нем свое мнение, разумеется, не только в устной форме. А где им напечатать свои размышления? Журнал «Театральная жизнь» влачит жалкое существование, так как большую часть своей печатной площади они сдают в аренду, арендаторы же далеки от наших забот. «Московский наблюдатель» перебивается с хлеба на квас, да и мало кто из читающей публики о нем знает. Раздел искусства, за редким исключением, исчез со страниц периодических изданий.

Так что пусть премии существуют. В чем бы они ни выражались — в красивой фигурке, как «Золотая маска» или «Хрустальная Турандот», или в денежной сумме, — они стимулируют творческую активность, дают ориентиры на будущее.

СТД сохранил за собой роль координатора театральной жизни России, центра, который определяет общие театральные дела в стране. Но с начала девяностых годов творческие проблемы ушли на второй план. На первое место встала проблема выживания людей театра, выживания Союза как организации и театра вообще. Прежде всего мы решили помочь нашим ветеранам и студентам театральных вузов. Из фондов Союза мы выделили прибавки к пенсиям и стипендиям. Нам удалось сохранить наши дома творчества, здравницы, дома ветеранов сцены.

В творческую жизнь театров СТД не вмешивается, не «спускает» им указаний. Он не претендует на всеобщее раз и навсегда решение художественных проблем. Ведь чем больше дерзаний, попыток, проб в театрах, тем разнообразнее художнический опыт театра как целого, как явления.

В чем нам приходилось участвовать, так это в разрешении разного рода конфликтов в театрах, и то лишь когда к нам обращались с такой просьбой.

На моей памяти история с Волгоградским драматическим театром. На протяжении длительного времени там боролись между собой за право руководства театром две «ветви власти» — художественный руководитель и директор. У того и у другого были союзники.

Между прочим, не пустой это вопрос, особенно сегодня: решению каких проблем отдать приоритет — экономических или творческих, настолько они взаимозависимы и тесно связаны между собой. Враждующие группировки с головой погрузились в выяснение отношений, дело доходило чуть ли не до драки. Никто не хотел уступать. Работать в таких условиях было невозможно.

И тогда, видя, что положение складывается критическое, министерство культуры, партийные органы (это было еще при советской власти) и СТД вынесли решение: театр расформировать и создать новый, с другим директором, художественным руководителем и творческим коллективом.

Это был единственный случай, когда пришлось прибегнуть к крайним мерам, но главное — театр был спасен.

Работа в СТД обогатила меня ценными знаниями о состоянии театрального дела в стране. Я имел возможность многое наблюдать, извлекать из этого какие-то закономерности, делать выводы на будущее.

Возьмем драматургию. У многих создается впечатление, что в последнее время как-то загадочно молчат наши известные драматурги. Это не так: они работают, ищут новые проблемы, новый язык, соответствующий злобе дня. Но театр не идет им навстречу. Можно сказать даже, что пьесы Садур, Волкова, Князева, Угарова и других драматургов сегодня театрами почти не востребуются. Видимо, пик их славы миновал. Думаю, потому, что эти авторы чересчур сосредоточились на темной стороне нашей действительности. А человек шире несчастий, свалившихся на него, — жизнь многообразна. Зритель не хочет еще и в театральном зале погружаться в пучину тоски и безысходности. Театр учит человека не только постигать правду о мире и о себе, но служит и отвлечению, отдыху, забвению среди тягот унылых буден.

Понятно, что в наши дни лидирует коммерческий репертуар. Государственные театры, однако, не могут быть ориентированы на него, как ныне принято говорить, по определению. За рубежом действуют многочисленные фонды, готовые поддержать эксперимент на театре. Нам государство не помогает, а рассчитывать на просвещенных меценатов, современных Мамонтовых, Морозовых, Рябушинских нам пока что не приходится. Как и на большие доходы — это ведь не кино. Понимая это, даже небогатые, но уважающие себя страны позволяют себе такую роскошь, как содержание театров. Отношением к театру проверяется цивилизованность общества, уровнем театра — его духовность.

К слову, об Англии, Франции, Америке и других странах, куда так хочется нашим «коробейникам» отвезти и продать свой товар: спектакль, сориентированный на закордонного зрителя. (Попутно замечу, что вкус западного зрителя — я имел возможность в этом убедиться — столь же неоднороден, как и зрителя нашего).

Театральное искусство — один из немногих пока товаров нашего производства, пользующихся спросом на мировом культурном рынке. Это очевидно. И не воспользоваться сложившейся конъюнктурой было бы ошибкой. Да и знакомство с жизнью за рубежом, с мировой культурой ничего, кроме пользы, принести не может. И не будем изображать из себя бессребреников: живем мы трудно, и каждая возможность что-то заработать — во благо.

Но! Качество экспортных изделий по уровню должно достигать мировых стандартов. А качество в искусстве — дело тонкое. Я бы даже сказал, что понятие качества к искусству неприменимо: искусство или есть, или его нет. Вот о чем забывают наши деятели, готовясь к поездке за рубеж со своим произведением и мудруя над неким варевом «а ля рюс», как это «рюс», по их мнению, понимают иностранцы.

А интересны мы зарубежному зрителю тем, что смогли создать без этой установки, а просто «для себя». Видимо, что-то есть в нашей театральной культуре, что не смогли сломать ни тирания, ни десятилетия вынужденной самоизоляции. Только то, что мы глубоко и истинно знаем сами о себе, может нести в себе и общечеловеческий интерес. Запад не удивить ни «чернухой», ни «порнухой», ни тем более драками и стрельбой. По всем этим статьям они нас за пояс заткнут одной левой. Наш прорыв в мировую культуру, культурную среду произошел благодаря творениям, как раз ломающим западные стереотипы восприятия России, творениям, которые прежде всего у нас на Родине стали явлениями нашего искусства.

Горько говорить, но сегодня торопливо, как бы воровски эксплуатируется интерес западной публики к русскому балету. Что делают новые умельцы? Создают большое количество трупп и даже театров балета под разными названиями лишь с одной целью: выехать за рубеж. Они предлагают зрителям так называемый «классический ширпотреб» (ничего себе словосочетание!), а для приманки зрителя стараются заполучить хоть одну звезду из числа солистов ведущих театров. После нескольких гастролей эфемерный коллектив распадается, и актеры остаются брошенными на произвол судьбы.

Грустно все это, не видно в этом достоинства ни человеческого, ни тем более творческого.

Понятие чести до революции существовало не только среди дворян и офицеров. Слово чести, данное купцом, мастеровым, было надежнее документа. Берегли честь русские интеллигенты.

Можно, конечно, сколько угодно шутить над наивностью Станиславского, когда он, смертельно больной, собрал вокруг себя актеров и заклинал их хранить честь Художественного театра. Но в этом заклинании была вера, что забота о чести родного театра для людей, служащих ему, — твердыня необоримая и опора для них самих. Об этом думается теперь все чаще и чаще…

Но, конечно, об этом — о чести театра — должны думать не только его служители. Никогда, ни при царе-батюшке, ни при Сталине, с театров не брали налогов. Все, что зарабатывалось, шло на решение социальных и творческих проблем. А сейчас нас задавили налогами. Я боролся за их отмену. Калягин сегодня, когда жизнь еще более усложнилась, борется, пока безуспешно. Однако надежда, что мы будем услышаны, нас не покидает.

…Когда меня избрали председателем СТД, а Элема Климова — Союза кинематографистов, Виктор Астафьев сказал мне: «Это только враги могли придумать, чтобы тебя и Элема Климова выдвинуть в председатели. Они хотят, чтобы вы свое основное дело не делали и плохо делали то, которое вам навязали».

Климов, в отличие от меня, когда это понял, сказал: «Все! Свой срок отбуду и уйду к чертям собачьим». И ушел.

Я же остался. Больше того: в то время я уже был художественным руководителем Театра им. Вахтангова. Много лет я совмещал эти должности, сидел то в одном, то в другом кабинете. Я перестал сниматься в кино, мало играл в театре. Порой, когда я сильно уставал не столько от дел, сколько от бесплодных попыток какие-то из них решить с пользой для Союза, для театра или просто для отдельного человека, я вспоминал слова Виктора Астафьева…

Но сегодня, на отдалении от той эпопеи, я рад, что послужил нашему СТД. Не едиными ролями жив человек. Я утешаю себя тем, что за годы моего служения Союзу кое-что нам всем удалось сделать, хотя выше головы не прыгнешь. Мы сосредоточили свои усилия на важнейших делах нашей корпорации: бытовых и профессиональных. И убедились, что это, а не занятие политикой и идеологией, единственно плодотворная трата наших сил, знаний и умений.

В эти годы я кое-что сделал и как актер. Сыграл в нашем театре в «Соборянах» Лескова, поставленных режиссером Виктюком. Снялся в фильмах Юрия Кары «Мастер и Маргарита» и Сергея Соловьева «Дом под звездным небом». Выкроил время для интересной работы — записи на радио «Братьев Карамазовых».

Но, конечно, все это требовало предельного напряжения сил и, проработав десять лет в СТД, я ушел с поста председателя, оставив за собой художественное руководство Вахтанговским театром.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.