3. Наконец среди американцев
3. Наконец среди американцев
Администратор госпиталя Абрахам Мошел, приветливый молодой человек с еврейской кипой и аккуратной бородкой, проводил оформление Лили на новую работу.
— Вы будете получать сорок тысяч в год.
В Америке нет строго установленных ставок по должностям, и американцы всегда стараются выторговать побольше; это называется negotiation и считается обычным делом. Лиля, хоть и стеснялась, но решилась сказать:
— По — моему, этого мало.
Он ничуть не удивился, сразу предложил:
— Хорошо, мы дадим вам сорок пять тысяч.
Дальше она решила не торговаться — это были вполне приличные деньги, не стоило создавать о себе превратное впечатление, да и саму работу она пока себе не представляла.
Накануне Нового года Мошел позвонил ей домой:
— Доктор Френкель просил вас начать работать прямо в операционной. Второго января вас поставили в расписание на операцию по методу Илизарова, ассистировать.
Лиля заволновалась: начинать работу на новом месте прямо с операции — это большая ответственность. Алеша подбадривал ее:
— Лилечка, да ты отлично сумеешь их делать!
— Но илизаровских операций там еще как следует не знают, значит, мне надо будет подсказывать и показывать американским специалистам.
— Ну и что? Пусть учатся.
— Алешка, да ты что! Мне, русской эмигрантке, учить американцев?! Нет, американский специалист наверняка не позволит эмигранту поучать себя.
Первого января Лиля весь день читала свои старые записки, а ранним утром 2 января впервые вошла в госпиталь как сотрудница. Ее переполняло счастье: она избавилась от тягостной обстановки Бруклинского госпиталя и теперь работает в таком учреждении!
Операционный блок занимал четыре этажа под землей. Госпиталь стоял в районе активного городского движения, и так туда не проникали шум и пыль города. Лиля никого здесь не знала и никто в операционной ее не знал. Но ее ждали. Старшая сестра, молодая стройная филиппинка, принесла Лиле операционную форму — зеленые брюки и рубашку, и показала индивидуальный шкаф для переодевания, с секретным кодом замка. Потом она дала Лиле список работы на сегодня: пятьдесят операций в двадцати операционных комнатах. Лиля поразилась:
— Так много! А где я должна работать?
— В операционной № 8. Вы будете ассистировать доктору Брандту — наложение аппарата Илизарова для сращения перелома голени.
Лиля решила: операция не должна быть очень сложной, это удачно для первого раза.
Сестра доверительно сказала:
— Мы только начинаем делать эти операции. Не сердитесь на операционную сестру, если она не будет узнавать каких-то инструментов, помогайте ей.
Лиля подумала, что в новой обстановке она и сама может не знать всех инструментов, придется осваивать на ходу.
Доктор Альфред Брандт, крупный грузный мужчина за пятьдесят, говорил и поворачивался медленно, но был приветлив.
— А, вы и есть доктор Берг? Ну, добро пожаловать.
С ним в операционной был другой хирург, полная ему противоположность: худой, молодой, необычайно подвижный, восточной наружности. Он подскочил к Лиле, ухватился за ее карточку, прочел имя и воскликнул:
— Лиля Берг! Из России?! И откуда вы знаете технику Илизарова?
— Я училась у него.
— Давно в Америке? Сдали экзамен? Где проходили резидентуру?
Под напором вопросов Лиля смутилась. По поведению и акценту доктора поняла, что он израильтянин. Так и оказалось: доктор Дани Атар был из Израиля, приехал на двухгодичную стажировку.
Брандт таких операций раньше не делал, а потому часто останавливался и недоуменно оглядывался на Лилю.
Надо было тактично подсказывать, но быть осторожной — ее взяли в госпиталь помогать, а не учить. А вот Атар был нетерпелив, хотел делать все быстро, то и дело восклицал:
— Ну, давайте, доктор Брандт, давайте!
Брандт пыхтел, ворчал, ругался:
— Черт меня дернул взяться за эту операцию… Для нее нужно иметь адское терпение… Ну, а дальше что?..
Атмосфера была напряженной. Операционная сестра тоже смотрела сконфуженно, и Лиля осторожно показывала ей, какой инструмент подавать. Хирурги из соседних операционных заходили к ним, становились за спинами и молча наблюдали. Лица их были скрыты масками, но в приподнятых бровях и выражении глаз читались удивление и скептицизм. В конце операции зашел и Уолтер Бессер, кивнул Лиле.
Кое-как управились за три часа. Если бы Брандт был лучше подготовлен, могли уложиться и в полтора. К концу операции настроение у всех улучшилось, Брандт дружелюбно смотрел на Лилю, сестра улыбалась, а Атар прямо сиял от восторга:
— Мы сделали это, мы сделали!
Усталая, Лиля вышла из операционной. Удивляться неподготовленности хирурга не приходилось. Докторов пока стимулировала любознательность. Но надолго ли ее хватит? Любознательность как искра: если ее не поддержать, она погаснет, и огонь не разгорится.
Лиля начинала понимать, что ее задача — любыми путями поддерживать эту искру, помогать осваивать метод Илизарова.
Уолтер закончил операцию в соседней операционной и подошел с обычной своей улыбкой.
— Говорил я тебе, что ты будешь делать илизаровские операции в Америке?
— Говорил, Уолтер, а я не верила. Мне до сих пор не верится. Это как сказка. Я так счастлива. Спасибо тебе.
— Don’t worry be happy!
* * *
Лиля с замиранием сердца ждала: когда ей придется ассистировать самому Френкелю? Важно было произвести на него хорошее впечатление, да и посмотреть, как он делает операции, тоже было очень интересно. В один из первых же дней он позвал ее и старшего резидента Стюарта Колда обсудить завтрашнюю операцию. Она осмотрела пациента: учителя пятидесяти лет, левая его нога была намного короче и деформирована.
Услышав Лилин акцент, пациент спросил:
— Вы из России? Это правда, что новый русский метод избавляет от инвалидности?
— Во многих случаях избавляет, — осторожно сказала она.
— Нашими методами меня не смогли вылечить. Как только я увидел по телевизору русского профессора, сразу решил: может, мне повезет с русским методом. Я был на приеме у доктора Френкеля, он заверил меня, что новым методом можно исправить деформацию и удлинить ногу.
В кабинете Френкель бодрым и решительным тоном рассказал свой план:
— Наложим на ногу аппарат Илизарова, исправим положение стопы, а через три месяца сделаем вторую операцию — и у нас будет постепенное медленное удлинение ноги, растягивание по миллиметру в день.
Это и были основы метода Илизарова. Но Стюарт предложил:
— По — моему, надо все сделать за один прием.
Интуиция хирурга говорила Лиле, что это слишком рискованно, что могут возникнуть тяжелые осложнения. Начинать спор со Стюартом она не решилась, только заметила:
— Илизаров рекомендует исправлять сложные деформации не сразу, а постепенно, несколькими последовательными операциями.
Стюарт высокомерно посмотрел на нее. Опыта у него не было, но гонора оказалось много, говорил он заносчиво, цедил слова сквозь зубы. А Френкель обожал эффекты. Вот и теперь он задумался: если удастся за одну операцию исправить положение стопы и начать удлинение, это произведет отличный эффект. Идея Стюарта ему понравилась.
— Почему бы не попробовать? В Кургане я видел, как исправляют очень сложные деформации. Надо пробовать и у нас.
«Но в Кургане работает сам Илизаров и его ученики, У них большой опыт…» — усмехнулась про себя Лиля.
Как переубедить Френкеля? Дома она весь вечер думала об этом. Хирургия основана на опыте, когда хирург берется за операцию, он должен иметь особое хирургическое предчувствие — профессиональное шестое инстинктивное чувство, что результат будет хорошим. У нее такого предчувствия не было.
Она нарисовала схему двух последовательных операций и утром решилась показать рисунки Френкелю:
— Простите, я тут прикинула, как лучше исправить деформацию, а потом удлинять.
Стюарт глянул на бумаги мельком и скривил губы в усмешке, а Френкель внимательно рассмотрел рисунки и одобрительно сказал:
— Вы хороший художник! Нарисовано все ясно, но будем делать, как решили. Я так хочу.
«Я так хочу». Против этого спорить не приходилось. Это его частный больной, а по правилам американской медицины лечащий врач несет полную ответственность за своего пациента. Что ж делать?..
Френкель был хорошим хирургом — быстрым, решительным и точным. Но тонкостей метода Илизарова он пока не знал, к тому же многое поручал Стюарту, а тот откровенно игнорировал Лилю. Операция получилась тяжелая, кровавая, больному перелили много крови. Лиля переживала за него, расстраивалась из-за Френкеля: глубоко уважая его, она не хотела, чтобы у больного начались осложнения после его операции.
Едва управились за пять часов, все устали, у Лили ныли от напряжения ноги, руки и спина. Френкель бодро спросил:
— Лиля, вы китайскую еду любите? По традиции я заказываю ланч на всю бригаду.
Он тут же по телефону заказал еду в недорогом китайском ресторанчике. Это была новая для Лили черта демократии на бытовом уровне — шеф угощает бригаду, которая помогала ему на операции. Ничего подобного в Бруклинском госпитале не было.
Через несколько минут принесли набор блюд в бумажных коробках. Голод — лучший повар, с аппетитом поели все.
Лиле интересно было посмотреть, что делают хирурги в других операционных. Но как? Френкель, как будто угадав ее мысли, предложил:
— Хотите посмотреть, чем заняты наши доктора в других операционных? Пойдемте, я вам покажу. Вам надо знать людей и надо, чтобы они знали вас.
Они переходили из операционной в операционную. Лиля поражалась размаху работы и сложному оборудованию операционных.
— Спасибо вам большое за экскурсию. Я просто потрясена, никогда раньше не видела, чтобы в один и тот же день в одном госпитале так много известных специалистов делали столько операций.
Ему явно понравилась ее реакция.
* * *
Хирургия — тонкое ремесло, освоение нового метода не бывает без трудностей и ошибок. Расстроенная Лиля рассказывала Алеше:
— Первая наша операция с Френкелем получилась неудачной. Я беспокоюсь за состояние этого пациента. Но знаешь, Алешка, после тех операций, которые мне показал Френкель, я еще яснее поняла, насколько мы отставали в Союзе. Да и резидентура в Бруклине тоже дала мне недостаточно. Там было много общей хирургии, но мало костной.
В результате рекламы илизаровских операций поступало все больше больных, и Лиля уже ассистировала Френкелю два — три раза в неделю. У нее был прилив энергии, она работала по десять часов в день, иногда задерживалась до глубокой ночи. Но ее расстраивало, что у того учителя все-таки развились осложнения. Он страдал и жаловался Лиле:
— Вот, нога отекла и почернела. Что же это? Я поверил в русский метод, считал, что он поможет мне. А стало еще хуже. Жалею теперь, что поверил.
Стюарт или не понимал, или не хотел признавать своей ошибки. Но Френкель понял, что Лиля была права, и стал больше прислушиваться к тому, что она советовала. Теперь он регулярно обсуждал с ней новые операции. Накануне операции она дома рисовала схемы и утром показывала их. Ему нравились эти ясные схемы, он вешал их на стене в операционной и по ним учил молодых:
— Будем делать так, как нарисовала доктор Берг.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.