3. Наконец среди американцев

3. Наконец среди американцев

Администратор госпиталя Абрахам Мошел, приветливый молодой человек с еврейской кипой и аккуратной бородкой, проводил оформление Лили на новую работу.

— Вы будете получать сорок тысяч в год.

В Америке нет строго установленных ставок по должностям, и американцы всегда стараются выторговать побольше; это называется negotiation и считается обычным делом. Лиля, хоть и стеснялась, но решилась сказать:

— По — моему, этого мало.

Он ничуть не удивился, сразу предложил:

— Хорошо, мы дадим вам сорок пять тысяч.

Дальше она решила не торговаться — это были вполне приличные деньги, не стоило создавать о себе превратное впечатление, да и саму работу она пока себе не представляла.

Накануне Нового года Мошел позвонил ей домой:

— Доктор Френкель просил вас начать работать прямо в операционной. Второго января вас поставили в расписание на операцию по методу Илизарова, ассистировать.

Лиля заволновалась: начинать работу на новом месте прямо с операции — это большая ответственность. Алеша подбадривал ее:

— Лилечка, да ты отлично сумеешь их делать!

— Но илизаровских операций там еще как следует не знают, значит, мне надо будет подсказывать и показывать американским специалистам.

— Ну и что? Пусть учатся.

— Алешка, да ты что! Мне, русской эмигрантке, учить американцев?! Нет, американский специалист наверняка не позволит эмигранту поучать себя.

Первого января Лиля весь день читала свои старые записки, а ранним утром 2 января впервые вошла в госпиталь как сотрудница. Ее переполняло счастье: она избавилась от тягостной обстановки Бруклинского госпиталя и теперь работает в таком учреждении!

Операционный блок занимал четыре этажа под землей. Госпиталь стоял в районе активного городского движения, и так туда не проникали шум и пыль города. Лиля никого здесь не знала и никто в операционной ее не знал. Но ее ждали. Старшая сестра, молодая стройная филиппинка, принесла Лиле операционную форму — зеленые брюки и рубашку, и показала индивидуальный шкаф для переодевания, с секретным кодом замка. Потом она дала Лиле список работы на сегодня: пятьдесят операций в двадцати операционных комнатах. Лиля поразилась:

— Так много! А где я должна работать?

— В операционной № 8. Вы будете ассистировать доктору Брандту — наложение аппарата Илизарова для сращения перелома голени.

Лиля решила: операция не должна быть очень сложной, это удачно для первого раза.

Сестра доверительно сказала:

— Мы только начинаем делать эти операции. Не сердитесь на операционную сестру, если она не будет узнавать каких-то инструментов, помогайте ей.

Лиля подумала, что в новой обстановке она и сама может не знать всех инструментов, придется осваивать на ходу.

Доктор Альфред Брандт, крупный грузный мужчина за пятьдесят, говорил и поворачивался медленно, но был приветлив.

— А, вы и есть доктор Берг? Ну, добро пожаловать.

С ним в операционной был другой хирург, полная ему противоположность: худой, молодой, необычайно подвижный, восточной наружности. Он подскочил к Лиле, ухватился за ее карточку, прочел имя и воскликнул:

— Лиля Берг! Из России?! И откуда вы знаете технику Илизарова?

— Я училась у него.

— Давно в Америке? Сдали экзамен? Где проходили резидентуру?

Под напором вопросов Лиля смутилась. По поведению и акценту доктора поняла, что он израильтянин. Так и оказалось: доктор Дани Атар был из Израиля, приехал на двухгодичную стажировку.

Брандт таких операций раньше не делал, а потому часто останавливался и недоуменно оглядывался на Лилю.

Надо было тактично подсказывать, но быть осторожной — ее взяли в госпиталь помогать, а не учить. А вот Атар был нетерпелив, хотел делать все быстро, то и дело восклицал:

— Ну, давайте, доктор Брандт, давайте!

Брандт пыхтел, ворчал, ругался:

— Черт меня дернул взяться за эту операцию… Для нее нужно иметь адское терпение… Ну, а дальше что?..

Атмосфера была напряженной. Операционная сестра тоже смотрела сконфуженно, и Лиля осторожно показывала ей, какой инструмент подавать. Хирурги из соседних операционных заходили к ним, становились за спинами и молча наблюдали. Лица их были скрыты масками, но в приподнятых бровях и выражении глаз читались удивление и скептицизм. В конце операции зашел и Уолтер Бессер, кивнул Лиле.

Кое-как управились за три часа. Если бы Брандт был лучше подготовлен, могли уложиться и в полтора. К концу операции настроение у всех улучшилось, Брандт дружелюбно смотрел на Лилю, сестра улыбалась, а Атар прямо сиял от восторга:

— Мы сделали это, мы сделали!

Усталая, Лиля вышла из операционной. Удивляться неподготовленности хирурга не приходилось. Докторов пока стимулировала любознательность. Но надолго ли ее хватит? Любознательность как искра: если ее не поддержать, она погаснет, и огонь не разгорится.

Лиля начинала понимать, что ее задача — любыми путями поддерживать эту искру, помогать осваивать метод Илизарова.

Уолтер закончил операцию в соседней операционной и подошел с обычной своей улыбкой.

— Говорил я тебе, что ты будешь делать илизаровские операции в Америке?

— Говорил, Уолтер, а я не верила. Мне до сих пор не верится. Это как сказка. Я так счастлива. Спасибо тебе.

— Don’t worry be happy!

* * *

Лиля с замиранием сердца ждала: когда ей придется ассистировать самому Френкелю? Важно было произвести на него хорошее впечатление, да и посмотреть, как он делает операции, тоже было очень интересно. В один из первых же дней он позвал ее и старшего резидента Стюарта Колда обсудить завтрашнюю операцию. Она осмотрела пациента: учителя пятидесяти лет, левая его нога была намного короче и деформирована.

Услышав Лилин акцент, пациент спросил:

— Вы из России? Это правда, что новый русский метод избавляет от инвалидности?

— Во многих случаях избавляет, — осторожно сказала она.

— Нашими методами меня не смогли вылечить. Как только я увидел по телевизору русского профессора, сразу решил: может, мне повезет с русским методом. Я был на приеме у доктора Френкеля, он заверил меня, что новым методом можно исправить деформацию и удлинить ногу.

В кабинете Френкель бодрым и решительным тоном рассказал свой план:

— Наложим на ногу аппарат Илизарова, исправим положение стопы, а через три месяца сделаем вторую операцию — и у нас будет постепенное медленное удлинение ноги, растягивание по миллиметру в день.

Это и были основы метода Илизарова. Но Стюарт предложил:

— По — моему, надо все сделать за один прием.

Интуиция хирурга говорила Лиле, что это слишком рискованно, что могут возникнуть тяжелые осложнения. Начинать спор со Стюартом она не решилась, только заметила:

— Илизаров рекомендует исправлять сложные деформации не сразу, а постепенно, несколькими последовательными операциями.

Стюарт высокомерно посмотрел на нее. Опыта у него не было, но гонора оказалось много, говорил он заносчиво, цедил слова сквозь зубы. А Френкель обожал эффекты. Вот и теперь он задумался: если удастся за одну операцию исправить положение стопы и начать удлинение, это произведет отличный эффект. Идея Стюарта ему понравилась.

— Почему бы не попробовать? В Кургане я видел, как исправляют очень сложные деформации. Надо пробовать и у нас.

«Но в Кургане работает сам Илизаров и его ученики, У них большой опыт…» — усмехнулась про себя Лиля.

Как переубедить Френкеля? Дома она весь вечер думала об этом. Хирургия основана на опыте, когда хирург берется за операцию, он должен иметь особое хирургическое предчувствие — профессиональное шестое инстинктивное чувство, что результат будет хорошим. У нее такого предчувствия не было.

Она нарисовала схему двух последовательных операций и утром решилась показать рисунки Френкелю:

— Простите, я тут прикинула, как лучше исправить деформацию, а потом удлинять.

Стюарт глянул на бумаги мельком и скривил губы в усмешке, а Френкель внимательно рассмотрел рисунки и одобрительно сказал:

— Вы хороший художник! Нарисовано все ясно, но будем делать, как решили. Я так хочу.

«Я так хочу». Против этого спорить не приходилось. Это его частный больной, а по правилам американской медицины лечащий врач несет полную ответственность за своего пациента. Что ж делать?..

Френкель был хорошим хирургом — быстрым, решительным и точным. Но тонкостей метода Илизарова он пока не знал, к тому же многое поручал Стюарту, а тот откровенно игнорировал Лилю. Операция получилась тяжелая, кровавая, больному перелили много крови. Лиля переживала за него, расстраивалась из-за Френкеля: глубоко уважая его, она не хотела, чтобы у больного начались осложнения после его операции.

Едва управились за пять часов, все устали, у Лили ныли от напряжения ноги, руки и спина. Френкель бодро спросил:

— Лиля, вы китайскую еду любите? По традиции я заказываю ланч на всю бригаду.

Он тут же по телефону заказал еду в недорогом китайском ресторанчике. Это была новая для Лили черта демократии на бытовом уровне — шеф угощает бригаду, которая помогала ему на операции. Ничего подобного в Бруклинском госпитале не было.

Через несколько минут принесли набор блюд в бумажных коробках. Голод — лучший повар, с аппетитом поели все.

Лиле интересно было посмотреть, что делают хирурги в других операционных. Но как? Френкель, как будто угадав ее мысли, предложил:

— Хотите посмотреть, чем заняты наши доктора в других операционных? Пойдемте, я вам покажу. Вам надо знать людей и надо, чтобы они знали вас.

Они переходили из операционной в операционную. Лиля поражалась размаху работы и сложному оборудованию операционных.

— Спасибо вам большое за экскурсию. Я просто потрясена, никогда раньше не видела, чтобы в один и тот же день в одном госпитале так много известных специалистов делали столько операций.

Ему явно понравилась ее реакция.

* * *

Хирургия — тонкое ремесло, освоение нового метода не бывает без трудностей и ошибок. Расстроенная Лиля рассказывала Алеше:

— Первая наша операция с Френкелем получилась неудачной. Я беспокоюсь за состояние этого пациента. Но знаешь, Алешка, после тех операций, которые мне показал Френкель, я еще яснее поняла, насколько мы отставали в Союзе. Да и резидентура в Бруклине тоже дала мне недостаточно. Там было много общей хирургии, но мало костной.

В результате рекламы илизаровских операций поступало все больше больных, и Лиля уже ассистировала Френкелю два — три раза в неделю. У нее был прилив энергии, она работала по десять часов в день, иногда задерживалась до глубокой ночи. Но ее расстраивало, что у того учителя все-таки развились осложнения. Он страдал и жаловался Лиле:

— Вот, нога отекла и почернела. Что же это? Я поверил в русский метод, считал, что он поможет мне. А стало еще хуже. Жалею теперь, что поверил.

Стюарт или не понимал, или не хотел признавать своей ошибки. Но Френкель понял, что Лиля была права, и стал больше прислушиваться к тому, что она советовала. Теперь он регулярно обсуждал с ней новые операции. Накануне операции она дома рисовала схемы и утром показывала их. Ему нравились эти ясные схемы, он вешал их на стене в операционной и по ним учил молодых:

— Будем делать так, как нарисовала доктор Берг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.