Рождество Декабрь — январь

Рождество

Декабрь — январь

Вместе

В ноябре, после Юкона и Калифорнии, я послала своему начальству в «Палм-Бич пост» имейл. Написано в нем было следующее:

Вот уже три месяца, как я взяла [по причине болезни] отпуск из газеты — отпуск от любимой работы.

Я гордилась собой, когда каждый день ходила на работу, где помогала укреплению демократии, вынюхивая истории, которые никто не хотел предавать огласке, и где мне доверяли информировать, а также и развлекать людей. Когда меня спрашивали: «Кто вас послал?» — я любила отвечать: «Томас Джефферсон, мадам». Мне так хотелось расти вместе с нашей газетой, трудиться над тем, чтобы она продолжала оставаться объединяющим ядром нашей общины…

Но теперь я становлюсь слабее с каждым днем. Моя речь замедлилась, а руки ослабели настолько, что я уже не могу печатать с прежней скоростью… Я не могу, как прежде, бегать по городу, барабанить на клавиатуре веб-истории и говорить с незнакомцами — им кажется, что я напилась. Я говорю вам это для того, чтобы вы поняли: я уже не та крепкая, быстроногая лошадка, какая вам нужна для освещения новостей из зала суда. Следовательно, я увольняюсь. Слова, которые я пишу со слезами.

Руководство газеты любезно предложило принять любые мои статьи, которые я напишу как фрилансер. Я ответила им, что собираюсь писать о себе. Мне хотелось написать о том, как я учусь ценить жизнь, несмотря ни на что.

Я все равно не собиралась бросать писать, ведь писательство для меня — радость и цель жизни. А потом заболела мама, и жизнь внесла свои коррективы. Но теперь, когда официальная работа была позади, а мама шла на поправку, у меня появилось время, чтобы путешествовать, и сложился план. Я буду писать о жизни с БАС. А еще я устрою запоминающееся Рождество.

В последние годы, когда у меня не бывало ни выходных, ни проходных, я часто работала в праздники. Мы с Джоном оба были крепко заняты и потому не раз и не два решали, что не стоит лезть за елочными игрушками и украшениями в гараж, где они лежали наверху в больших коробках.

Мы просто покупали маленькое деревце и вместе с детьми делали для него гирлянды из попкорна и клеили бумажные цепочки.

Но в тот год я прямо-таки лезла из кожи вон. Целыми днями мы с детьми перебирали содержимое рождественских коробок, открыв для себя сотни забытых украшений, в том числе целую рождественскую деревню, которую дом за домом и фрагмент за фрагментом дарила нам из года в год моя тетя Бет.

Мы расставили по полкам карточки с ярко-красными буквами, из которых сложили слова В-О-З-Р-А-Д-У-Е-М-С-Я и М-И-Р. Развесили всюду детские рождественские поделки и вытащили из дальних углов все изображения Санты, какие нашли, в том числе сиденье для унитаза с его портретом — подарок моей чокнутой кузины Моны. Главной помощницей во всем этом была Марина, она заменяла мои слабеющие руки.

Я не люблю дарить детям много и по мелочи, предпочитаю подарить каждому что-то одно, но действительно ценное. В тот год я купила им по лэптопу. Марина упаковала их в красивую бумагу, как и все прочие подарки для родственников и друзей.

Мы с Джоном сделали себе следующий подарок: пошли в банк, взяли мои страховочные деньги и полностью расплатились за дом. Муж хотел эти деньги куда-нибудь вложить, но я сказала, что хочу оставить свою семью свободной от долгов. Хочу быть уверенной, что, как бы ни повернулась жизнь, мои дети не потеряют дом.

Вернувшись из банка, мы застали в доме полный разгром. Марина переставила рождественские буквы, сложив из них неприличные слова.

Наши дети вообще не дураки пошутить. Мы до сих пор смеемся, вспоминая один первоапрельский день, когда я ввалилась домой, как всегда с охапкой бумаг, плечом прижимая к уху телефон, по которому разговаривала с редактором.

— Съешь конфетку! — предложила Марина и сунула мне в рот.

Я куснула. Это оказалась покрытая шоколадом редиска.

— Бe-e! — сказала я и выплюнула все в раковину на кухне. Схватилась за бутылочку с ополаскивателем для рта. Оказалось, что Марина и Обри скотчем закрепили рычажок в одном положении. Струя ударила мне в лицо и била без остановки, пока я вся не промокла. — Очень смешно, — сказала я, с трудом различая где-то рядом физиономии хихикающих отпрысков.

Я бросилась в ванную. Дети пытались войти туда за мной, но я захлопнула дверь у них перед носом и плюхнулась на унитаз. Который они намазали нелипучим кондитерским спреем.

— Хи-хи-хи, — раздавалось из-за двери.

— Ладно, ваша взяла, — ответила я со смехом.

Сбросив каблуки, я сунула ноги в шлепанцы. В них оказался зефир.

Четыре гэга подряд, один за другим.

— Кому-то будет по попке, — сказала я шутникам, отчего мы все захохотали еще громче.

Однако на этот раз рождественская креативность оказалась совсем некстати, и я говорю не только о непристойностях. Мы с Джоном вошли в дом, воодушевленные тем, что преодолели важный финансовый рубеж в нашей жизни, и обнаружили в гостиной белую муку. Мука была буквально всюду: на ковре, на мебели, на стенах, на книгах.

Проникнувшись духом Рождества, Марина даже попыталась украсить смесью муки и соли нашу елку. Думала, что это будет похоже на снег.

— Я вычитала это из Интернета! — сказала она в ответ на наши немые взгляды. Пауза. — Не сработало.

Джон был в ярости, хотя, вспоминая об этом сейчас, он смеется. А тогда он ругался на чем свет стоит, выволакивая елку во двор, чтобы там ее пропылесосить.

Годом раньше я бы тоже ругалась, ведь уборки в гостиной хватило бы на целый день. Но серьезные болезни меняют людей.

Или, наоборот, проявляют их истинную сущность.

Я только посмеялась над Марининым мучным фиаско.

Ничего страшного. Праздник — это значит все вместе, а там, где собирается много людей, всегда есть место кавардаку.

Мама была еще в больнице, так что я принесла маленькую елочку ей в палату. Не слушая возражений папы — он говорил, что сотрудники больницы не хотят, чтобы на стены палат что-нибудь клеили, — Стеф и я украсили стены вокруг мамы сотнями открыток с пожеланиями выздоровления и поздравлениями с Рождеством, которые ей прислали разные люди. Мы подарили маме планшет, надеясь, что папа найдет ей какую-нибудь интересную книжку, чтобы скоротать бесконечные часы в больнице. Не получилось.

Рождественским утром вышел номер «Палм-Бич пост» с моей первой статьей о жизни с БАС. Это была история нашего путешествия на Юкон с Нэнси, озаглавленная «В краю северного сияния: Дружба длиною в жизнь, или Заветное путешествие».

Я поместила копию статьи в рамку и подарила Нэнси. Она тоже подарила мне рамку с фотографией великолепного зеленого сияния. Я тут же повесила ее в гостиной.

Годом раньше коллега Джона подарил нам диск с рождественскими песнопениями. Тогда, несмотря на ухудшающееся состояние моей левой руки, мы с Джоном танцевали по всему дому под эти звуки, болтая под проходные номера, замедляя движение, чтобы послушать превосходную версию «Придите, верные» в исполнении тенора Андреа Бочелли.

Тогда же я исполнила свою давнишнюю мечту: запекла гуся, прямо как у Чарльза Диккенса в «Рождественской песни». Мы с Джоном возились целый день, готовили гарнир, натирали мандариновую цедру для соуса, ну и, конечно, запекали саму птицу.

Но в этом году слабеющие мускулы уже не позволяли мне танцевать, шинковать, натирать и подхватывать горячие сковородки.

Поэтому в сочельник моя бывшая коллега из «Пост» Джен Норрис принесла нам полный рождественский обед. У Джен, как мне предстояло узнать в последующие месяцы, оказалось ангельское сердце, и к тому же — бонус! — раньше она вела в «Пост» рубрику о еде.

Она подарила нам целый пир, в котором было все — от рулетиков из бекона до традиционной рождественской индейки, плюс полный набор десертов. Прошлогодний гусь был нашим праздничным кулинарным шедевром, но он определенно уступал тому великолепию и изобилию, которое обрушила на нас Джен, да еще в тот самый день, когда ей и без нас было о ком позаботиться.

Мы поедали все это мирным рождественским днем, дети возились с лэптопами, сорвав с них подарочную упаковку. Думаю, Уэсли впервые в жизни радовался подарку больше, чем бумаге, в которую он был завернут.

Обычно я не посылаю рождественские открытки, так как у нас полно друзей, которые не отмечают этот праздник. Вместо этого я поздравляю всех с Новым годом, поскольку это всеобщее объединяющее начало. В 2010 году главной темой наших поздравлений было укрепление дружбы и физического здоровья.

В этом году речь в них шла об умении принимать то, что имеешь. Открытка представляла собой фотографию нашего семейства, сделанную летом: рядом с Джоном сидит собака Грейси, Уэсли держит своего мягкого Пятачка. Это тоже было одно из моих последних желаний: сняться всем вместе, пока щеки у меня не ввалились, тело не усохло и я не перестала походить на саму себя. И только моя левая рука, лежащая на плече у Джона, демонстрировала явные признаки БАС.

На обороте я написала цитату из «Пророка» Халиля Джебрана. Вот такую:

И тогда женщина сказала: Скажи нам о радости и о печали.

И он ответил так: Твоя радость — это твое горе без маски. Ведь тот же самый колодец, из которого поднимается твой смех, был часто заполнен твоими слезами.

И разве может быть иначе?

Чем глубже твое горе проникло в тебя, тем больше и радости может вместиться в тебе.

Разве не та же чаша, что содержит твое вино, обжигалась когда-то в печи гончара?

И разве лютня, услаждая твой дух, не то самое дерево, которое страдало под ножами резчиков?

Когда ты радуешься, загляни глубоко в свое сердце — ты увидишь, что в действительности ты плачешь о том, что было твоей радостью[4].

Так я признавала свою болезнь, не называя ее. И закладывала фундамент года, который собиралась прожить.

— Очень красиво, — сказал мне кто-то из друзей. — Но непонятно. Что это значит?

— Это значит: ищи силу в своей душе, — ответила я.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.