Встреча челюскинцев

Встреча челюскинцев

Всю страну, весь земной шар облетела тревожная весть: во льдах Арктики затонул ледокол «Челюскин». Буквально все старались, как можно быстрее и точнее узнать самые последние новости. Первая же радиограмма, которую передал О. Ю. Шмидт 14 февраля 1936 года, в которой говорилось о гибели корабля, о высадке на лед всего экипажа, запаса продовольствия, палаток, самолета и даже собак, внесла некоторое спокойствие. Нет, вернее, не спокойствие (какое уж тут спокойствие, когда решается судьба людей, потерпевших кораблекрушение!), а скорее уверенность в их спасение. Обсуждали сроки этого спасения, способы, которыми будет осуществляться эвакуация людей со льдины. И все-таки сам факт бедствия, сам факт вынужденной высадки на льдину в чрезвычайно тяжелых условиях полярной зимы, потрясал. Все время была тревога: а как они там? А что там? Некоторую бодрость придавало то, что с «Лагерем Шмидта» все время поддерживалась регулярная связь по радио. Вот тогда я впервые услышал фамилию Кренкеля, отважного радиста экспедиции. О смелых полярниках мне приходилось слышать часто. Недаром наша школа носила имя Фритьофа Нансена. В библиотеке школы были специальные стенды, посвященные экспедициям Нансена и других покорителей обоих полюсов. Амундсен, Скотт, Пири. Трагические истории экспедиций Седова на «Святом Фоке», Альбанова на «Святой Анне», американцев де Лонга на «Жаннете» и Грили, Гибель «Доброй Надежды». Все эти истории потрясали. Особенно пристально я стал следить за проблемами освоения Севера и покорения Северного полюса после сенсационной истории спасения экспедиции Нобиле, пытавшегося на дирижабле «Италия» достичь полюса. Тогда тоже весь мир переживал эту трагедию. Роль советских моряков с ледоколов «Красина» и «Малыгина», летчиков Бабушкина и Чухновского была признана как выдающаяся. Трагическая гибель Руаля Амундсена, вылетевшего на спасение экспедиции Умберто Нобиле, долго переживалась прессой всего мира.

И вдруг страшное известие о гибели «Челюскина», о создании лагеря на льду. Не станет ли этот лагерь ледовым пленом? Хватит ли выдержки у людей, оказавшихся на льдине? Достаточны ли меры, которые принимает наше Правительство для их спасения? Когда же, наконец, долетят самолеты до лагеря? Почему все так затягивается? Тысячи вопросов возникало вокруг челюскинской эпопеи.

До 5 марта все было однообразно и неопределенно. Теплилась, а потом разгоралась надежда. А потом из-за ужасных сводок погоды, из-за сообщений о том, какая тяжелейшая ледовая обстановка, какая практически нелетная погода стоит там, возникало уныние, надежды уменьшались. 5 марта Ляпидевский сел в лагере и благополучно вывез всех женщин. Девять человек! И все сомнения, как рукой сняло: теперь все будет хорошо. Спасут всех. И хотя всякое было за это время, хотя трудности не уменьшались, все равно стало ясно: операции по спасению пройдут хорошо. Внушала уверенность четкая работа всех звеньев спасательных работ. Вызывали восхищение В. В. Куйбышев, возглавлявший Правительственную комиссию по спасению челюскинцев и О. Ю. Шмидт, руководитель экспедиции, умело организовавший жизнь в лагере, ставший символом героизма и мужества.

Первые сообщения о героических полетах Ляпидевского и, Каманина потрясли не менее вести о несчастии. Мастерские посадки на торосистые ледовые площадки, первые перевезенные на материк люди! Сначала женщины, потом наиболее слабые и неприспособленные к длительным ледовым испытаниям. А потом, одну группу за другой всех участников экспедиции.

Очень взволновала болезнь Шмидта, порадовало известие о благополучной переправе его на материк. Каждая сводка была радостью.

А как восторгался я, когда узнавал подробности о быте лагеря. Какая высокая дисциплина, какая выдержка! Именно они способствовали успеху всех операций по спасению. Ни малейшего намека на панику. А цикл научных лекций, организованный О. Ю. Шмидтом на льдине! А лекции по диамату! Это надо же! Удивительные люди. Много значило, конечно, волевое начало, осуществляемое Шмидтом до мелочей. И твердая уверенность людей, что Родина не оставит их в беде, Родина выручит.

Сейчас, когда все страшное позади, об этом легко говорить. А тогда ведь многое было неизвестно. А тут еще старалась западная печать, внушавшая мысль о несбыточности надежд на спасение. Сколько сомнений высказывала она, внушая мысль о нереальности задуманных планов спасения. И то не получится, и то помешает. Наши газеты старались не помещать эти сообщения, только иногда в обзорах кое что сообщали в этом плане. Но радио-то не перекроешь. И просачивались пессимистические прогнозы, распространялись даже панические слухи. И только грандиозные подвиги наших людей на льдине и в воздухе не только успокаивали, но и вызывали восторг и восхищение.

Я чувствовал, что такое испытываю не я один. Чувствовалось единодушие. И когда, наконец, сообщили, что последние шесть человек со льдины сняты, что вместе с ними вывезены даже собаки, всеобщему ликованию не было предела. У всех на устах имена героев — в первую очередь Ляпидевского, Каманина и Слепнева. И с ними вместе и Леваневский, и Молоков, и Доронин, и, конечно же, Водопьянов. Называли еще другие фамилии героев-летчиков — Галышева, Пивенштейна, других. Перечислялись десятки людей, способствовавших спасению: ездовых собачьих упряжек, которых тоже направили к лагерю, радистов на материке, моряков кораблей и ледоколов, вышедших в северные воды для помощи в спасении. Но первая семерка все-таки была особой.

Какая гордость охватывала меня и моих друзей. Помню, как кто-то вычитал в «Правде» слова моряка Шамкинга, который потерпел вместе со своими товарищами кораблекрушение в 1923 году у берегов Аляски и был оставлен на произвол судьбы: «Можно завидовать стране, имеющей таких героев, и можно завидовать героям, имеющим такую страну».

И вот сегодня, 19 июня, Москва встречает Героев и челюскинцев. Указ о первом в стране присвоении высочайшей награды — звания Героя Советского союза — вызвало всеобщий восторг. Им вручат ордена Ленина и высекут их имена на специальном монументе.

Мы стоим на улице Горького и ждем. Огромные толпы людей заполнили все вокруг. Милиционеры еле сдерживают напор желающих пробиться вперед, чтобы увидеть своими глазами Героев-летчиков, героев-челюскинцев и членов Правительства. На небольших расстояниях друг от друга гарцуют конные милиционеры в белых кителях и шлемах. Толпа их тоже приветствует. Царит общий подъем. Все улыбаются, все возбуждены. Даже милиционеры не могут сдержать улыбок. Повсюду разговоры о том, как организована встреча. Оказывается, все всё знают. Почему я не знаю?

Вот, говорят, что все Политбюро во главе со Сталиным выехало на вокзал. Рассказываются подробности встреч по пути следования поезда с Дальнего Востока в Москву. Рассказываются всякие эпизоды из жизни героев. Особо говорят о лагере, о Шмидте, который сразу для всех стал таким родным и удивительно нужным.

— Едут, едут! — доносится откуда-то слева. Едут! Но этого даже не нужно говорить. Ясно, что едут, так как по улице в нашу сторону надвигается белая туча. Что это? Сопровождаемая гулом, туча приближается, заслоняя собой все на свете. И вот она уже совсем близко. Это туча листовок. Такого еще никогда не бывало. Их бросают по мере приближения колонны машин с крыш домов, с балконов, кидают из толпы. Нарастающий гул перешел в грохот аплодисментов и рев оваций. Люди кричат, не помня себя, не обращая внимания на соседей. Кричат, кидают цветы. Море цветов. Нам повезло: перед нами туча листовок редеет, так как мы стоим на площади перед памятником Пушкину, и просто рядом нет высоких зданий, чтобы кидать. И нам лучше видны машины. Вот приближается первая пара, за ней другая. Идут парами. Машины открытые, украшены гирляндами цветов, засыпаны цветами. На некоторых машинах укреплены портреты Героев. Хоть и не очень быстро едут машины, но разобрать, кто где все-таки не очень-то просто. Коллективно это сделать легче. Идет сплошное узнавание. Причем, узнав кого-нибудь, кричат об этом отчаянно. И никого это не смущает. Всем радостно, всем кричать хочется.

Шмидта узнают сразу и безошибочно. Борода стала знаменита на весь мир. Его приветствуют особо горячо. Узнав кого-нибудь из Героев, тоже кричат об этом. Представляю себе, что чувствуют сейчас все они. Трудно, наверное, выдержать такой напор. Но выдерживают. Едут спокойные, улыбаются, отвечают на приветствия помахиванием рук. Рядом с летчиками их жены, дети. Вот, наверное, самые счастливые люди на свете. Еще бы, их мужья, их отцы Первые Герои Страны.

Смотрю на Героев. О чем они сейчас думают? За время пути по железной дороге им пришлось в каждом городе, на каждой станции выдерживать весь этот поток приветствий. Даже устали, наверное.

Наконец, колонна ушла в сторону Кремля. Оцепление снято. Люди заполнили улицу и продолжают переживать. Праздничное настроение царит повсюду. Все смотрят друг на друга, как на лучших своих друзей. Это же надо: так сплачивает совершенно незнакомых людей одна общая идея. Одна великая общенародная радость в связи с таким блестящим окончанием эпопеи спасения. Все стали на это время совсем родными. И как хорошо улыбаются друг другу. С какой гордостью думают сейчас и о своей Родине, и о ее героических свершениях. И как здорово чувствовать себя частицей всего народа, которому выпало на долю творить героическую историю.

Так думал я, возвращаясь домой, опьяненный всем виденным, всем пережитым.