Сталин и некоторые вопросы строительства
Сталин и некоторые вопросы строительства
Иосиф Виссарионович Сталин был великим организатором. Этого не могут отрицать даже его враги: мощное строительство, небывалое развитие искусства и культуры, науки, основание научных школ, механизация сельского хозяйства... Велись ли дома разговоры об этих государственных делах, обсуждались ли вопросы строительства, например? На эту тему мы ведем разговор с Артемом Федоровичем.
Е. Г.: Ездил ли Сталин по Москве, осматривая ведущееся мощное строительство? Говорят о сталинском стиле в архитектуре. А формировал ли он его?
А. С.: Да, постоянно ездил осматривать стройки. И когда мы с ним ехали в машине, он показывал на появляющиеся здания, комментировал, рассказывал. Или говорил, что должно быть там или здесь построено. Я помню его разговор в машине с Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Это был 1935 год. Каганович был первым секретарем Московского комитета партии. Речь шла о Дворце Советов, который планировался на месте Храма Христа Спасителя. Они говорили, какие здания должны быть убраны с Волхонки. От площади Дзержинского, то есть, с Лубянки, должен был идти проспект ко Дворцу.
Е. Г.: А как Сталин относился к Москве как к городу?
А. С.: Он считал, что Москва должна сохраниться в её стиле. Кое-кто предлагал все снести и заново построить, кто-то желал на новом месте столицу строить. А Сталин говорил, что надо обновить, почистить, и чтобы она сохранила свой характер и замысел, идею её градостроительства. Ведь центр Москвы — это колокольня Ивана Великого, потом шатровые церкви, дороги кольцевые. А когда стали строить высокие дома, то и колокольня потерялась, и церкви были закрыты домами. Сталин хотел в центре поставить Дворец Советов, чтобы он возвышался над зданиями, как в свое время колокольня Ивана Великого, построить высотные здания наподобие шатровых церквей, то есть поднять Москву. Кольца оставались: и А — Бульварное кольцо, и Б — Садовое кольцо, по которым ходили трамваи «А» — «Аннушка» и «Б», который то «бякой» называли, то «бабушкой».
Ну и помню его разговор относительно конкретного дома. Это было 17 мая 1937 года. Дом стоит напротив Киевского вокзала с другой стороны, на Дорогомиловской улице: 5-этажный стилобат, а центральная часть — 8-этажная. Шел разговор о сроках строительства. Сталин сказал: «Думаю, что три года и три недели достаточно, чтобы выстроить такой дом». И дом был в эти сроки построен и заселен. А строители говорили, что нужно больше времени на это строительство. Дом был долгостроем. Кстати, туда вселился и мой соученик по 10-му классу спецшколы.
Е. Г.: Вы говорили, что для него авторитетом в архитектуре был Жолтовский. От кого вы этого слышали?
А. С.: От людей в доме слышал, когда шел какой-то разговор и ссылались на мнение Жолтовского, Щусева, Щуко, Иофана и на мнение Сталина об их суждениях. И сам Сталин называл эти имена, если шел разговор о строительстве или проектировании зданий. Но свидетелем тому, чтобы именно они — Сталин и Жолтовский — разговаривали друг с другом, я не был.
Е. Г.: Сталин был аскетом, но высотные дома не только удобны, но и красивы, в фойе некоторая даже и роскошь. В сталинских домах высокие потолки, большие кухни.
А. С.: В этом стиле — сочетание классики и модерна. Классика и конструктивизм, некоторое обновление согласно новым технологиям того, что уже было создано в истории. Аскетом он был сам, но о благосостоянии людей думал постоянно и работал над этим.
Е. Г.: В его библиотеке были альбомы по архитектуре?
А. С.: Не помню. Хорошие альбомы живописи русской классики были, это да, это помню. Мы рассматривали их.
Е. Г.: Для того, чтобы вести такое строительство, нужны кирпичные, цементные заводы.
А. С.: Конечно. И они строились. Возьмите Одинцово: это фактически поселок из нескольких кирпичных заводов. Там есть несколько озер — это как раз места выемки глины. В правление Хрущева это все было закрыто. Хрущев говорил, кто за кирпич и против железобетона — тот мой враг. Кирпичники — мои враги. При нем ликвидировали кирпичные заводы. После него оказалось, что кирпич в промышленных масштабах негде делать.
Е. Г.: Был ли Сталин формалистом, буквоедом?
А. С.: В некоторых вопросах, конечно, он был педантичен, точен. Совершенно четко требовал исполнения и следил за выполнением принятых решений. Но не был формалистом ради самой формальности. Это можно продемонстрировать на таких примерах.
Мне рассказывал маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев, дело было в 1942 году. Яковлев тогда еще недостаточно знал характер Сталина. Когда Яковлев пришел к нему по вызову, Сталин сразу сунул ему бумагу и сказал: «Это что такое?»
Яковлев прочитал. А это жалоба какого-то начальника, что формируемой кавалерийской дивизии выданы шашки, на эфесе которых выгравировано «За Веру, Царя и Отечество». Яковлев воспринял это как серьезный упрек и стал докладывать: ошиблись, не успели, у нас шашки не производятся, и мы пользуемся запасами еще царского времени, но когда мы выдаем формируемым дивизиям эти шашки, стираем эту надпись, ну а здесь пропустили — виноват.
Тогда Сталин спрашивает: «А шашкой с такой надписью немцу голову срубить можно?» Яковлев отвечает, мол, можно, конечно. Сталин: «Тогда дай им Бог и за веру, и за царя, и за отечество. А дурака этого, что жалуется — чтобы в Москве больше не было». И еще сказал, мол, с такими формалистами будьте осторожны: они — опасные люди.
Еще один специалист написал Сталину, что Яковлев игнорирует производство химических боеприпасов в то время, когда это очень важно. Яковлев Сталину доложил: «У нас достаточно химических боеприпасов. Сейчас химия не применяется, у нас есть запас. Если потребуется, мы можем возобновить это производство. А сейчас нам нужны осколочно-фугасные снаряды». На что Сталин сказал: «Наверное, этих любителей химии надо отправить начальниками химических складов. Пусть нюхают химию, сколько хотят, чтобы мало не казалось».
Или возьмите пример с разгрузкой сахара в Мурманске. Начальником порта во время войны там был Папанин, и вот пришел корабль, груженый сахаром, необходимо быстро разгрузить, пока не налетели немецкие самолеты и не разбомбили, а людей для разгрузки нет. И Папанин распорядился каждому, кто будет работать на разгрузке, выдать мешок сахара. Ну, разгрузили. Сталину докладывают о таком самоуправстве Папанина, разбазаривании им продуктов, и требуют для него серьезного наказания. Сталин спрашивает: «Кто съел этот сахар?» (То есть выданный Папаниным.) Там замялись. Как кто? «Ну, кто его съел? — опять Сталин спрашивает. — Люди?» Ему, мол, да, конечно, люди. А он: «А вы бы хотели, чтобы рыбы съели? » И разговор был окончен.