ДОЛГИЙ ПУТЬ К СЛАВЕ

ДОЛГИЙ ПУТЬ К СЛАВЕ

Итак, перед нами прошла вся многотрудная жизнь сибирского самородка, человека, одаренного воистину Удивительным талантом. Был он землемером, мастером писцового дела, "выделыциком" — сборщиком хлеба. Не раз ему приходилось браться за оружие, свершать ратные подвиги. Описывал он умело и пашни и реки, города и посады, занимался поисками руд. Он первым нанес на карту многие археологические памятники Сибири. Довелось ему побывать и "знаменщиком" — шить и рисовать ратные знамена, и иконником, и живописцем. Проектировал и строил оборонительные укрепления и различные заводы — селитряные, пороховые, железоделательные. Но особенно велики его заслуги как картографа ("чертещика"), зодчего и летописца. Ремезов всегда пользовался теми методами, которые задолго до него сложились в России. Но именно он смог впервые картировать множество ранее "незнаемых" землиц, умело обобщить богатейший материал чертежей, составленных в самых различных частях Сибири. В этом ему действительно не было равных!

К сожалению, тобольский самоучка не смог овладеть искусством составлять точные карты на математической основе с использованием астрономических инструментов. Поэтому при Петре Первом его картография оказалась уже "вчерашним днем". Отсюда скептические отзывы о нем некоторых современников, например, уже упоминавшегося выше Табберта (Страленберга). В своей книге 1730 года он так описал свою встречу с Ремезовым: "…я встретил в Тобольске старого художника, который сделал отдельные карты всех провинций Сибири и смежных с ними земель; но он был так скрытен и недоверчив, что дал мне разрешение только посмотреть на его карты и я смог убедиться, что он не был географом, а только художником, который, однако, по-своему изображал города, землицы и реки".

Биограф шведского географа М.Г. Новлянская, комментируя это высказывание, справедливо замечает, что чертежи Ремезова "не могли удовлетворить Страленберга с точки зрения метода и техники своего исполнения, как не имеющие ни географической сетки, ни точных масштабов, ни научной математической основы". Впрочем, это не помешало тому же Страленбергу воспользоваться богатейшими сведениями по географии Сибири, которыми располагал Семен Ремезов.

Восхищаясь обилием географической информации в трудах Ремезова, необходимо всегда помнить, что в его географических чертежах попадаются и ошибки. Одни из них появились по вине малосведущих информаторов "чертещика" Ремезова, другие — из-за того, что чертежи Семена Ульяновича составлялись без соблюдения правильных пропорций.

Наследник допетровских традиций, Ремезов дожил до тех пор, когда развернулись интенсивные работы ученых-геодезистов по составлению первых точных карт Сибири. И тогда невольно стал угасать интерес к его географическим чертежам. До 1732 года они хранились в доме наследников Семена Ульяновича и ими никто не интересовался.

В 1732 году в Тобольск был сослан Петр Мирович, воспитанник петербургской академической гимназии. В 1728 году Петр Мирович состоял личным секретарем цесаревны Елизаветы Петровны, но потом был уличен в поддержании тайной связи со своим отцом, который еще в 1709 году вместе с Мазепой бежал за границу. Оказавшись в ссылке в Тобольске, Мирович познакомился с наследниками Ремезова и у них сумел сделать ряд ценных приобретений, в частности, достать некоторые из его картографических произведений.

В 1764 году за попытку освободить из заключения содержащегося в Шлиссельбургской крепости претендента па русский престол Ивана Антоновича был казнен племянник Петра Мировича — Василий. И именно в том же году в личную библиотеку Екатерины II попадает уникальная "Служебная чертежная книга Сибири", а в библиотеку президента Российской академии княгини Е.А. Воронцовой-Дашковой — "Хорографическая чертежная книга". Видимо, оба атласа были конфискованы у Мировичей.

В течение многих десятилетий эти атласы были недоступны для исследователей. Поэтому в конце XVIII — начале XIX века в ученом мире весьма редко вспоминали имя Ремезова.

Вновь его имя всплыло в науке в середине XIX века, когда стало известно, что в московском Румянцевском музее нашлась "Чертежная книга 1701 г." Семена Ремезова. Первое краткое ее описание дал известный археограф А.X. Востоков в 1842 году. Книгой заинтересовался выдающийся географ, исследователь Сибири Александр Миддендорф. Уже в 1851 году он дал ей весьма высокую оценку. Миддендорф писал: "Точность, с какою Ремезов положил на бумагу населеннейшую окружность Тобольска и в том числе даже многие рукава реки Оби, тщательность, с какою показаны у него поселения по Енисею, его изображение Амурского края и тогдашнего этнографического положения Сибири — все это дает его атласу более значения, чем какой-нибудь археографической редкости. Скажем больше: из него, как и некоторых других старинных трудов этого рода, можно почерпнуть кое-что для улучшения даже новейших карт России". К трудам Ремезова часто обращался выдающийся русский исследователь Азии Г.Н. Потанин. Его перу принадлежит специальная статья, посвященная атласу 1701 года, напечатанная в 1883 году в "Журнале министерства народного просвещения". А за год до выхода этой статьи Археографическая комиссия фотолитографическим методом в красках впервые опубликовала всю "Чертежную книгу". Незадолго до этого для Петербургской академии наук с подлинника была снята цветная рукописная копия. Она хранится теперь в Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде.

Большой интерес к географическим чертежам С.У. Ремезова проявлял выдающийся советский географ академик Л.С. Берг. Еще в 1918 году он использовал эти чертежи для опровержения домыслов американского историка Ф. Голдера, пытавшегося доказать, что Семен Дежнев будто бы не огибал Чукотки. В 1928 году Л.С. Берг опубликовал статью, в которой доказывал, что именно тобольский энциклопедист является создателем самой первой в России этнографической карты — так называемого 23-го листа "Чертежной книги 1701 г.", с обычным для Ремезова мудреным названием: "Чертеж и сходство наличие земель всей Сибири Тобольского города и всех розных градов и жилищ и степи". Использовал Л.С. Берг ремезовские чертежи и в своей знаменитой монографии об экспедициях Витуса Беринга.

Лучше всего исследователям была известна ремезовская летопись. О ее существовании от Петра Мировича, своего бывшего ученика, узнал известный историк академик Г.Ф. Миллер. По заданию Миллера П. Мирович снял с текста копию. А позже не без содействия тобольского губернатора Г.Ф. Миллер приобрел подлинную летопись у посадского человека Федора Пименова за рубль тридцать копеек. Впоследствии он писал: "Я был так счастлив, что достал в Тобольске старинную летопись с изображениями, которая разъясняет все недоумения и против которой невозможно возражать. По возвращении моем я преподнес эту рукопись академической библиотеке как особенную драгоценность. С нее не существует ни одного списка, кроме того, который я велел сделать для собственного употребления".

В своей "Истории Сибири" Г.Ф. Миллер постоянно ссылается на ремезовскую летопись, временами с ней полемизирует. С тех пор к ремезовской летописи обращались десятки различных историков, начиная с Н.М. Карамзина. В 1880 году она была издана в Петербурге. А в 1907 году текст ремезовской летописи был опубликован вторично, но уже без рисунков в академическом издании "Сибирские летописи".

При Советской власти ремезовскую летопись продолжали изучать многие историки. Уже упоминавшийся выше А.И. Андреев смог уточнить ее датировку: оказалось, что основной ее текст относится к концу девяностых годов XVII века, а вставные листы были сделаны в 1703 году, после поездки С.У. Ремезова в Кунгур, где он смог обнаружить весьма ценную Кунгурскую летопись. Основной текст, по мнению А.И. Андреева, написан самим Ремезовым, так же, как большая часть рисунков. Рисунки в летописи по-разному оценивались историками. Так, Г.Ф. Миллер считал, что летопись снабжена "плохими картинками". Иначе говорил о них советский историк С.В. Бахрушин: там, по его мнению, "поражает сочетание условной стилизации… с большим реализмом. В частности, наряду со стилизованными изображениями татар и других "иноземцев" мы встречаем здесь поразительно точное воспроизведение их одежды и даже типа. По стилю рисунки основной части летописи резко отличаются от рисунков на вклеенных листах: последние менее вырисованы, зато отличаются большей живостью, несколькими штрихами передается впечатление фигуры, движения, в них меньше стилизованности, они реалистичнее, в них больше чувствуется таланта".

Советские историки дали ремезовской летописи весьма высокую оценку. "Разнообразие источников, их сопоставление и выбор из них наиболее достоверных сведений с указанием, откуда они взяты, заставляют признать труд Ремезова показателем известных успехов русской исторической мысли XVII века" — так отзываются о ней С.В. Бахрушин и Н.В. Устюгов.

Наиболее полезную информацию о Сибири, Урале и Дальнем Востоке можно извлечь все-таки не столько из летописи, сколько из географических чертежей Семена Ремезова. Мы уже говорили о том, как высоко ценил их академик А.Ф. Миддендорф. Во второй половине XIX века географические чертежи Семена Ремезова изучали такие крупные ученые, как В.И. Ламанский, Г.Н. Потанин, Д.Н. Анучин, Ю.М. Шокальский, позже Л.С. Берг. Интересовались ремезовскими чертежами и виднейшие русские историки конца прошлого века — П.Н. Лихачев, В.В. и Л.Н. Майковы, А.И. Тимофеев, А.Ф. Бычков. Но особенно большое внимание изучению его чертежей, да и всего рукописного наследия уделил выдающийся советский исследователь Александр Игнатьевич Андреев, собравший множество неизвестных сведений о тобольском самородке. Ученики Андреева продолжили его изыскания, кое-что уточнили и исправили. Им на смену пришло новое поколение ученых, которые продолжают уточнять биографию Семена Ремезова…

Деятельность Семена Ремезова столь многообразна, что в ее изучение включились специалисты многих профессий — картографы, литературоведы, историки архитектуры. О Ремезове-зодчем особенно много работ появилось в последнее десятилетие. Изучение многогранной деятельности Семена Ремезова продолжается и в наши дни.

С каждым годом множится число научных работ, посвященных интереснейшим трудам Семена Ремезова. Они выходят в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Якутске и других городах Союза. Шире стал известен Ремезов и за границей. Сравнительно недавно — в 1975 году — на английском языке в Лондоне была опубликована ремезовская летопись. Японский историк сибирской картографии Миками Масатоси недавно посвятил три статьи чертежам Семена Ремезова. Они воспроизводились также в трудах других японских исследователей — Като Кюдзо, Такано Акира, Ота Такео и других.

Копии чертежей Семена Ремезова помогли известному американскому историку Раймонду Фишеру при написании его двух любопытнейших книг о Витусе Беринге (1977 г.) и Семене Дежневе (1981 г.).

За последние два десятилетия во многих странах мира вышли десятки статей и книг, в которых встречаются ссылки на труды Семена Ремезова. Так по всему миру распространилась известность тобольского самородка…

В 1967 году, когда исполнилось 325 лет со дня рождения Семена Ремезова, на стене Тобольского кремля были укреплены три доски. На первой надпись: "1642–1967 г. Славному сыну земли русской Семену Ремезову". На второй доске — мозаичное панно с условным изображением Ремезова. Он изображен с циркулем в руках на фоне Тобольского кремля. А на третьей можно прочесть такие слова: "1642–1967. Зодчему, художнику, картографу, летописцу благодарные тоболяки". Это дань уважения неутомимому их земляку, так много сделавшему не только для Тобольска, но и для всей Сибири в целом.

Колоритная фигура Ремезова не могла не привлечь внимания советских литераторов. Яркие строфы ему посвятил выдающийся советский поэт Леонид Мартынов.

Поэт и прозаик Сергей Николаевич Марков в своих книгах о русских землепроходцах не раз вспоминал о различных трудах Семена Ульяновича. Посвящали Ремезову свои произведения и другие писатели. Слава его продолжает расти. И хочется надеяться, что и этот очерк внесет свою лепту в преумножение известности славного сына русского народа, горячего патриота своей Родины Семена Ульяновича Ремезова.