Цезарь Плутарха

Цезарь Плутарха

Этот грек, живший почти одновременно со Светонием, родился в Херонее Беотийской около 50 года н. э. и остался верен своей малой родине. Он был архонтом-эпонимом в родном городе, а также исполнял должность эпимелета амфиктионов в Дельфах.[699] Глубоко укорененный в местной жизни, он проявлял полную лояльность по отношению к Риму, который отвечал ему благосклонностью: он получил личное римское гражданство в эпоху Флавиев. Траян вручил ему знаки консульского отличия и наделил неким правом вершить правосудие в городах Ахайи. Будто бы он был даже прокуратором Ахайи при Адриане. Эта двойная приверженность к своей родине и к Риму пронизывает его «Сравнительные жизнеописания» знаменитых греков и римлян: Александра и Цезаря, Диона[700] и Брута.

Плутарх проявляет себя как моралист, и к такому взгляду на великих людей он был предрасположен в силу своей принадлежности к Академии и своих бесед в Риме с учеными и философами своего времени. Самое важное для него — это вопросы морали. Он стремится постичь движущие силы человеческой души, подчеркнуть выдающиеся особенности той или иной личности во имя нравственного возвышения своих собственных современников. В этом он весьма далек от Светония и, выбирая для себя такой способ восприятия, вполне осознает, что не пишет историю. Он совершенно ясно говорит об этом во введении к биографиям Александра и Цезаря: «Мы пишем не историю, а жизнеописания»[701]. Так, заинтересовавшись Брутом и Цезарем, он рисует историческую драму между этими двумя людьми, не представляя ее в собственно историческом свете, поскольку сквозь все перипетии жизни его героев торжествует его собственная нравственная и политическая позиция: он упрекает Брута в том, что тот стал убийцей своего освободителя. Вследствие этого в Плутарховом историописании источники играют ограниченную роль. Он обращается к работам авторов — современников описываемых событий, таких, как Оппий, Цезарь, Тит Ливий, Страбон и, особенно, Азиний Поллион, «Историю» которого он в сокращенном виде перевел на греческий язык и следовал ей в своем жизнеописании Цезаря вплоть до параграфа 56. Далее, с 57 по 69-й параграф, он находится под влиянием источников, крайне отрицательно относящихся к Цезарю. В целом его выбор хорош, и суждения об источниках удовлетворяют историков.

Какое же нравственное восприятие своего героя хочет нам навязать Плутарх? Цезарь — человек, которого отличает честолюбие (philotimia): он родился для того, чтобы стремиться к славе и почестям, и ничто не могло заставить его отказаться от них. С самого начала он стремится к государственному перевороту, опираясь на мнение народа. Благодаря первому триумвирату и консульству 59 года он достигает своей цели. Затем он характеризуется как человек, чьим предназначением было выполнение великих задач и который беспрестанно показывал свою жадность до почестей. Плутарх смягчает эту картину, упоминая человеколюбие Цезаря, превратившееся после Фарсала в милосердие, и Цезарь, который породил эту добродетель будущих императоров, возводит храм в ее честь. В конце концов, что же осталось от этого стремления к власти? Имя и слава, возбуждающие зависть. Цезарь хотел стать царем. Он не мог остановиться и без конца демонстрировал всепожирающее честолюбие, требовавшее все новых титулов и новых завоеваний. Портрет довершает весьма нравоучительное рассуждение о непрочности дел человеческих.

Эта Плутархова конструкция изолирует Цезаря от его современников: окружение, советники не играют никакой роли. Вместе с тем в других местах своего сочинения Плутарх показывает, что способен серьезно анализировать положение в Риме в начале гражданской войны, когда государственный корабль потерял управление. Ведь он констатирует: «Многие уже осмеливались говорить открыто, что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия, и нужно принять это лекарство из рук наиболее кроткого врача».[702] Значит, Цезарь стал тираном не только в результате развития собственной личности и стремлений собственного темперамента, жаждавшего власти. На самом деле установления монархии требовала историческая ситуация. Разве Катон не затем добился присуждения Помпею единоличного консульства, чтобы монархия стала законной? В глазах Цезаря республика уже умерла, и он не мог быть ее реставратором. Итак, проблема Мартовских ид оказывается под вопросом: то есть убийство более не является законным, так как монарх был нужен. Но какой монарх? Позиция Плутарха в отношении ответственности Цезаря за это возвращение монархии остается неоднозначной.

С одной стороны, он признает[703] историческую необходимость установления монархии и оправдывает назначение Цезаря пожизненным диктатором. Вместе с тем он считает эту форму власти плохой. Он называет ее тиранией, поскольку она никому не подотчетна и не должна прекращаться. Плутарх реагирует на это как архонт Херонеи, который, согласно демократической конституции, ежегодно давал отчет о своей деятельности. С другой стороны, как могла бы монархия оказаться временной, если только не иметь в виду ежегодное возобновление трибунских полномочий императоров, которое создавало иллюзию регулярного переизбрания? Плутарх не дает правильного объяснения желанию Цезаря обладать пожизненной диктатурой. Он хотел этого для того, чтобы избавиться от необходимости обходить соперников на выборах и чтобы избежать политического конфликта в обществе по вопросу о государственном устройстве. Даже будучи единоличной, консульская власть ограничивалась сроком должностных полномочий и не могла обеспечить преемственность, необходимую для того, чтобы переустроить мир, подвергшийся столь жестоким испытаниям в братоубийственных войнах. Цезарь понял, что традиционный механизм республиканского и коллегиального правления неадекватен, и он постоянно старался его ослабить и принизить. Итак, эпоха требовала появления монарха: так можно ли при этом говорить, что Цезарь стремился к тирании? Плутарх не высказывается определенно. Конечно, Цезарь принимал чрезмерные почести, однако, вынося все новые и новые почести на одобрение сената и народа, не стремились ли его враги накопить побольше поводов для того, чтобы потом предъявить более серьезные претензии? Плутарх считает, что Цезарь вел себя безупречно, когда отсылал охрану, приглашал народ на пиры и хлебные раздачи, приступал к выведению колоний. Однако тут же писатель вновь говорит о стремлении Цезаря к еще большей славе: противоречия не в счет.

Ненависть, толкнувшую на убийство, породила история о стремлении к царскому титулу. Этот весьма благовидный предлог не мог не возбудить народ и посрамленный сенат и не объединить их против диктатора. Так, Плутарх, следуя какому-то враждебно настроенному к Цезарю источнику, показывает Цезаря в полной изоляции. Однако в биографии Брута он пишет, что народ жалел Цезаря (первое несоответствие) и что, когда народ отшатнулся от цезарианцев, он вдруг превратился в смятенную толпу, готовую чинить беспорядки[704] (второе несоответствие).

С тем же затруднением сталкивается Плутарх и при ответе на вопрос: ответствен ли сам Цезарь за свою судьбу? С одной стороны, очевидно, что нельзя избежать своей судьбы[705] и не обращать внимания на предзнаменования. С другой стороны, Плутарх оставляет место случайности. Он дает понять также[706], что всеми этими событиями руководил гений (??????) Помпея: курия Помпея и статуя Помпея привносят в Мартовские иды драматический оттенок. Однако Плутарх преуменьшает ответственность людей, да ведь и боги, похоже, не все были единодушны в осуждении Цезаря, поскольку все заговорщики впоследствии погибли насильственной смертью, в свою очередь преследуемые «даймоном» Цезаря, призрак которого дважды являлся Бруту. В момент вознесения Цезаря к звездам в виде блиставшей в течение семи ночей кометы солнце поблекло и весь мир облекся в траур.

Итак, Плутарх оставляет нас в недоумении. Он нарисовал неоднозначный образ своего героя, не пригнав детали друг к другу. Он не ответил на вопрос, почему же Цезаря убили.