Цезарь Николая Дамасского
Цезарь Николая Дамасского
Будучи современником Августа, Николай Дамасский собирал информацию, даже если не был непосредственным очевидцем драмы: в этом его серьезное преимущество перед другими историками, писавшими более века спустя после 15 марта 44 года.
Николай Дамасский родился около 64 года — в то время, когда завоевание Сирии Помпеем открыло широкие горизонты перед знатными жителями сирийских городов. Владея с детства двумя языками, Николай по отцу принадлежал к среде первых людей города, и образование, полученное им в Александрии и на Родосе, сделало его ученым-космополитом, который поступил на службу к восточным правителям, связанным с Римом. Так он оказался воспитателем детей Клеопатры и Антония при дворе Птолемея. В 30 году, после смерти Клеопатры, он стал советником и доверенным лицом Ирода, честолюбивого царя Иудеи, который стремился расширить свое царство и свое влияние на евреев диаспоры. Около 25 года Николаю было предложено написать биографию Августа, используя сочинение самого Августа «О своей жизни» (De vita sua). Николай был придворным историком: он утверждал права Августа на наследие Цезаря и всеми силами отрицал, что Цезарион был сыном Цезаря. В то же время он воспевал миссию Рима на Востоке, куда Рим пришел, чтобы принести мир и справедливость. Август неоднократно принимал его и пользовался его услугами как дипломатического советника по делам евреев. Так что Николай Дамасский, будучи слишком тесно связан с иудейским царем и с Августом, мало годился для выполнения работы историка. Он остался послушным эхом придворной традиции — проавгустовской, а значит, и процезаревской.
По мнению Николая Дамасского, убийство Цезаря было сознательно задумано заговорщиками. Он изображает их, стараясь очернить и усугубить их вину, доказывая, что одни из них действовали лестью, другие — вероломством, чтобы вызвать ненависть к Цезарю, третьи же действовали из ревности и неблагодарности. На фоне этих восьмидесяти заговорщиков Цезарь оказывается единственным человеком, вызывающим сочувствие. Его ответственность всячески умаляется: простой человек, чуждый политических махинаций, чуть ли не наивный. Его одолевают ложные слухи: о переносе центра империи в Александрию под предлогом того, что Цезарион его сын. Николай ссылается на завещание Цезаря, в котором его единственным сыном назван Октавиан. Он считает, что история со статуей, увенчанной диадемой,[691] была целиком и полностью подстроена трибунами Луцием и Гаем. В отношении того, что произошло на Луперкалиях 15 февраля 44 года,[692] он не занимает никакой позиции: жест Марка Антония вроде бы отвечал ожиданиям друзей и преданных сторонников Цезаря. Николай доходит даже до того, что позволяет подозревать Марка Антония в том, что он хотел стать приемным сыном Цезаря, — предположение, абсолютно не обоснованное.
Будучи одинок, Цезарь окончательно остается один, когда отсылает свою свиту и полагается на заявления сенаторов об их преданности ему, а также на свой статус священной персоны и Отца Отечества. Итак, он падет невинной жертвой, а его собственная ответственность еще надежнее растворится в тени рока: сенат был созван в тот день, когда Цезарь собирался доложить о планах своей восточной кампании. Роковым было и место собрания — курия Помпея, напоминавшая о былом сопернике Цезаря.
Описывая эти превратности судьбы, Николай уходит от реального объяснения Мартовских ид. Невероятная наивность военачальника? Неслыханная дерзость тех, кто осмелился убить человека, чтимого наравне с богами? Смерть тирана, все действия которого получили одобрение? Драматическое чутье биографа сбило Николая с толку: Мартовские иды невозможно свести к убиению лучшего из людей группой негодяев. В определенном смысле Николай Дамасский написал антиисторию.