Глава 20 КОРАЛЛОВЫЕ БЕРЕГА

Глава 20

КОРАЛЛОВЫЕ БЕРЕГА

Перед началом нашего перехода в Тихий океан я выступил перед экипажем с короткой речью, в которой обрисовал свои планы.

– После наших успехов в течение последних нескольких месяцев, – сказал я, – мы почти полностью загружены топливом и провизией. У нас на борту достаточно припасов, чтобы несколько раз обогнуть земной шар, не заходя в порты. Теперь мы идем в Тихий океан, так что наше возвращение домой откладывается на несколько месяцев. Возможно, вы разочарованы моим решением, и, если это так, я не могу вас винить. Но постарайтесь понять причины, подсказавшие мне это решение, и вам будет легче сотрудничать со мной.

9 июля мы мельком увидели остров Гоф; в третий раз мы прошли мимо мыса Доброй Надежды, но на этот раз примерно в полутора тысячах километров к югу от него. Нас постоянно сопровождал эскорт альбатросов, которые без малейшего движения крыльев парили на подветренной стороне нашего корабля; мои матросы как-то поймали одного и обнаружили, что размах его крыльев превышает 2 метра. Птица неуклюже ковыляла по палубе и даже заболела морской болезнью, но, как только ее перекинули через борт, отправилась в полет без малейших усилий. За островами Принца Эдуарда последовали острова Сен-Поль и Нью-Амстердам, помаячили на горизонте, а затем остались у нас за кормой. Мы не видели никаких кораблей. Погода была именно такой, какую можно ожидать в «ревущих сороковых»; после того как мы прошли мыс Доброй Надежды, преобладающий ветер дул с силой до 11 баллов, и в который раз «Атлантис» продемонстрировал прекрасные мореходные качества.

К тому времени, когда оказались на долготе Кергеленского архипелага, мы более сотни раз пытались послать короткое сообщение домой, но безуспешно; единственным сообщением, прием которого Берлин подтвердил, было то, в котором мы докладывали, что оставили Индийский океан. Противник, должно быть, пеленговал эти передачи, потому что несколько дней спустя британское адмиралтейство довольно неопределенно сообщило, что в «районе Кергелена находится германское судно».

Обязанности наших радистов не ограничивались чисто служебной рутиной; они также отвечали за все музыкальные и художественные развлечения на борту. Граммофонные записи концертов, сводки новостей из мировой прессы и выпуск «судовой газеты» – вот некоторые методы, с помощью которых они старались разогнать скуку нашего похода. Любопытно, что в нашей фонотеке из 250 записей самыми популярными являлись отнюдь не записи легкой музыки, столь любимые немцами на суше. Мы никогда не вели патриотических разговоров в том духе, в каком вещало наше радио дома; мои офицеры представляли тщательно подготовленные лекции о политическом положении в Австралии или Соединенных Штатах, другие лекторы рассказывали о своих приключениях в Сибири, а один из уцелевших моряков с «Графа Шпее» рассказал о своем побеге из Ла-Платы через Ла-Пас, который закончился на борту «Атлантиса». Слушатели были благодарны за все, что могло хоть как-то развлечь их.

Недалеко от островов Крозе мы отметили 500-й день пребывания в море; теперь за кормой была Новая Зеландия, и острова Окленд едва виднелись на горизонте. Семь недель спустя после расставания с «Орионом» мы снова находились в водах, где могли надеяться отыскать корабли противника. 10 сентября, через два часа после захода солнца, когда плыли далеко к востоку от островов Кермадек, мы наткнулись на плохо освещенный корабль, шедший нам навстречу. Было очевидно, что это торговое судно, и мы демаскировали свои орудия, пока совершали поворот на 16 румбов (180°) для преследования. Как обычно, мы были готовы глушить его передачи, но, когда услышали сигнал QQQ и мои радисты поспешили подавить его, ничего не получилось. В спешке один из них произвел неправильное подключение, и судно без помех продолжило вести передачу. Радисты противника сообщили название корабля – «Сильваплана», – а затем и его местоположение. Мы просигналили светом: «Немедленно застопорить ход. Не пользоваться рацией», и на судне выполнили все, что было приказано. Мы получили возможность опустить откидные борта, не сделав ни одного выстрела.

«Сильваплана» водоизмещением 4793 тонны, была современным норвежским теплоходом, принадлежавшим компании «Тшуди и Эйтцен»; это была богатая добыча, потому что в трюмах корабля находилось большое количество саго, сырого каучука, шкур и специй, которые везли из Сингапура в Нью-Йорк. Я решил дозаправить «Сильваплану» топливом, которое мне обещали из Японии, а затем отправить во Францию. Наши надежды на то, что судовой сигнал SOS не был принят, вскоре рассеялись, так как несколько австралийских береговых станций стали его повторять. Мы тотчас отменили SOS, и отмену подтвердили и передали Рартонга и другие станции, но, похоже, нам не удалось полностью усыпить их подозрения; двенадцать часов спустя «Сильваплану» попросили повторить отмену кодом, чего, конечно, сделать было нельзя. Мы расстались, предварительно договорившись о встрече через четыре дня примерно в 800 километрах к югу от островов Тубуаи. Там мы старательно перевезли на катере 120 тонн каучука из трюмов «Сильвапланы» в качестве балласта для «Атлантиса»; затем отправили «Сильваплану» ожидать приказаний недалеко от банки Орни. Мы же должны были встретить транспорт «Мюнстерланд», идущий из Японии. Разумнее было держать наш приз на расстоянии, чем рисковать, собирая слишком много кораблей в одном месте, так как один из призов «Кометы», «Кота Коран», тоже ожидался на рандеву. Мы были удивлены, обнаружив там и саму «Комету»; «Мюнстерланда» задержал тайфун, и он появился двумя днями позже.

– «Кометой» командует адмирал, господин капитан, – напомнил мне Мор, когда мы подходили к остальным кораблям. – И он имеет право быть принятым с соблюдением полного церемониала.

– Вы совершенно правы, Мор, – сказал я. – Позаботьтесь об этом, пожалуйста.

Немного погодя наши пушки грохнули салют в честь адмирала – вероятно, первый и единственный салют, когда-либо раздававшийся в честь германского адмирала на Тихом океане. Когда контр-адмирал Эссен поднялся на борт «Атлантиса», мой экипаж был выстроен на палубе, и его приветствовал сигнал боцманской дудки.

Наши предварительные совещания проходили в очень дружеской обстановке, но с появлением капитана 1-го ранга Юбеля на «Мюнстерланде» возникли трудности; командир «Кометы» хотел забрать себе часть свежих продуктов, которые были доставлены «Атлантису».

– «Комета», – сказал он, – только однажды восстанавливала свои запасы – с «Аннализы Эссбергер» – и даже тогда не в полной мере. Я обязан настаивать на доле в припасах «Мюнстерланда».

Единственным решением было совместно вычислить, как часто каждый корабль получал надлежащий рацион витаминов и как долго обходился без них. В итоге выяснилось, что на «Атлантисе» не было никаких свежих овощей на протяжении последних 540 дней, тогда как «Комета» восполняла свои запасы по меньшей мере пять раз. Когда запас картофеля, взятого из Германии, иссяк, у нас картофель подавали к столу только в тридцати пяти случаях, последний раз четыре месяца назад; на «Комете» же картофель ели пятьдесят семь раз, последний раз три дня назад. Столкнувшись с такими неоспоримыми фактами, свидетельствующими в пользу «Атлантиса», командир «Кометы» вынужден был уступить; он сделал это охотно, попросив только часть наших запасов пива.

Мы провели четыре дня в обществе «Кометы», «Кота Коран» и «Мюнстерланда». Экипажу «Кометы» было что нам рассказать. Их корабль начал свой прорыв под эскортом нескольких русских ледоколов, но те без предупреждения бросили «Комету», предоставив самой себе, и ей пришлось в одиночку продолжать путь вдоль побережья Сибири через поля пакового льда и айсберги к Беринговому морю – необыкновенный подвиг мореплавания.

Перевозка припасов и перекачка топлива с корабля на корабль шли как было запланировано, хотя мешала плохая погода. В лице «Мюнстерланда» мы впервые встретили транспорт, который снаряжал эксперт. Ничто не было забыто. Морской атташе в Токио, вице-адмирал Веннекер, в начале войны командовал большим кораблем в Атлантике, и мы теперь извлекали выгоду из его личного опыта.

К тому моменту «Атлантис» находился в море ровно восемнадцать месяцев – на шесть месяцев дольше, чем первоначально планировалось. С полными кладовыми и топливными отсеками теоретически он мог оставаться в море еще год – до конца 1942 года. Но с практической точки зрения состояние его машин, а также моральные и физические требования к экипажу корабля поставили такие жесткие границы дальности его плавания, что я решил завершить свою миссию в конце 1941 года. К тому времени срок нашего пребывания в море достиг бы двадцати одного месяца, и мы выполнили бы все наши задачи; более того, длинные декабрьские ночи были самыми благоприятными для нашего возвращения в Германию. Программа, которую я изложил, заключалась в следующем: операции в Тихом океане до 19 октября, переход в Южную Атлантику, восемь – десять дней на тщательный осмотр машин, еще десять дней на операции, потом возвращение домой, куда я рассчитывал прибыть в новолуние 20 декабря.

Рождество дома! Эта мысль казалась почти неправдоподобной. Но до Рождества было еще далеко, а на море обычно случается то, чего не ждешь.

Американская пресса с жадностью ухватилась за тему вспомогательных крейсеров. В газетах целые колонки пестрели выражениями «рейдеры», «пираты», «гремучие змеи на море» и «нацисты планируют задушить свободу на морях». Радиовещательные программы были переполнены всем этим, так же как и газеты; в конце концов они дошли до того, что, к нашему веселью, стали утверждать, будто не менее тринадцати германских рейдеров было уничтожено в Тихом океане.

Мор нашел на борту «Сильвапланы» карту, где был отмечен курс, которым следовало судно в своем последнем рейсе через Тихий океан. Мы проплыли по этому маршруту, а потом крейсировали по узким морским путям архипелага Туамоту, при малейшей возможности используя самолет, но один день сменялся другим без всяких признаков облака дыма. Наконец я решил уйти на подветренную сторону одного из островов, где, защищенные от сильного волнения, мы могли чаще поднимать в воздух самолет и таким образом увеличить радиус нашего поиска. Туамоту означает «низкие острова»; они представляют собой рой бесчисленных маленьких коралловых атоллов, растянувшихся на территории 200 квадратных километров прямо через экватор. Сама мысль о «коралловом атолле» волновала наше воображение, и волнение экипажа обратилось в восторг, когда я объявил, что мы собираемся посетить один из них. Тот, который я выбрал, назывался Вана-Вана; я отдал ему предпочтение не столько за симпатичное название, которое вызывало в воображении видения загорелых девушек без клочка одежды, разве что с гребнем в волосах и цветком за ухом, сколько по той причине, что морские руководства указывали: остров не заселен миссионерами и не имеет никакого крупного туземного поселения.

Вана-Вана – это кольцевой атолл, усыпанный кокосовыми пальмами и окруженный полосой грохочущего прибоя, за которой лежит ярко-желтый пляж и лагуна сказочной голубизны. На малом ходу я подвел корабль так близко, как только смог; глубина была достаточной, поскольку за 50 метров от пляжа дно круто обрывалось. Мы провели 48 часов на Вана-Вана, по три раза в день отправляя самолет в патрульный полет, но безрезультатно. Между тем почти каждый член экипажа побывал на берегу – первая суша, по которой они ступали за последние десять месяцев, – и все возвращались нагруженные кокосовыми орехами, что приятно разнообразило наш стол.

Оттуда мы перебрались на остров Питкэрн, продолжая регулярно запускать самолет, но без успеха. Я обнаружил защищенную якорную стоянку с подветренной стороны острова Хендерсона, в 200 километрах к северо-востоку от острова Питкэрн, и снова разрешил команде сойти на берег. Но Хендерсон не атолл, это остров вулканического происхождения, скалистый и густо покрытый растительностью. Остров невелик, но густая подножная растительность очень сильно затрудняет передвижение; на острове нет животных, и даже насекомые отсутствуют. Несколько пальм на пляже, видимо, выросли из орехов, вынесенных морем. Рядом матросы нашли доску с надписью: «Этот остров принадлежит королю Георгу V». Из остальной части надписи, теперь едва видимой, они поняли, что очень давно здесь побывал британский крейсер и оставил после себя эту доску, чтобы устранить всякие сомнения относительно владельца острова. Проведя еще несколько дней в бесплодных поисках, мы взяли курс на мыс Горн.

На переходе к мысу Горн мы услышали о гибели недалеко от Кейптауна транспорта снабжения, обслуживавшего подводные лодки, и я сразу предложил услуги «Атлантиса» для этой цели. 29 октября мы обогнули знаменитый мыс при спокойном море, но с сильными снежными шквалами; вода находилась на точке замерзания, однако мы не заметили никаких айсбергов. Некоторое время я подумывал о том, чтобы атаковать китобойные суда, чья база располагалась на острове Южная Георгия, но в конце концов отказался от этой идеи отчасти потому, что у меня не было карт этих малоизученных вод, а отчасти потому, что имел приказ Морского штаба идти на рандеву с подлодкой «U-68». Несколько дней спустя мы встретили подлодку и вместе пошли в точку, о которой предварительно условились. Я стремился обезопасить себя от любого нарушения кодовой секретности и отнюдь не хотел, чтобы меня застигли врасплох при заправке топливом подлодки. Я слышал о нескольких случаях, когда прерывали встречу подлодок, но не имелось таких случаев, когда встречались надводные корабли.

С командиром подводной лодки, капитаном 3-го ранга Мертеном, мы дружили еще с довоенных времен, вместе участвовали во многих регатах и дома, и за границей. Было очень здорово снова его увидеть, и мы сидели за стаканчиком в главном салоне, где я и мои офицеры обсуждали столько планов и развлекали столько побежденных врагов.

– После дозаправки твоей лодки, – сообщил я Мертену, – собирался тщательно осмотреть свои машины, а потом патрулировать еще несколько дней. Но теперь мне приказано дозаправить «U-162».

– Знаю, – сказал Мертен, – это лодка Бауэра. Я прочел сообщение.

– Может, это важно в интересах войны, – продолжал я, – но очень неудобно для меня, во всяком случае я не вижу в этом особой нужды. Транспорт снабжения «Питон» скоро должен пересечь экватор на пути в свой район недалеко от острова Святой Елены. Бауэр с тем же успехом мог бы дозаправиться и от него.

Два дня спустя Мертен нас покинул, и после профилактического ремонта главных машин мы возобновили наш поиск в западном направлении. Не прошло и 48 часов, как Буль доложил о судне, однако оно оказалось нейтральным; на следующий день он заметил еще одно, но то было слишком быстрым для нас, и нам пришлось отказаться от преследования. При приземлении самолет повредил двигатель и выбыл из строя на сутки. Следующие пять дней дул такой сильный пассат, что он вообще не мог взлететь. Когда наконец ветер стих, самолет взлетел, но приземлился так неуклюже, что перевернулся. Экипаж не пострадал, и самолет удалось вытащить из воды, но он оказался так сильно поврежден, что не было ни единого шанса на то, что он сможет стартовать на следующий день, когда мы должны были встретить «U-126».

Точка рандеву с «U-126», под кодовым названием «Лили 10», лежала в 240 километрах к северо-западу от острова Вознесения. И там ранним утром 22 ноября 1941 года подводная лодка появилась в поле нашего зрения, как и было запланировано.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.