ПОРА, БРАТ, ПОРА…

ПОРА, БРАТ, ПОРА…

У Главкома ВВС Павла Кутахова была мечта: он хотел иметь на вооружении систему управления авиацией на поле боя. Откровенно говоря, от такой мечты захватывало дух. Любой высокий военачальник, которому Павел Степанович рассказывал о предполагаемой системе управления, терял дар речи. И в общем-то было от чего. Требования к разработке просто заоблачные, она должна была давать полную информацию о точном расположении всех радиолокационных средств противника на глубину в сотни километров от линии фронта и в ширину по фронту. Командиры, обладающие этой системой управления, имели бы возможность определять местоположение как своих самолетов, так и вражеских. Не забудем: речь идет об авиации, и поэтому все данные должны были поступать в динамике боя.

Казалось бы, требования достаточно высокие. Но главный маршал авиации пошел дальше. Он хотел, чтобы ученые-оборонщики «научили» систему передавать координаты своим самолетам и выводить их на цели в ходе боя, а наземным комплексам указывать вражеские объекты в глубине обороны противника. Все это должно было выполняться с высокой точностью и в реальном времени.

«От одного перечисления задач и требований Главкома ВВС, — вспоминал Юрий Мажоров, — могла закружиться голова. Аппетиты Павла Степановича подогревали периодически поступающие сообщения о якобы успешно создаваемой в США системе под названием «Пеллс». Говорилось, что она позволяет точно, до метров, определять координаты, как воздушных, так и наземных целей.

В общем, подобную задачу по созданию отечественной системы управления на поле боя главный маршал авиации Павел Кутахов выдвинул перед министром радиопромышленности СССР Петром Плешаковым».

Случилось это в 1980 году. Плешаков предложил заняться разработкой системы ленинградскому объединению «Ленинец», которым руководил Лев Зайков, будущий секретарь ЦК КПСС.

Полгода ушло у ленинградцев на осознание того, что решить такую задачу им не под силу. О чем они честно и признались.

Министр радиопромышленности поручил работу Вениамину Ефремову. Его коллектив занимался проблемами зенитно-ракетных комплексов. Родной «сто восьмой» институт Плешаков почему-то не спешил привлекать к этой тематике.

Однако, при всем уважении к своим коллегам из других институтов, объединений, директор ЦНИРТИ прекрасно понимал: в конечном итоге без них не обойдутся. И поэтому решил пойти на опережение: молодому, способному начальнику отдела Александру Лебедю предложил проработку вопросов создания такой системы.

«Однако неожиданно, — рассказывал Мажоров, — встретил оппозицию в лице Заславского и некоторых других руководителей тематических направлений. Они стали меня отговаривать. Откровенно говоря, я их понимал. Трудностей с разработкой этой сложнейшей системы предстояло преодолеть немало. У Лебедя людей не много. Значит, им придется делиться кадрами и принимать участие в работе. Здесь в общем, преобладали личные мотивы.

Вынес я этот вопрос и на заседание научно-технического совета, но и тут полной поддержки не получил. Слишком уж тяжела была ноша. Тем не менее, все-таки решил открыть научно-исследовательскую работу по проблеме».

Все вышло так, как и просчитал генерал Мажоров. Вскоре и Вениамин Ефремов заявил, что не в силах взять на себя главную роль по созданию системы. И тогда главный маршал авиации Павел Кутахов прямо указал на «сто восьмой» и начал упорно настаивать, чтобы институт стал головной организацией. Однако это не устраивало министра Плешакова. Стали искать выход во многом из парадоксальной ситуации. Нашли. Примерно такой же странный: ЦНИРТИ определялась как разработчик системы, а коллективу Ефремова отдавалась роль головной организации.

Что ж, так или иначе, но «сто восьмой» начал активную проработку аванпроекта системы. Определили возможные тактико-технические характеристики системы, подобрали смежников, которым предстояло создавать средства навигации, радиосвязи. Продумали вопросы управления и кооперации. Решили на борту какого отечественного самолета может быть установлена система. Просчитали, что для этой цели вполне подойдет Ан-72, но в оригинальном исполнении, когда двигатели установлены поверх крыльев. Это было связано с тем, чтобы значительно снизить заметность лайнера в ходе пеленгации наземных объектов.

Итогом всех этих расчетов стал проект совместного постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Иначе и быть не могло, ведь работа предстояла огромная как по объему научных исследований, так и по ее важности для обороны страны.

По всем проработкам институт мог справиться с задачей к концу 1987 года, то есть в четырехлетний срок. Для такого проекта отрезок времени весьма небольшой. Однако в институте осознавали государственную значимость разработки и настраивались на напряженную, творческую работу. Откровенно говоря, никто и не сомневался, что в ЦК и Совмине утвердят именно эти сроки создания системы. Больше времени не дадут, а меньше просто невозможно.

Однако и Мажоров и коллектив его разработчиков ошиблись. В последние годы стал преобладать авторитарный стиль правления. «Три Степановича», как называл их Мажоров, — министры Силаев, Плешаков и Главком ВВС Кутахов все меньше прислушивались к мнению директоров генеральных и главных конструкторов. Требования постоянно росли, сроки исполнения сокращались.

То же случилось и на сей раз. Главный маршал авиации Кутахов решил «презентовать» систему управления и показать ее выдающуюся роль в ходе крупных командно-штабных учений, проводимых в 1983 году. В учениях принимал участие министр обороны Дмитрий Устинов. Судя по всему, Павел Степанович решил блеснуть перед шефом новой разработкой.

Проблема заключалась в том, что разработки как таковой не существовало. Был определен ее технический облик, условные, наиболее вероятные параметры. И вот несуществующая система уже была включена в общую схему учений.

Но это не смущало Главкома ВВС Кутахова. Возражения не принимались. Более того, генералу Мажорову приказали представить министру обороны систему, условно названную «Солистка», доложить ее технические характеристики, рабочий график создания.

Что ж, приказ есть приказ. Докладывать высокому начальству не впервой. На этот раз, на лесной поляне, где располагался штаб учений, собрались первые лица, отвечающие в стране за оборону и военно-промышленный комплекс, — член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны, Маршал Советского Союза Дмитрий Устинов, заведующий отделом ЦК оборонной промышленности Игорь Дмитриев, председатель Военно-промышленной комиссии Леонид Смирнов, Главком ВВС Главный маршал авиации Петр Кутахов.

Доклад прошел успешно. Довольный Кутахов улыбался. Задали несколько вопросов. Мажоров ответил. Казалось, все были удовлетворены. Но Юрий Николаевич чувствовал, как нарастает внутреннее волнение. Ведь он, как никто другой, знал психологический настрой начальников. Отличная современная система, прекрасные параметры, уверенный доклад. Они уже и забыли, что реально системы еще нет, ее надо создать, и на это уйдут годы напряженной работы. Настрой у всех победный, чего там тянуть, систему ввести в строй, как можно быстрее. Возражения? А какие могут быть возражения. Кто это здесь не хочет укрепить оборону родной страны.

Вот тут и вспомнился Мажорову генеральный конструктор двигателей Архип Люлька с его фразой: «Еще одно такое заседание, Мажоров, и мы «враги народа». Только нет сегодня рядом Архипа Люльки. Тогда кто же «враг народа»?

Из состояния раздумий его вывел голос Устинова:

— Что ж, хорошо, Мажоров, давайте по срокам.

График работ Юрий Николаевич пытался разложить как можно понятнее, доступнее, яснее. Доказывал, что 1987 год, крайний и сверхнапряженный срок, и ученым придется, образно говоря, вывернуться наизнанку, чтобы уложиться в него.

В отличие от первой части, вторая часть доклада не понравилась никому. Особенно маршалу Устинову. И чем ярче приводил аргументы Мажоров, тем большая тень накрывала лицо министра обороны.

Когда Юрий Николаевич закончил доклад, маршал Устинов подвел итоги. Все его резюме сводилось к двум цифрам — отсутствие системы «Солистка» Вооруженные силы потерпят до 1986 года. В этом самом году ее и следует ввести в строй, а лучше бы в 1985-м.

Генерала Мажорова колотило крупной дрожью. Он никогда прежде не срывал сроков ввода в строй важных работ. Но теперь стало ясно — срыв обеспечен заранее.

Юрий Николаевич как докладчик попросил слово для реплики. Устинов удивленно глянул на него, но махнул: мол, давай твою реплику.

— Сроки, на которых настаивает заказчик, просто невозможны. Проблемы — огромны.

Когда Мажоров сел на свое место, заведующий отделом ЦК Дмитриев сердито зашептал ему на ухо.

— Ты что, с ума сошел, Мажоров. Маршалу Устинову возражаешь.

На что вконец обозленный Юрий Николаевич ответил:

— Делать-то нам. Мы свои возможности знаем. И помощи нам никто не обещает.

Как и следовало ожидать, несмотря на его возражения, сроком окончания работ утвердили 1986 год. Тогда, на поляне в лесу, он впервые подумал: «Пора уходить, Юрий Николаевич, пора». Об этом жена прожужжала уши. И правда, ему уже 62 года. В родное НИИ пришел 30 лет назад. В 1968-м стал директором, а до этого девять лет был главным инженером «сто восьмого». За это время немало успел сделать и как разработчик, и как руководитель большого коллектива.

…Маршал Дмитрий Федорович Устинов закрыл совещание, отпустил всех.

— А ты, Юрий Николаевич, останься, — сказал он. — Не расстраивайся. Понимаю и объем работ и важность. Если сорвете срок, добавим вам время.

Министр обороны лукаво улыбнулся и рассмеялся. Но Мажорову было не до смеха. «Через два-три года тех, кто устанавливает эти нереальные сроки, может и не быть, — подумал он про себя. — Вот потом и доказывай, что ты не верблюд».

Так, собственно, и случилось. В 1984 году ушли из жизни с разницей в две недели Главный маршал авиации Петр Кутахов и Маршал Советского Союза Дмитрий Устинов, в 1985-м оказались на пенсии заведующий отделом ЦК Игорь Дмитриев и председатель ВПК Леонид Смирнов.

Но Мажорова никто на пенсию отправлять не собирался. Наоборот, его вызвали в ЦК на Старую площадь и предложили стать генеральным конструктором. Такая должность вводилась впервые. В министерстве уже было несколько генеральных конструкторов.

Они курировали вопросы разработки систем противоракетной и противовоздушной обороны, вычислительной техники и некоторые другие направления. Теперь возникла необходимость открыть такую должность и в данной подотрасли. По представлению министерства генеральный конструктор назначался специальным постановлением Совета Министров СССР.

Мажоров поблагодарил за высокое доверие и… отказался. Завотделом ЦК был крайне удивлен отказом.

— Юрий Николаевич, кто же от таких должностей отказывается?

— Вот я и отказываюсь…

В декабре 1985 года генеральный директор научно-производственного объединения «Пальма» генерал-майор Юрий Николаевич Мажоров подал рапорт и ушел в отставку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.