Военно-воздушные силы

Военно-воздушные силы

За всю историю существования Советского Союза 40-я армия оказалась единственной, которая имела в своем составе военно-воздушные силы. Причем достаточно мощные. Они насчитывали большое количество самолетов и вертолетов различного назначения. Две трети из них были ударными. Основная группировка ВВС 40-й армии базировалась в Баграме. Активно использовались аэродромы в Шинданде и в Кандагаре.

Каждой из трех мотострелковых и 103-й воздушно-десантной дивизии были приданы вертолетные эскадрильи. Вертолетные отряды из состава 50-го отдельного смешанного авиационного полка усиливали 66-ю и 70-ю отдельные мотострелковые бригады в Джелалабаде и в Кандагаре, а также батальоны специального назначения.

Укомплектованность армейской авиацией была высокой. Мы располагали необходимым количеством боевых вертолетов Ми-24 различных модификаций. Наряду с ними активно использовались транспортно-боевые и транспортные машины Ми-8Т. Примерно с 1985 года 40-я армия получила вертолет Ми-8МТ. Это очень надежные машины, с мощным вооружением. По своим характеристикам они не уступают боевым вертолетам. Усовершенствованный двигатель позволял экипажу подниматься на высоту до пяти тысяч метров, имея на борту более двух тонн груза.

Отличная подготовка позволяла летному составу выполнять поставленные задачи в тяжелейших климатических, географических и боевых условиях. Почти две трети наших застав были расположены высоко в горах. Для снабжения находившихся на них подразделений боеприпасами, продовольствием, водой, почтой и всем остальным мы могли использовать только вертолеты. В любых ситуациях — будь то обычный разведывательный вылет или обеспечение боевых действий в Панджшере — офицеры ВВС 40-й армии действовали мужественно и профессионально.

Армейская авиация мастерски осуществляла высадку десанта. Проводилась она, как правило, под шквальным встречным огнем душманов. Во время некоторых операций вертолетчики по пять-шесть раз в день поднимались в горы на высоту три — три с половиной тысячи метров. Площадок для приземления, конечно же, не было. Подразделение высаживалось в течение двадцати-тридцати секунд, пока вертолет зависал, касаясь одним шасси скалы или небольшого выступа.

В ходе боевых действий летчики выполняли огромный объем задач. Кроме высадки десанта, офицеры ВВС армии доставляли в районы проведения операций боеприпасы, медикаменты, эвакуировали больных, раненых и убитых. В частях Ограниченного контингента советских войск в Афганистане с первого дня действовал приказ о том, что ни один военнослужащий — контуженый ли, раненый или убитый — не должен оставаться на поле боя. Все, в том числе и тела погибших, должны быть найдены и вывезены. За всю свою продолжительную службу в Афганистане я не помню случая, чтобы мы хоть раз оставили на произвол судьбы офицера или солдата. Порой возникали ситуации, когда для поисков военнослужащих мы были вынуждены даже возобновлять боевые действия.

Именно так произошло в ущелье Анардара, провинция Фарах, в 1981 году. Тогда во время проведения операции мы потеряли пять человек. Никто не знал, где они находятся. Позже выяснилось, что во время боя они оказались в стороне от основного ядра роты. В горах душманы их зажали. Завязался долгий и тяжелый бой. Из пяти человек четверо были убиты, в живых остался только один.

Несколько часов мы не могли обнаружить эту группу. Поиски осложнялись тем, что солдаты не имели средств связи и не могли вызвать помощь. Они были найдены лишь благодаря вертолетчикам.

Боевые действия были продолжены только с одной целью: эвакуировать наших солдат. Пришлось высадить десант в составе нескольких подразделений, для того чтобы заблокировать район и очистить его от душманов. К сожалению, при этом мы потеряли убитыми еще двух человек. В бою от смерти никто не застрахован. Возобновляя операцию, мы понимали, что вряд ли удастся избежать новых жертв. Но вместе с тем мы не имели права оставить, бросить на поле боя даже тела наших людей.

Закономерен вопрос: стоило ли рисковать жизнью солдат и офицеров, высаживать целые подразделения ради нескольких человек? Другими словами, стоит ли овчинка выделки?

После завершения ротой или батальоном определенного этапа боевых действий — причем не всей операции, а именно одного эпизода — сразу же осуществлялась проверка людей. Как только выяснялось, что кого-то нет, нами сразу же предпринимались соответствующие меры. Если боевая обстановка не позволяла нам вернуться в район, из которого подразделения только что вышли, то операция временно приостанавливалась. Войска укреплялись на занятых рубежах, а район, где находился наш солдат или офицер, мы локализовывали огнем, не позволяя никому уйти оттуда и унести погибших наших солдат, если они были.

Второй, третий, а если это было необходимо, то и четвертый раз мы полностью обрабатывали ущелье или склон огнем авиации и артиллерии, уничтожая противника и поддерживая своих военнослужащих. После завершения огневой подготовки в бой вступали мотострелковые или десантные подразделения.

Если бы мы хоть раз поступили иначе, то уже не смогли бы поднять моральный дух солдат и офицеров Ограниченного контингента. Идя в бой, каждый должен быть уверен в том, что, окажись он в критической ситуации, его не бросят, не предадут. Товарищи вытащат его даже ценой собственной жизни. Об этом знал каждый, в том числе и я. Отправляясь на проверку охраны участка дороги, проходившей через «зеленую зону», я был уверен, что если со мной или моим бронетранспортером что-нибудь произойдет, то сразу же будут предприняты меры, для того чтобы меня вернуть. Живым или мертвым, но я обязательно буду возвращен. Конечно же, это придавало уверенность действиям каждого солдата и офицера.

Характерен в этом отношении и еще один случай, который произошел с начальником тыла 40-й армии полковником В. А. Васениным. В силу обстоятельств мы должны были скрытно на нашем бронетранспортере доставить одного из афганских генералов в Джабаль-Уссарадж. Генерал этот находился внутри бронетранспортера сразу за спиной водителя, а Васенин сидел на люке сверху. Во время движения по чарикарской «зеленой зоне» бронетранспортер обстреляли, в том числе и из гранатомета. Одна из гранат была выпущена по левому борту машины и попала так, что осколки в буквальном смысле прошили афганского генерала насквозь. Он так и скончался на месте, даже не шелохнулся.

Завязался бой. Бронетранспортер прошел еще метров сто, сошел с дороги и на обочине подорвался на мине. Взрывной волной полковника Васенина выбросило из машины. Бортовая радиостанция вышла из строя, связь была прервана. В штабе армии об инциденте узнали примерно через десять минут по докладам с соседних застав. Сразу же в этот район были направлены дополнительные силы, в том числе и авиация. После того как бой был закончен, Васенин сказал мне: «В тот момент, когда сначала услышали рокот, а потом увидели приближающиеся вертолеты, мы поняли, что останемся живыми».

Не менее строго соблюдался и другой приказ, запрещавший нанесение бомбово-штурмовых ударов авиации по населенным пунктам.

Во-первых, офицеры ВВС знали о том, что в кишлаках находятся мирные жители, которые подчас не имеют никакого отношения к происходящим за стенами их дома событиям. Во-вторых, обстрелы населенных пунктов, даже если оттуда открывали огонь по нашим солдатам и офицерам, предусматривали уголовное наказание.

Обойтись без применения авиации в Афганистане мы не могли. Летчики регулярно совершали вылеты и проводили бомбометание. Это был один из основных и, на мой взгляд, самый эффективный, а также безопасный для нас элемент огневого воздействия на душманов.

Перед нанесением бомбово-штурмовых ударов командование 40-й армии тщательно изучало обстановку в тех районах, где должна была действовать наша авиация. Как правило, это были небольшие по площади участки местности, где скапливались значительные силы противника. С нашей стороны применение боевой авиации было вынужденной мерой. Мы упреждали таким образом нападения вооруженных отрядов оппозиции на советские и правительственные войска.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.