Эпилог

Эпилог

Эксперимент России с демократией впечатляюще завершился в последний день старого тысячелетия, когда Борис Ельцин неожиданно отрекся от должности президента и миропомазал на царство Владимира Путина в качестве исполняющего обязанности нового президента страны.

Заявление Ельцина об отставке подействовало отрезвляюще на русских гуляк, праздновавших начало Нового года. Царь Борис Неудачный с экранов телевизоров просил прощения у своих подданных за совершенные им грехи во имя свободы и свободного рынка. России, сказал он, теперь нужен молодой и сильный человек, твердая рука которого сможет сокрушить коррупцию и преодолеть хаос. Одним из таких людей является Владимир Путин – ветеран КГБ и обладатель черного пояса по дзю-до. В тот же вечер Путин провозгласил принцип «диктатуры закона» и гарантировал Ельцину и его семье защиту от любых судебных преследований. Этот бескровный дворцовый переворот означал, что «банкирщине» пришел конец, теперь банкиры не будут больше править страной.

Начало правления Путина было обставлено традиционной инаугурацией и поиском козлов отпущения. К счастью для русских евреев, в качестве подходящей мишени были выбраны чеченцы. В серии таинственных взрывов жилых домов в Москве конца 1999 года были обвинены чеченские террористы, таким образом была развязана вторая чеченская война. Военная кампания объединила население России вокруг своего пока еще не совсем ясного лидера, который летал на фронт на реактивном истребителе МиГ и сумел поднять новую волну национализма, чтобы противостоять возможной оппозиции на президентских выборах в марте 2000 года. Номинально имеющиеся соперники, претендующие на пост президента, например Лужков, столкнулись с такими горами компромата, нарытого друзьями Путина из КГБ, что благоразумно решили для себя не высовываться и спокойно переждать этот спектакль.

Чубайс, Немцов, Кириенко и многие другие «молодые реформаторы» быстро принесли клятву на верность новому хозяину России.

Также поступили Потанин и большинство других олигархов, которые своими уловками, рецепт которых они получили от своих западных священных покровителей, спровоцировали финансовый крах страны с помощью ряда эффектных, но выгодных для себя банкротств.

Путин позволил финансовым воротилам сохранять их богатства до тех пор, пока они не вмешиваются в политику, а его прокуроры отслеживали их корпоративные связи, чтобы при признаках коррупции начать необходимые расследования.

Только Владимир Гусинский отказался от подобной фаустовской сделки, он продолжал использовать все свои СМИ, выставляя на всеобщее обозрение этническую чистку в Чечне. Он критиковал Путина за возрождение советских символов – мелодии гимна СССР для государственного гимна России и флага Красной Армии, а также за возрождение института информаторов спецслужб. В итоге он был посажен в тюрьму, а через некоторое время сбежал на свою виллу в Испании. Как пишет сам Гусинский, теперь здесь он находится под домашним арестом и под постоянной угрозой экстрадиции в Москву, а российское правительство тем временем пытается завладеть его телевизионной сетью.

Другой российский медиа-магнат, финансист Борис Березовский, также сбежал из страны, когда московские прокуроры стали наступать ему на пятки, – у прокуроров было о чем поговорить с Березовским. Главное, что он поставил на карту, – это его телекомпания ОРТ, которую государство хотело у него отнять. Стремясь возродить государственный контроль над прессой, Путин заявил, что он просто исправляет «разрушительную ошибку», совершенную в годы правления Ельцина, а именно – разрешение частной собственности на СМИ в России. Другим наследием Ельцина, от которого Путин отказался в первый же год своего правления, была с таким трудом завоеванная автономия каждого из 89 регионов России. В девяностые годы регионы получили право избирать собственных лидеров, чтобы управлять своими владениями. Жизнь показала, что, хотя региональные губернаторы и были слишком часто некомпетентными или нечестными (или и то и другое) людьми, они, тем не менее, обеспечивали своим регионам большую, чем когда-либо в истории России, самостоятельность. При молчаливом согласии парламента, где преобладали депутаты от коммунистической партии, Путин восстановил советскую систему вертикальной власти и управления – региональные лидеры могли занимать свои должности только с одобрения президента, а при необходимости он мог их уволить в любое время.

Неудивительно, что отношения Путина с Западом значительно охладели в последние несколько лет. В Вашингтоне, где мы теперь проживаем с Робертой, вхождение во власть Путина и его сподвижников из прежнего КГБ вызвало острые дебаты по вопросу: «Кто потерял Россию?» Республиканцы все сваливали на администрацию Клинтона, обвиняя вице-президента Гора и демократов в их потворстве развитию коррупции в России, на которую они смотрели сквозь пальцы. В Конгрессе состоялись специальные слушания по этому вопросу, много упреков прозвучало по содержанию передовиц газет «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Таймс».

Истина, однако, состояла в том, что никто Россию не терял – русские сами потеряли себя. Как известно, России в 1990-е годы был предложен точно такой же пакет помощи, как Польше, Венгрии и Чехии. В отличие от этих процветающих ныне стран, удостоенных приема в члены НАТО, или от Балтийских стран, стремящихся стать членами Европейского Союза, посткоммунистические лидеры России никогда по-настоящему не хотели стать частью большой семьи западных наций. Они хотели от Запада только денег и обожали его роскошные автомобили, мобильные телефоны и бытовую технику, но не имели никакого желания принять западные идеалы. Так, они упорно отрицали суть понятия правительства, предназначение которого, прежде всего, состоит в том, чтобы служить своему народу, а не добиваться каких-либо иных целей.

Это же можно сказать и в отношению российских бизнесменов, которые также были готовы только получать деньги от Запада, но их совершенно не интересовали принципы открытости и прозрачности во всех своих делах, что является главным условием вхождения в глобальное бизнес-сообщество. То, что Уолл-Стрит, связавшись с Россией, погорел на своем мошенничестве, стоившем ему сто миллиардов долларов, можно объяснить лишь его слепой и безграничной жадностью.

Однако если бы Запад захотел персонально кого-нибудь обвинить в утрате России и потере миллиардов долларов, то лучшим кандидатом из всех на такую роль был бы все-таки Борис Ельцин. Да, его харизма и мужество помогли сломать тоталитарную систему в России. На какой-то короткий период он действительно был человеком для своего народа. Однако со временем его здоровье стало ухудшаться, а общее восприятие реальности сильно изменилось – амбиции разрушили все то хорошее, чего он достиг. Он распродал страну за право быть избранным на второй срок, после чего устранился от своих прямых президентских обязанностей, перейдя в болезненную изоляцию, Россия же была им отдана на разграбление всяким проходимцам. Затем, когда все вокруг стало разваливаться, он продал Путину то, что еще оставалось от России, в обмен на свою личную безопасность. Вероятно, за это его будут жестко критиковать историки.

Путин, как мне кажется, получил мандат на управление страной методом «сильной руки», чтобы восстановить порядок и достоинство России в мире. Русский народ никогда не выражал особого энтузиазма по отношению к демократии, да и к самому пути капиталистического развития. Предложит ли Путин России стабильность и экономическое развитие по латиноамериканскому образцу или же продолжит вести страну по африканскому пути клептократии, нам еще предстоит узнать. Но сегодня можно со всей определенностью утверждать, что те безрассудные и опьяняющие деньки ревущих девяностых годов, когда большинство приезжих иностранцев называли Москву своим домом чаще, чем за всю тысячелетнюю историю России, кончились.

Финансовый крах страны с удивительной скоростью опустошил московскую общину приехавших иностранцев. В дни дефолта банкиры-инвесторы, адвокаты и дипломированные бухгалтеры со всех ног удирали в Нью-Йорк (там начался сумасшедший бум на услуги вернувшихся из России специалистов). Биржевые маклеры и торговцы долговыми обязательствами теперь уже в Америке вновь развернули свою деятельность. К концу 1998 года все участники нашего пьяного застолья в ресторане «Белое солнце пустыни» покинули Россию. Москва теперь казалась им каким-то покинутым городом-призраком.

Финансовый крах России заставил многих искать для себя смысл в произошедшем, а некоторых даже сменить профессию. ОСО потеряла два миллиарда долларов и большую часть своего персонала. Борис Йордан уволил сотни своих сотрудников и был почти разорен. Джордж Сорос брюзжал и жаловался, что его инвестирование в Россию было крупнейшей ошибкой за всю его сорокалетнюю деятельность. Один мой знакомый покупатель долговых обязательств оставил квартиру, которую снимал за десять тысяч долларов в месяц, и уехал в Индию. Другой приятель променял свой «лэнд ровер» на комнату в доме тещи. Весьма примечательная история произошла с одним предпринимателем, который умудрился в период кризиса заморозить все телеграфные переводы его денежных средств из России с помощью своей карты для банкомата. В родном штате он, обращаясь практически к каждому банкомату и забирая из него каждый раз максимальную сумму, опустошил свой счет в московском банке примерно на двести тысяч долларов. Когда он пришел в отделение банка своего города с полной хозяйственной сумкой денег, чтобы положить их на счет, управляющий подумал, что перед ним наркодилер.

Бетси Маккей оставалась в России еще целый год. Она и ее новые коллеги по московскому бюро газеты «Джорнел» за корреспонденции о последствиях финансового краха России были награждены в 1999 году высшей почетной наградой для журналистов – Пулитцеровской премией за международную деятельность.

Мы с Робертой на деньги, которые могли бы, не уехав вовремя, отдать налоговым властям России, купили старый дом в Джорджтауне. Единственное, о чем я пожалел после отъезда из Москвы, это то утро, когда были оглашены победители премии Пулитцера. Роберта больше, чем я, тосковала по России. Она часто вспоминала о первых днях своей деятельности в посткоммунистический переходный период, когда все мы думали, что являемся участниками чего то большого и значимого. Теперь она занимается инвестициями в Азии, но ее сердце все еще в прежнем Советском Союзе.

Моя тяга к системам разбрызгивания воды для орошения газонов и к нормальной жизни несколько поубавилась. Теперь я сам поливаю лужайку перед домом, крашу наши ставни и выгуливаю собаку по три раза в день. Скоро я стану отцом, и мы с Робертой вспоминаем прожитые на «Диком Востоке» дни как некое далекое и туманное приключение.

Изредка мы видимся с Борисом и Гретхен. Они живут в Вирджинии на большой ферме стоимостью во много миллионов долларов, в привилегированной местности для охоты. На ферме они разводят лошадей для скачек на ипподроме. У дома плавательный бассейн с видом на огромное огороженное пастбище, где пасутся чистокровные скаковые лошади. Борис теперь вице-президент главной американской государственной многопрофильной энергетической корпорации. В конце недели его, одетого в белую форму для тенниса, можно увидеть при выезде из своего загородного клуба на кроссовере «сабурбан», возможно, последнем из уцелевших.