IV

IV

— Мальчики, вы спите?

— Нет, не спим.

— Я пришла поговорить с вами.

Пахнуло дымом. На пороге темная, тонкая фигура Мары.

— Почему вы не спите?

— Кира рассказывает мне сказку.

— О чем?

— О колодце и девочке, которая по ночам не спит.

— Значит, обо мне?

Мара садится на мою постель.

— Нет: вы не девочка, вы большая.

— Я не большая! — тихо смеется она. — Я совсем маленькая — как ты, как Женя.

— Вам семнадцать лет!

— Кто это тебе сказал?

— Лена.

— Лена не знает. Впрочем, я сама не знаю. Мне и семь, и семнадцать, и семьдесят.

— Значит, вы совсем старая? — доносится с другой кровати испуганный голосок Жени.

— Иногда. Сейчас я совсем маленькая. Кира, расскажи же мне свою сказку, — говорит она, помолчав.

— Вы будете смеяться.

— Нет, я не буду смеяться.

— Про что же мне рассказывать?

— То же самое, что Жене, — о колодце и девочке. Только, мальчики, говорите мне «ты», или я вам буду говорить «вы».

— Мы всем большим гостям говорим «вы».

— Я — маленькая.

Я приподнимаюсь на локте и тихонько трогаю ее локоны.

— Вы не рассердитесь, если я вам… тебе скажу одну вещь?

— Конечно, нет. Говори!

— Другие говорят, что ты сумасшедшая. Мара молчит, потом берет мою руку, — ту, что гладила ее по волосам.

— Значит, вы меня боитесь оба?

— Нет, ты совсем не страшная Мы думали, ты с когтями и копытами, а ты просто большая девочка.

— Маленькая, — поправляет она.

— Почему же у тебя такое длинное платье?

— Платье — вздор. Впрочем, ты прав, — оно ужасно длинное. Я бы хотела быть мальчиком.

— Fr?ulein нам рассказывала, что когда вся земля затрясется, все мальчики будут девочки, а все девочки — мальчики, — задумчиво говорит Женя.

— Ты наверное это знаешь?

— Наверное.

— Это будет чудно! Ну, что же, Кира, а сказка?

— Раз был один колодец — глубокий, глубокий; в нем была серебряная вода. И была еще одна маленькая… нет, большая девочка с золотыми кудрями.

— Ты говорил — с черными, — обиженно поправляет Женя.

— А теперь она с золотыми. Эта девочка никогда по ночам не спала, — все бегала, всюду рылась. Она была очень непослушная девочка. Ну, вот, когда мама заснула, она выбежала в сад. А ночь была темная, страшная-страшная. Она испугалась и стала кричать, но никто ее не слышал, потому что все спали. Тогда она еще больше стала кричать. И вдруг за ней кто-то затопал. Она не знала, что это добрый медведь, и побежала. Бежала, бежала и — бух в колодец. А вода в нем была серебряная.

— А потом? — спросила Мара.

— Потом — не знаю, Я еще не выдумал.

— Это прекрасная сказка. Твоя девочка очень похожа на меня — я тоже никого не слушаюсь и тоже не сплю по ночам.

— Что же ты делаешь?

— Читаю, пишу, курю, хожу по комнате.

— А тебе не страшно ночью?

— Иногда страшно — когда я забываю о своем сердечке. Это мой талисман. Мне его подарил один человек, когда мне было одиннадцать лет. С тех пор я с ним не расстаюсь.

— Что это—талисман?

— Вещь, которая бережет от несчастья. Пока на тебе талисман, ты не утонешь, не наделаешь глупостей. Я недавно сделала страшную глупость.

— Какую?

— Я не знаю, поймете ли вы… Нет, конечно поймете! Дело в том, что один человек читал мне чудные стихи и говорил, что он их сам сочинил. Мне они ужасно нравились, и я сделалась невестой этого человека.

— Как невестой? Ведь ты маленькая!

— Это было ужасной глупостью Во-первых, я маленькая, а во-вторых, это были не его стихи, а чужие. Он мне все выдумывал. Я сказала ему, что презираю его, и уехала.

— К нам?

— Да.

— А он за тобой не приедет?

— Пусть попробует! Я ему покажу! — сердито воскликнула Mаpa, и я видел, как вздрогнули ее тонкие ноздри.

— Ты на него очень сердишься? — спросил Женя.

Она встала с постели и несколько раз прошлась по комнате. Потом, наклонясь над Женей, спросила:

— Представь себе, что человек, которого ты любишь и в которого веришь, ну Люся или Лена, тебя обманул. Что бы ты ему сказал?

— Что это очень плохо!

— Понимаешь, если бы этот человек прямо сказал мне: «Это прекрасные стихи, но писал их мой товарищ», — я бы тогда не сердилась. Но сказать, что сочинил их он, и знать, что я люблю его за чужие стихи, — какая гадость! Я бы хотела, чтобы он уехал в Америку!

— Я тоже хочу в Америку, — сказал я.

— Зачем?

— Так… Интересно на корабле. Ты когда-нибудь ездила на корабле?

— На воздушном.

— Разве есть воздушные корабли?

— Конечно, есть. Мы еще с вами поедем!

— Правда? Когда?

— Как-нибудь вечером. Послезавтра, кажется, будет новолуние — это лучшее время для такой поездки.

— Ты нарочно это говоришь?

Сердце мое забилось.

— Я говорю вполне серьезно. Царь луны, мальчик-месяц, мой большой друг. У него много воздушных кораблей, и он с удовольствием даст мне один.

— Он добрый?

— Очень добрый. Послезавтра вы о нем узнаете. Комната мало-помалу наполнялась дымом. Мара курила не переставая. То и дело трещал, открываясь и закрываясь, металлический портсигар, то и дело чиркала спичка. Окруженная облаком дыма и сиянием коротких пышных кудрей, это былa уже не Ленина подруга Мара, которая утром краснела и за обедом спорила с папой.

— Мара, — сказал я тихо, — я знаю, кто ты.

— Кто?

Ее блестящие глаза пристально взглянули в мои.

— Ты — волшебница. Правда, Женя?

— Правда!

— Догадались? Как я рада! Я сразу увидела, что вы меня поймете. Как же вы это узнали?

— Ты знакома с мальчиком-месяцем?

— Ты так легко ходишь!

— У тебя такие глаза, такое сердечко!

— И такие волосы.

— Ты по ночам не спишь, ты ничего не ешь, у тебя…

— Ты такая чудная!

— Мальчики мои! Ты, Кира, — золото, ты, Женя, — бриллиант! вы оба — аметистовые сердечки, как у меня на шее!

— А другие знают, что ты волшебница?

— Никто не знает.

— Даже Лена?

— И она не знает, — только вы, мои золотые, серебряные мальчики. Недаром у вас аквамариновые глаза. Это такой драгоценный камень цвета морской воды.

— Ты любишь море?

— Вы любите стихи, да? Ну, слушайте:

Пока огнями смеется бал,

Душа не уснет в покое

Но имя Бог мне иное дал:

Морское оно, морское!

В круженье вальса, под нежный вздох

Забыть не могу тоски я.

Мечты иные мне подал Бог:

Морские они, морские!

Поет огнями манящий зал,

Поет и зовет, сверкая.

Но душу Бог мне иную дал

Морская она, морская![57]

Мара кончила. Имя морское, душа морская, — может быть, она русалка?

— Ты русалка, Мара?

— Я все — и волшебница, и русалка, и маленькая девочка, и старуха, и барабанщик, и амазонка, — все! Я всем могу быть, все люблю, всего хочу! Понимаете?

— Конечно, ты волшебница!

— Закройте глаза!

Когда мы их открыли — она уже исчезла.

Часы в гостиной пробили двенадцать.