Глава 11

Глава 11

На время своей дисквалификации я старался не привлекать к себе внимания. Вначале я практически вообще не появлялся на людях. Одной из причин этого было то, что я проводил много времени в стриптиз-клубах. Всякий раз, когда я встречался с новой девушкой, я вел ее на первое свидание в стриптиз-клуб. Дошло до того, что Латондиа приносила в стриптиз-клуб квитанции, которые я должен был подписать, и я ставил на них свою подпись, когда в десяти футах от меня на шесте танцевала девушка. Я жил в воображаемом мире.

В октябре 1997 года было, наконец, принято решение суда по иску Митча Грина. Митч подавал на меня иск на 3 миллиона долларов для возмещения материального ущерба и на 20 миллионов долларов для возмещения морального ущерба. Я опасался, что жюри с учетом падения моей репутации может принять решение не в мою пользу, и чуть было не предложил Митчу в качестве отступного четверть миллиона долларов, чтобы урегулировать этот вопрос. Хорошо, что я не сделал этого. Жюри пришло к мнению, что меня спровоцировали на драку. В его пользу присудили 100 000 долларов, но при этом определили, что на нем лежит 55 процентов ответственности за телесные повреждения, так что мне пришлось заплатить ему лишь 45 000 долларов.

У меня оставалось мало наличных денег. Хотя с 1995 года по 1997 год я заработал около 114 миллионов долларов, я потратил почти все. Кроме того, мне следовало оплатить налоги на сумму в 10 миллионов долларов. У меня было около 6 миллионов, и Дон предлагал мне ссуду в 4 миллиона, чтобы закрыть налоговый вопрос. Однако я хотел использовать эти деньги на то, чтобы создать доверительные фонды для своих детей. Поэтому я не стал платить налогов, а выделил деньги детям. Оглядываясь назад, следует признаться, что такое решение было неразумным, но в то время я был самонадеянным. Настолько самонадеянным, что считал вполне возможным всю ночь пить и ловить кайф от наркоты, а затем отправиться на мотоцикле из Нью-Йорка домой в Коннектикут, выжимая 130 миль в час.

Это смешно, но когда я разбился, я ехал на скорости всего лишь 10 миль в час. За несколько минут до этого полиция остановила меня и моих приятелей на мотоциклах за превышение скорости, и оказалось, что у меня даже нет водительских прав или чего-нибудь еще. Тем не менее, нас отпустили, сделав нам предупреждение. Мы продолжили путь домой, я начал дремать и сбавил скорость. Я полз как улитка и клевал носом. На какое-то мгновенье я провалился в забытье, а когда очнулся, то увидел прямо перед собой своего приятеля. Я не хотел въехать в него, поэтому резко ударил по тормозам и перелетел через руль.

Во время моей дисквалификации Латондиа работала в доме в Коннектикуте. Ей позвонил дорожный патруль, который сообщил, что я попал в аварию, но от медицинской помощи отказался. У меня в голове все так перепуталось, что я попросил леди, которая обнаружила меня и хотела доставить в больницу, вместо этого отвезти меня домой. Добравшись до дома, я был совершенно не в себе и хотел только спать. Латондиа позвонила Монике, и та села на первый же рейс из штата Мэриленд, одновременно наказав ни в коем случае не позволять мне заснуть. Очевидно, случилось что-то с ребрами, была ужасная боль. Я говорил, хватая воздух ртом, потому что было пробито одно легкое, но тогда я не понимал этого.

Я продолжал дремать, но меня постоянно тормошили: «Майк, не засыпай!» В конце концов Фарид и Латондиа затащили меня в горячую ванну, чтобы привести в чувство, поскольку мне было очень больно, но и это не помогло. В конечном итоге мы поехали в отделение «Скорой помощи». У меня были сломаны ребро и плечо и пробито легкое. Медсестры были удивлены, что я не переломал ног, потому что при падении мои брюки изорвались в клочья. В то время у меня был избыточный вес, и, подозреваю, именно это несколько смягчило мое падение. Мне вкололи морфий, и я постоянно звонил, требуя еще. Меня вырвало, и из моих легких вышло все это светлое вязкое дерьмо. Но морфий мне понравился.

Через несколько дней я почувствовал себя лучше и выгнал всех из дома. Монику, ее мать, свою дочь Рейни, Рори, своих охранников – я попросил всех уйти. Фарид и Латондия тоже собирались уходить, но я вернул их и попросил остаться. Спустя несколько дней я зашел в офис к Латондии.

– Латондиа, поговори с Шони. Я хочу, чтобы вы поладили и работали вместе. Скоро многое изменится. Ты со мной?

– Конечно. Вы же знаете, – ответила она.

Не думаю, чтобы она восприняла всерьез мои слова, однако я последнее время много разговаривал с женщиной, которую звали Шони Симмс. Ее нашел и представил меня ей Крейг Буги. Буги всегда высматривал людей, которые могли принести мне пользу. Шони жила в Атланте. У нее был хорошо подвешен язык, как у человека, который привык «убалтывать» других ради важной цели. Она утверждала, что может обеспечить мне регулярные денежные потоки, и заявила о желании начать работу по улучшению моего имиджа с привлечением к этому делу представителей династии Шрайверов[230] и Кеннеди. Я был готов поддержать все, что могло приносить деньги, потому что был на мели и не замечал, чтобы Дон старался заполучить мне какую-либо сделку.

У меня на рассмотрении была сделка с «Всемирным фондом дикой природы» по выступлению на шоу «Рестлмания»[231], намеченного на март 1998 года. Я пригласил Шони в Коннектикут для участия в переговорах. Это был первый раз, когда мы встретились, до сих пор мы в течение нескольких недель каждый день общались лишь по телефону.

На переговорах Шони положила свою руку мне на плечо. Когда мы вышли из здания, я отвел ее в сторону.

– Больше никогда не прикасайтесь ко мне на людях, блин! Не прикасайтесь ко мне, когда я общаюсь с бизнесменами! – сказал я.

Я изобразил перед ней Арнольда Ротштейна по полной программе.

Шони, тем не менее, продолжила свои попытки. Некоторые мои друзья с самого начала предупреждали меня о ней. Они подозревали, что Шони использовала их для получения информации обо мне. Они полагали, что она, пользуясь компьютером, целыми днями начитывалась про меня и про последние события в мире бокса, поэтому знала всех его игроков. Они были убеждены, что Шони вовсе не является крупным бизнесменом, а просто обдуманно соблазняет меня. Но я был готов дать ей шанс. Она постоянно убеждала меня в чем-то: «Майк, вам необходима поддержка. Вы должны зарабатывать шестьдесят миллионов за каждый поединок. Бла-бла-бла».

Когда она как-то в очередной раз приехала из Атланты, я неожиданно переспал с ней. Не потому, что меня влекло к ней, просто я был под кайфом. Не думаю, что она пыталась соблазнить меня. Мы больше никогда не спали вместе. В то время я был натуральной свиньей.

Мой контракт с «Всемирным фондом дикой природы» был согласован в конце декабря. Компания «Дон Кинг продакшнз» должна была получить для меня гонорар в размере 3,5 миллиона долларов за то, что я выступлю приглашенным рефери на основном мероприятии шоу «Рестлмания XIV». Я должен был также получить 25 % от выручки шоу, превышающей 600 000 долларов. Это казалось вполне приличной суммой. Однако потом я узнал, что Дон подписал еще один договор, согласно которому он должен был получить 300 000 долларов за использование моего изображения в рекламной кампании «Всемирного фонда дикой природы». Кроме того, он должен был получить 10 % от выручки шоу, превышающей 600 000 долларов. Как, мать его, Дон исхитрился заработать на моем изображении?

Я обратился к своему приятелю, который работал в индустрии развлечений. В свое время я встретил Джеффа Вальда благодаря Дону, когда я уходил от Кейтона. Он помог мне при разводе с Робин и в целом был классным парнем. Я уважал Джеффа, потому что он, как и я с Доном, преуспел в жизни с нуля. Он рассказал мне, что его отец умер, когда он был ребенком, а мать все время била его.

В конце января я был в Лос-Анджелесе с множеством вопросов о том, как ведется мой бизнес. Я попросил Шони позвонить Джеффу. Было 6.30 утра, и она сообщила ему, что я стоял возле его дома/офиса. Джефф был зол, потому что это был его день рождения, но впустил меня.

– Кто владеет правами на мое изображение? – сразу же поинтересовался я, как только мы сели.

Я рассказал ему, как Дон получил триста штук за использование моего изображения. Он высказался в том духе, что это не лезет ни в какие ворота, и позвонил Дону.

– Вы не можете делать деньги на изображении Майка, – сказал он ему.

– А Майк сидит там? – спросил Дон.

– Да, – ответил Джефф.

– Ладно, я отдам ему оригиналы изображений, но ты не должен встречаться с Майком без меня, сукин сын! – закричал Дон.

Когда Джефф положил трубку, я протянул ему восемь машинописных страниц с подробностями моего последнего финансового отчета. Бегло прочитав их, он был шокирован:

– Почему тебе выставляют счет в восемь штук в неделю за твой дом в то время, когда ты на сборах в лагере? Кроме того, ты платишь тысячи долларов за одни только полотенца. Кто, мать его, твой бухгалтер?

Я сказал, что это Мухаммед-Хан.

– Это бухгалтер Дона, – возразил Джефф. – А кто твои юристы?

Я рассказал ему о своих деловых менеджерах от «Сидли Остин»[232].

– Но это юристы Дона. Я много раз встречался с ними, – сказал Джефф.

Я разозлился. Джефф велел мне прийти на следующий день, чтобы он мог более внимательно просмотреть документы. Я вернулся в свой номер в отеле «Бел Эар».

После того как я ушел от Джеффа, Кинг позвонил ему и пригрозил, что он собирался вылететь в Лос-Анджелес и засунуть Джеффу в задницу ружье. Кинг и в самом деле прилетел в Лос-Анджелес и примчался в отель «Бел Эар» умолять меня, чтобы я образумился. Я как раз садился в свой лимузин рядом с отелем, когда Дон попытался втиснуться вместе со мной.

– Майк, нам надо поговорить, – сказал он. – Почему ты так поступаешь со мной в то время, когда эти белые ублюдки снова тащат меня в суд?

Дело в том, что правительство вновь привлекло его к ответственности за страховое мошенничество.

Я пнул его ногой в голову, и он вылетел из машины. Затем я вышел и еще добавил. Подозреваю, что те, кто в это время ожидал свои машины у отеля, были в шоке.

– Если захочешь встретиться, найдешь меня в офисе Джеффа Вальда, – сказал я и сел в машину.

Я сидел в конференц-зале вместе с Джеффом и его партнером Ирвингом, когда появился Дон.

Джефф был готов к разговору с ним.

– Взгляни-ка на это дерьмо, приятель, которое ты устроил ему, – сказал он, показывая финансовые отчеты. – Это все неправильно.

– Ты бы лучше занимался своим делом, Иуда, – ответил Дон. – Я тебя кормил, давал тебе работу…

Они немного покричали друг на друга, затем Дон попытался предложить компромиссный вариант.

– Вот послушай, я уволю Рори и Джона, и ты с Ирвингом получишь их двадцать процентов, – сказал он.

– Минуту! – воскликнул Джефф. – Здесь сейчас сидит Майк. Это его двадцать процентов. Это он должен выбрать, кто будет управлять его делами, а кто не будет этого делать. Кроме того, хотелось бы знать: ты даешь нам двадцать процентов – от чего? У парня нет лицензии, и ты не сделал ровным счетом ничего, блин, чтобы вернуть ее. Так что пошел ты нах… й!

Они опять начали кричать друг на друга. Мне надоело выслушивать пустые слова, я жаждал действия. Поэтому я схватил вилку и направился к Дону. Джефф бросился вперед и вклинил свои 170 сантиметров роста между нами.

– Стойте, ублюдки! Не сметь делать это в моем доме! – закричал он.

Его секретарша, слышавшая все это из холла, пришла в ужас и бросилась на улицу. Между тем Дон прошел из конференц-зала в мой кабинет, позвонил оттуда Монике и попросил ее успокоить меня.

Обстановка слегка нормализовалась, и Дон вернулся к нам.

– Дон, гляди, сколько чертовых денег ты заработал на Майке! – сказал Джефф.

– Но сколько денег я заработал и для него самого! – ответил Дон.

– Это не дает тебе права обкрадывать его, блин! – сказал Джефф. – Меня не волнует, сколько ты заработал для Майка. Ты не смог защитить его. Ожидалось, что именно ты будешь тем, кто защитит его от белых дьяволов. Тебе следует уяснить, что у тебя нет негра, который пашет на тебя. И в этой комнате единственный белый дьявол – это ты.

Я разразился смехом.

А Дон вышел из офиса.

– Ребята, принимайтесь за работу, – сказал я Джеффу и Ирвингу.

И Джефф тут же приступил к делу. Он пригласил бухгалтера, который затребовал все дела у моего прежнего бухгалтера. Затем он поручил Джону Бранка и его юридической фирме изучить все мои контракты. Бранка был одним из лучших адвокатов в стране.

Между тем Дон использовал любой шанс, чтобы навредить Джеффу. Давая интервью телеканалу Showtime во время одного из поединков, он обмолвился Джиму Грею: «А Джефф Вальд – это Иуда и расист». Джефф смотрел эту передачу вместе с женой, и она не была в восторге, услышав такое. Когда Джефф в следующий раз отправился в Нью-Йорк, он нанял своим телохранителем здоровенного лейтенанта полиции в его неслужебное время.

2 февраля я уволил Джона Хорна и Рори. Бранка направил им соответственное письмо. Я любил Рори, но у меня не было другого выбора, кроме как уволить его вместе с Джоном. Чем больше мы копали, тем больше обнаруживали, что Дон использовал этих парней, чтобы вынудить меня подписывать контракты, которые меня здорово «подставляли». Им же они приносили миллионы долларов. Я был ошеломлен таким предательством. Во мне притупились все чувства, я впал в какой-то ступор, в том числе от наркоты, которую потреблял. Возможно, это было и к лучшему, поскольку в противном случае я бы просто взял пушку и разнес, нах… й, их сраные мозги. Именно так я бы и поступил, если бы был моложе. Оставалось только радоваться, что у меня уже не хватало пороху для этого.

4 февраля офис Джеффа Вальда выступил с официальным заявлением от моего имени:

«В настоящее время я принял управление своими собственными делами, как личными, так и деловыми. Я нанял новых адвокатов и бухгалтеров, которые подчиняются непосредственно мне. Я создал фирму «Майк Тайсон энтерпрайзис» и продолжаю стремиться к тем целям, которые поставил в своей жизни. Я ценю поддержку, которую всегда получал от американской общественности, и с надеждой смотрю в будущее, ожидая новых ярких свершений.

В настоящее время я не готов отвечать на какие-либо вопросы. Тем не менее, оставайтесь с нами и следите за новостями».

На следующий день я был в Нью-Йорке в кафе «Все звезды» на пресс-конференции, которая была посвящена шоу «Рестлмания». Все журналисты жаждали задать мне вопросы о моих отношениях с Доном, Джоном и Рори. Я подтвердил, что уволил Джона и Рори и пытаюсь освободиться от Дона. Затем я протянул оливковую ветвь Рори:

– Я надеюсь, Рори понимает, что в его увольнении нет ничего личного. Рори остается частью моей жизни. И только от него зависит, какую роль он хочет играть в моей жизни.

Я получил ответ на свой вопрос, когда Дон, Джон и Рори сделали свои собственные заявления. Дон, в частности, сказал:

– Я люблю Майка, и он знает это. Однако зачастую находятся внешние силы и лица, пытающиеся спекулировать на чувстве разочарования и отчаяния, которое испытывает Майк в связи с перерывом в своей карьере в результате дисквалификации.

Джон и Рори, похоже, отказывались признавать очевидные факты. «Полагаем, что иногда даже в лучших дружеских и деловых отношениях может возникнуть разочарование и непонимание. Именно так мы расцениваем случившееся», – говорилось в их совместном заявлении.

Это и был ответ на мой вопрос. Рори согласился связать свою судьбу с двумя негодяями. Меня бросил и предал тот, ради кого я готов был рисковать своей жизнью. Но меня предавали и раньше, и надо было продолжать свою путь. Больше я никогда не обращался к Рори и Джону.

Мы принялись распутывать паутину, которую создал Дон. В частности, непонятная ситуация была с телеканалом Showtime. Мы обнаружили огромные платежи Дону «в интересах Майка Тайсона», но из этих сумм я никогда не видел ни пенни. Showtime утверждал, что я задолжал им эти деньги. Джефф позвонил парням с Showtime, накричал на них и заставил их прийти в Калифорнии на встречу с командой наших юристов.

– Вы, ребята, преступники похлеще, чем Дон Кинг, – сказал он им. – Вы гребаные управленцы.

Все они были озабочены лишь тем, чтобы в конце года получить свои бонусы. Но мы ничем не могли им в этом помочь – у нас был оформленный надлежащим образом контракт с Showtime.

Я был с управленцами Showtime чуть менее вежлив. Я не лебезил перед ними. Я не считал их такими уж крупными управленцами. Я просто позвонил им и пообещал надрать задницу Джею Ларкину[233]. Они ответили: «Вам должно прийти письмо от нашего адвоката».

– Е… л я вашего адвоката в жопу, уроды! – отреагировал я.

Мы обнаружили столько дерьма в том, что они там налабали с Доном, что Джефф решил переговорить по этому вопросу с Дэйлом Кинселлой, партнером Говарда Вейцмана[234]. Дейл был весьма известным адвокатом, представлявшим на судебных процессах различные стороны. Я встречался с ним несколько раз. Дейл вспомнил ту встречу, когда он дал интервью для документального фильма обо мне:

– Будущее Майка было четко распланировано Доном Кингом еще до его освобождения из тюрьмы. Майк предоставил Дону доверительное управление во многих сферах, и тому удалось устроить все таким образом, что у Майка не было ни юристов, ни финансовых консультантов, ни бухгалтеров. Я вводил Майка в курс дела некоторых юридических документов. Благодаря одному из них Дону удалось взять из кармана Майка 43,5 миллиона долларов и положить их в свой карман. И это лишь один документ из множества.

Да, это была лишь верхушка айсберга.

Хорошей новостью явилось то, что с декабря я стал ходить к психотерапевту. Моника познакомила меня с доктором Ричардом Гольдбергом, начальником психиатрического отделения Медицинского института Джорджтауна. Сначала я не испытывал большого желания открыться перед евреем среднего возраста, но он был, действительно, потрясающий парень, и я извлек пользу из своих визитов к нему. Гольдберг поставил мне диагноз «дистимическое расстройство»[235], которое, по существу, представляло собой хроническую депрессию. Он попал в самую точку. Он назначил мне золофт[236], и, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я почувствовал себя лучше. Конечно же, я дополнял назначенные им препараты своими собственными: наркотики принимались факультативно.

Уверен, что именно золофт подействовал на меня, не позволив впасть в ярость, когда со мной случилось одно нелепое происшествие в ночном ресторане в штате Мэриленд. Я клево тусовался в клубе DC Live в Вашингтоне. Когда клуб закрылся, я пошел перекусить вместе с женщиной, которую звали Адориа и которая отвечала за связи с VIP-персонами в клубе, а также с ее коллегой и Джеффри Робинсоном, который был как моим другом, так и другом Адории. Мы добрались до ресторана около пяти утра и сели за стол. Затем со своим «телохранителем» и двумя черными женщинами за тридцать подошел Майкл Кольяр, юморист, с которым мы познакомились в клубе. Они захотели сесть вместе с нами, поэтому менеджер переместил всех нас за большой стол в главном зале. Эти женщины с самого начала вели себя вызывающе, поэтому я старался не обращать на них внимания. Когда к нашему столику подошла красивая молодая европейка и попросила разрешения сфотографироваться со мной, черная цыпочка в красном платье начала оскорблять меня.

– Надеюсь, вы получаете удовольствие от общения с Майком Тайсоном, знаменитым дерьмом, – сказала она.

Между тем симпатичная европейка обняла меня, позируя.

– Мои собственные сестры не демонстрировали мне так свою любовь, как она, – сказал я коллеге Адории.

Женщина в красном платье просто обезумела при этих словах.

– Ты не должен хвалить белых женщин и хулить черных в присутствии двух черных дам! – выпалила она.

– Да, тебе не следует проявлять неуважение ко всем черным женщинам в то время, как ты лапаешь эту белую сучку! – добавила ее подруга в черном платье.

Я по-прежнему старался не обращать на них внимания, но женщина в красном продолжала свои оскорбления:

– Ты ничто, ноль, пустое место. Нет, ты даже хуже. Ты просто ниггер из гетто, который сумел заколотить немного денег, – сказала она. – Я – сотрудник исправительного учреждения, и если бы ты был в моей тюрьме, я бы поимела твою задницу после отбоя.

– Пошла нах… й, ты, сука! – Я больше не мог терпеть ее оскорбления. Она ломала мне весь кайф.

Адориа поднялась и велела юмористу увести своих сук из ресторана. Он повел к выходу эту штучку в красном, но она продолжала при этом извергать разное дерьмо:

– Ниггер, ты хуже, чем ничто! Ты даже не ноль, даже не пустое место!

– Да неужели? Я предпочту одну белую шлюшку десятку таких лежалых черных сук, как ты, – ответил я.

После этого она совершенно распсиховалась. Она схватила чашку с кофе с соседнего столика и швырнула ее в меня, испортив мою полосатую рубашку под зебру. Я вскочил и случайно опрокинул секцию стола, стаканы и тарелки полетели на пол. Я был так разозлен, что Джеффри пришлось сдерживать меня.

Я бросил деньги на стол, и мы уехали. Позже я слышал, что юморист со своими женщинами сели обратно и еще целый час перекусывали, потешаясь надо мной. Когда парень с соседнего столика спросил ее, что случилось, она ответила ему: «Я назвала Тайсона невежественным ублюдком. Я не потерплю, чтобы он был невежлив по отношению к чернокожим женщинам. Мне не понравилось, что Тайсон разговаривает и смеется с этими белыми, когда за столом его сестры».

Я знал про эту сцену, потому что, вернувшись в ту ночь домой, я позвонил Джеффу Вальду, а он тут же позвонил владельцу ресторана, разыскал нужных клиентов и работников ресторана и снял со всех них необходимые показания. Эти две потаскухи хотели вывести меня из себя и спровоцировать на то, за что потом мне можно было бы вчинить иск. Задумка не удалась, однако это их не остановило. Их адвокат связался с моим адвокатом и запросил 20 миллионов долларов. Девять дней спустя две хабалки подали против меня иск на 7,5 миллиона долларов, утверждая, что я словесно и физически жестоко обесчестил их после того, как мои сексуальные домогательства к одной из них были отвергнуты. В иске были перечислены: словесное оскорбление, физическое насилие, побои, распространение порочащих сведений и моральный ущерб. Они были настолько травмированы, что не могли общаться с журналистами на пресс-конференции. За них это сделал их адвокат, специалист по навязыванию услуг:

– Эти женщины были вынуждены пройти через ужасные испытания, их поносили и оскорбляли в присутствии всего переполненного ресторана.

Он слегка изменил тон, когда получил те показания, которые были сняты нами со свидетелей. К концу года они предложили урегулировать вопрос за 2 миллиона долларов, затем снизили цену до 850 000 долларов. В итоге мы заплатили женщине в красном 75 000 долларов, ее подруге – 50 000 долларов. Мы должны были урегулировать это дело. Мое имя и так было вываляно в грязи. Я был высокомерным ниггером, который никому не нравился, особенно представителям среднего класса. Это было для меня трудное время. Уверен, что если бы кто-нибудь убил меня, они бы отпустили его на свободу.

К концу февраля я обновил свою управленческую команду. Я нанял в качестве советников Джеффа Вальда, Ирвинга Азова и Шелли Финкеля, своего старого приятеля, который в свое время был менеджером у Эвандера Холифилда. Они разделили между собой стандартный оклад менеджера в размере 20 процентов.

Я должен был бы заработать гораздо больше, потому что, пересматривая контракты Дона, среди прочего мы обнаружили, что в дополнение к своим гонорарам как промоутера моих поединков он также получал 30 процентов всех выплат для меня, что было незаконно. За бой с Холифилдом я должен был получить 30 миллионов долларов, а получил лишь 15 миллионов, потому что Дон откусил 9 миллионов, и Джон с Рори поделили 6 миллионов. Дон также отхапал в свою пользу 30 % бонусных денег с телеканала Showtime и гостинично-развлекательного комплекса MGM Grand.

На деле все было еще хуже. Кинг получал всю прибыль от сборов и иностранных телепередач. Когда он заключал мою сделку с MGM Grand, он получил от его руководства кредит на 15 миллионов долларов для приобретения акций MGM Grand, стоимость которых, как было гарантировано руководством «МГМ», к моменту истечения срока договора должна была, как минимум, удвоиться. Я никогда не видел этих 15 миллионов. Дон проводил также незаконные сделки с менеджерами Showtime, которые предусматривали мое участие в различных мероприятиях. Так, они заплатили ему за использование моего имени для рекламы некоторых шоу-программ, в которых я не был непосредственно задействован. Сделка с Showtime позволяла также телеканалу или Дону проверять финансовые документы, а мне запрещала делать это!

Словно ему было недостаточно лишить меня этих денег, Дон использовал мелочные поводы для дополнительной финансовой нагрузки на меня. Он платил огромные гонорары другим боксерам по моим кредитным карточкам, и эти деньги снимались, уходя из моего кармана. Таким образом он заплатил 100 000 долларов – гонорар консультанта за вечер – своей жене и 50 000 долларов гонорара двум своим сыновьям. Дочь Дона получала 52 000 долларов в год за то, что она являлась президентом клуба поклонников Майка Тайсона, клуба, который никогда не существовал. Она даже не утруждала себя тем, чтобы открывать стопки писем, которые приходили в этот мифический клуб.

Я должен был оплачивать огромные гонорары за работы, которые якобы производились в моем доме в Огайо. Мне выставлялись счета за услуги горничной и юристов, за обслуживание бассейна в особняке Кинга в Лас-Вегасе. Я заплатил 100 000 долларов «пошлины за утверждение чемпионского титула» Всемирного боксерского совета, который я завоевал в 1991 году в поединке с «Бритвой» Раддоком. Кроме того, Кинг выставил мне счет на 2 миллиона долларов за получение прав на рекламу будущего поединка с Раддоком. Все мои поездки организовывались и оплачивались через туристическое агентство, принадлежащее жене Дона. Стоимость его услуг была абсурдно заоблачной. Ах да, и еще я втридорога платил за свои полотенца.

5 марта в окружном суде США в Нью-Йорке мы возбудили иск против Дона на сумму не менее 100 миллионов долларов. В тот же день мой адвокат Джон Бранка прислал мне ободряющее письмо: «Этот шаг позволит вам оставить свой СЛЕД в ИСТОРИИ – стать лидером в стремлении исправить правонарушения и несправедливости, которые совершались Доном Кингом не только в отношении вас, но и в отношении многих других боксеров в последние два десятилетия. В этом качестве вы оставите свой след не только в истории бокса, но также в истории общества и культуры, как это сделали в свое время Артур Эш и Курт Флад[237]. Успех того дела, за которое вы взялись, целиком и полностью зависит от вашей СИЛЫ и вашей убежденности в своей правоте. Дон Кинг будет выискивать в вас любое слабое место, чтобы использовать его в своих интересах. Это потребует от вас САМООТВЕРЖЕННОСТИ и ТЕРПЕНИЯ. Судебный процесс может продолжаться три года, но если вы останетесь тверды в своем решении, то вы выиграете».

Бранка и Джефф Вальд также наметили некоторые шаги, чтобы повысить мои доходы от продаж продукции линии одежды, этикеток на продукции звукозаписывающих компаний, постеров с моим изображением и моей автобиографии.

Спустя четыре дня мы подали в суд на Джона Хорна и Рори Холлоуэя еще на 100 миллионов долларов. Вынудив меня во время моего нахождения в тюрьме подписать контракт с Доном, который, кроме всего прочего, оказался еще и незаконным, они наварили себе по 22 миллиона долларов каждый на тех боях, которые я провел после своего освобождения. Если бы они были настоящими менеджерами, они бы никогда не позволили мне подписать какой-либо контракт из тех, что они приносили мне от Дона, особенно переработанный контракт, который обеспечил ему 30 процентов от моих доходов и бонусов. Вместо того чтобы быть связанным с Доном в течение четырех лет, я был бы свободным агентом[238] и мог бы действовать на основе принципа «работа с промоутером, предлагающим за очередной поединок больше всех денег». Но это была моя ошибка – нанять для продвижения своей карьеры обанкротившегося эстрадного артиста разговорного жанра и парня, способного разве что на роль отвлекающего подругу приглашенной на свидание девушки. Кас однажды сказал мне: «Знаешь, встречаются животные, переодетые под человеческие существа, и ты оказываешься недостаточно искушен, чтобы отличить их от людей».

От Рори я не ожидал услышать ничего, однако я был удивлен, прочитав то, что сказал Джон Хорн после того, как мы подали на него в суд:

– Майк Тайсон никогда не ценил того, что мы пытались для него делать. Майк Тайсон – это осужденный насильник, опасный уголовник, а мы заключали для него самые крупные сделки в истории бокса. Если ему суждено будет прожить долго, может быть, он еще поймет, какой успех мы ему обеспечили. Так что, Майк, я не твоя шлюха. Я поддерживал тебя исключительно из любви и верности.

После этого он добавил:

– Дон Кинг – великий человек. Если вы услышите, что кто-то дурно отзывается о нем, знайте, что он просто никогда не сидел с Доном за одним столом. Дон Кинг уважает меня, а я уважаю его.

Хотя у меня были советники, работающие ради моей карьеры, трем женщинам – Шони, Джеки Роу и Монике – все равно приходилось делать много повседневной работы. Я не хотел, чтобы Моника каким-либо образом оказалась связанной с миром бокса. Ее следовало уберечь от этого помешательства. Я невольно привлекал к себе различных негодяев. Возможно, они были профессионалами и мастерами в своем деле, но они все же были негодяями, поскольку в их деле крутились большие деньги. Моника хотела просто защитить меня. Сейчас я это хорошо понимаю, хотя в то время не осознавал.

Шони и Джеки были другими. Они обе были крупными, дерзкими женщинами. Джеки была человеком, выросшим на улице и воспитанным улицей. Мы с ней были слеплены из одного теста. Вместо того чтобы обращаться со всеми этими управленцами обходительно и вежливо говорить им: «Майк представляет собой фигуру, крайне привлекательную для деловой деятельности, и с учетом этого фактора корпорация MGM должна в полной мере осознавать, что для нее является безусловной удачей…», – она резала им в глаза всю правду-матку: «Да вы, ублюдки, должны просто лизать этому человеку задницу». Шони не была такой грубой, как Джеки, но она могла проявлять жесткость. Для Латондии иметь дело с Шони и Джеки была выше ее сил. Она заболела от того, что ее постоянно третировали, и уволилась. Я в то время не интересовался этими делами и практически не занимался ими. Я по-прежнему витал на облаках, кайфуя от наркоты и прожигая свою жизнь.

Я серьезно нуждался в деньгах, поэтому я продал свои шестьдесят две машины, в том числе некоторые спортивные автомобили, шесть мотоциклов «Дукати» и четыре грузовых автомобиля «Хонда», получив за них 3,3 миллиона долларов.

Моя новая команда занялась сделкой с «Всемирным фондом дикой природы». Сейчас, когда Дон уже не был в деле, мы пересмотрели ее условия. Теперь мое вознаграждение стало составлять не 3,5 миллиона долларов, а 6 миллионов. Кроме того, мне полагалось 35 процентов от выручки, превышающей один миллион. Я с нетерпением ожидал работы по линии этого фонда. Когда я был ребенком, я постоянно смотрел рестлинг по телеканалу «WNJU, канал 47» УКВ-телестанции на испанском языке.

Меня много критиковали за участие в шоу «Рестлмания», но это, на самом деле, было одно из самых ярких событий в моей жизни. Высказывались в том духе, что рестлинг – это, мол, полная ерунда и дерьмо, однако чек на 6 миллионов долларов вовсе не был ерундой. Еще в 1990 году я должен был выступить для «Всемирного фонда дикой природы» в качестве рефери на матче с участием Халка Хогана[239], однако после моего поражения в бою с Бастером Дагласом вместо меня пригласили его.

Я получил большое удовольствие от участия в этом событии.

«Всемирный фонд дикой природы» предложил мне принять участие в комедийном телесериале «Сумасшедшее ТВ», были даже подготовлены отдельные сценки. В одной из них я, пародируя телеведущую Марту Стюарт, якобы вел шоу на телеканале «Лайфтайм», который неожиданно стал освещать спортивные темы[240]. Я говорил:

– Я нахожу, что простая цветочная композиция приносит в середине зимы легкое прикосновение весны. Вот посмотрите, я взял эти чудесные ирисы и добавил немного анютиных глазок.

Один из рестлеров поправлял меня, указывая, что нельзя смешивать ирисы и анютины глазки, и мы начинали драться.

В другой сценке пародировалась коммерческая реклама. Парень на вечеринке пытался рассказать интересную историю, но у него это не получалось. Все ушли от него, он остался сидеть в одиночестве. Раздавался голос за кадром:

– И с тобой такое тоже случалось? Но больше такого не будет! Потому что в твой дом придет Майк Тайсон и ударит тебя прямо по лицу!

И затем я бью парня по лицу. Вновь показывается вечеринка, у парня совершенно ох… й вид: опухшее лицо, заплывший глаз, он весь в бинтах, едва может говорить. Однако он пытается что-то произносить и находится в центре всеобщего внимания.

Голос за кадром:

– Если ваша жизнь скучна, просто позвоните нам, и Майк Тайсон придет и ударит вас по лицу!

Джефф, Ирвинг и Шелли положили конец этим планам. Я бы никогда не получил обратно своей лицензии, если бы они были реализованы.

Мы ездили в разные города для участия в мероприятиях по рекламе шоу, которое было намечено на 27 марта. В Бостоне мы организовали на площади Городского совета масштабное представление. Это было просто потрясающе. Толпа сходила с ума, кричала и материла меня и рестлеров Шона Майклза и Стива Остина, которые держали плакаты «ТАЙСОН КУСАЕТСЯ» и «УШИ БОЯТСЯ ТАЙСОНА». На предыдущем выступлении Остин грязно обозвал меня и толкнул, поэтому теперь, когда Майклс и два его товарища из D-Generation X[241] держали Остина напротив канатов, я запрыгнул на ринг, пнул его несколько раз в голень, а затем влепил ему на лоб большой влажный поцелуй.

На матче, который проходил в спортзале «Флотский центр», я появился в футболке с символикой D-Generation X. Во время матча я с первого ряда откровенно болел за Майклса. Когда Остина нокаутировали и он выпал с ринга, я забросил его обратно. Затем был нокаутирован рефери. Я пошел на ринг и вытащил его оттуда. Майклс и Остин продолжали обмениваться ударами, но Остин в конце концов свалил Майклса на канвас. Судья все еще был без сознания, поэтому я впрыгнул на ринг, но вместо того, чтобы атаковать Остина, я засчитал Майклсу поражение, сделав Остина, таким образом, новым чемпионом. В этой связи мы вместе поликовали, и он подарил мне свою футболку «Остин 3:16»[242]. В это время Майкл пришел в сознание и стал обвинять меня в предательстве. Я уложил его на канвас одним ударом и накрыл его тело футболкой Остина. Затем мы со Стивом обняли друг друга и вот так, обнявшись, ушли с ринга.

На пресс-конференции после матча меня спросили про то, как Дон, Джон и Рори обманули меня на миллионы долларов.

– Я тоже слегка мошенничал, – ответил я. – Поэтому что посеешь, то и пожнешь.

Кто-то спросил меня о том, каким образом я вытащил с ринга рефери, который был без сознания.

– Я ведь нахожусь на режиме условно-досрочного освобождения. Помня о том, что все будет зафиксировано в протоколе, я не швырял судью. Я вежливо унес его с ринга и аккуратно положил его на мат.

Мы с Остином рассказали прессе о том, что все это время мы тайно работали вместе, но я постоянно подрывал его доверие к себе, коверкая его сценическое прозвище[243]. И что я был под таким кайфом от травки, что меня постоянно пробивало на хавчик.

В мае мы объявили о создании собственной студии звукозаписи «Айрон Майк рекордз». С помощью Ирвинга Азова и Джона Бранка мы нашли основные фирмы звукозаписи для распространения произведений наших клиентов. В то же время я обратился к Джеки Роу с просьбой решить вопрос практической стороны этого дела. Кроме того, мы подключили к нашему иску моих бывших юристов и финансовых менеджеров из юридической компании «Сидли Остин». Я рассчитывал что-то получить от исков, которые сплошным потоком подавались против меня, поскольку расходовал приличные суммы на то, чтобы защитить себя от них. Кроме двух женщин из ночного ресторана, против меня возбудили иски также мой бывший дрессировщик тигра, компания, которой принадлежал дом в Лос-Анджелесе, так как я уклонялся от его покупки, мой ювелир в Лас-Вегасе, подрядчик моего дома в Лас-Вегасе, этот лекарь доктор Смеди и даже Кевин Руни, мой прежний тренер.

Один совершенно невообразимый иск был подан со стороны Ледиуотаусы Эй. Дже, эксцентричной черной девчонки, помощник которой фотографировал ее с ничего не подозревающими знаменитостями на Голливудском бульваре. Я пришел на встречу с режиссером, когда она задрала вверх свою ногу напротив меня, и ее парень щелкнул нас. А потом мы узнали, что она подала иск за насильственные действия сексуального характера, утверждая, что я прижался к ней, стаскивая с нее нижнее белье со словами: «Сфотографируй это!» Как только мы представили несколько свидетелей, она отказалась от своего иска. Но все это получило огласку.

Весьма интересным оказалось развитие событий, касавшихся иска Смеди. Он подал на меня в суд первоначально на семь миллионов долларов, утверждая, что я задолжал их ему. Мы подали встречный иск, и в итоге он был вынужден заплатить мне 50 000 долларов.

Не совсем удачно у меня получилось с Руни. Несмотря на его ссылки всего лишь на устную договоренность о том, что он является моим «пожизненным тренером», и несмотря на свидетельства множества друзей Каса о том, что Кас сильно разочаровался в Руни и хотел его заменить, второй окружной Апелляционный суд США подтвердил принятое за несколько лет до этого судебное решение о выплате ему вознаграждения в размере 4,4 миллиона долларов.

Поэтому пришло время вернуться на ринг. Я просидел на скамье запасных уже год. Джефф говорил с доктором Элиасом Ганемом, который возглавлял комиссию по боксу штата Невада. Мне нравился доктор Ганем. Он был ливанцем, родился в Израиле, приехал в США и с нуля создал замечательную медицинскую практику, потому что был врачом старой закалки, который действительно заботится о своих пациентах. Он пользовал всех «звезд» Лас-Вегаса: Элвиса Пресли, Майкла Джексона, Уэйна Ньютона, Энн-Маргрет[244]. Кроме того, он любил бокс. Он заверил Джеффа, что я смогу вернуть себе лицензию, поскольку мое наказание было «немного излишним». Еще тогда, после моего инцидента с Холифилдом, он отвел меня в сторону и сказал:

– Ты лажанулся, но все будет в порядке.

Шелли решил, что лицензию мы должны восстановить в штате Нью-Джерси. Он не знал о негласных усилиях и контактах Джеффа, а у Шелли и у меня были хорошие отношения с Ларри Хаззардом, председателем комиссии по боксу в штате Нью-Джерси, который раньше был рефери. Джефф возражал против идеи с Нью-Джерси, но он не мог вмешаться. 29 июля я явился на заседание Атлетического совета по надзору штата Нью-Джерси. Можно было подумать, что это было заслушивание показаний Саддама Хусейна. Мы с Моникой зашли в здание, держась за руки. Нас приветствовало множество зрителей, но было и шестеро протестующих из «Национальной организации женщин». Эта организация практически везде, куда бы я ни пошел, преследовала меня своими протестами.

В зале судебного заседания полицейские находились в готовности пресечь крупные беспорядки. Они, должно быть, здорово боялись меня. Сначала заседание проходило вполне нормально. Моника, в частности, заявила: «Бокс – это его страсть, и ему его очень, очень не хватает. Ему необходим бокс, и я думаю, что боксу тоже необходим Майк». Затем настала очередь бывшего претендента на чемпионский титул в тяжелом весе Чака Вепнера. Он насмешил весь зал, вспоминая инструктаж рефери Тони Переса перед своим поединком с Мохаммедом Али в 1975 году.

– Он предупредил меня, чтобы я не наносил ударов в затылок или удушающих ударов. А это были два моих лучших удара.

Бобби Чез во время своих показаний заявил, что, хотя я и укусил соперника на ринге, мне следует предоставить возможность продолжать драться.

– В него просто въелась уличная обстановка, – объяснил он. – Если бы после моего удара у соперника выпал глаз, я бы съел его до того, как отдать обратно. У боксера именно такой тип мышления. И Майк в этом отношении ничуть не хуже остальных. Он вовсе не такой злодей, как о нем говорят. Да, он совершил ошибку. Однако я знаю, что он сильно изменился. Майк Тайсон из кожи вон лез, чтобы преодолеть в себе дурные черты.

Была даже показана сделанная в Катскилле видеозапись с Камиллой, которой к тому времени было девяносто три года. Она сказала, что я продолжаю поддерживать ее и называть ее своей «белой мамой».

Мои собственные показания сначала проходили нормально. Я рассказал, что находился словно в тумане от неоднократных ударов головой со стороны Холифилда.

– Я просто решил огрызнуться – и укусил. В тот момент для меня больше ничего не имело значения…

У меня сдавило горло, и пришлось собираться с силами:

– … Я приношу извинения за то, что сделал. Такого больше никогда не повторится. Это будет теперь преследовать меня всю жизнь.

Однако затем, в конце моих показаний, помощник главного прокурора штата Майкл Хаас принялся долбить меня своими вопросами о том, почему же я все-таки укусил Холифилда. Он спрашивал меня снова и снова, смог бы я повторить что-либо подобное.

– Испытание, которому я подвергся, морально опозорило мою жизнь, – ответил я, стараясь сдержать свой гнев. – Неужели вы думаете, что я хочу повторения этого?

Я должен был зачитать заключительное заявление, но меня всего просто трясло.

– Я не желаю сейчас ничего этого говорить, поскольку я зол, – сказал я своему адвокату Энтони Фаско-младшему. – Знаешь, приятель, что я хочу сказать? Пошло оно на хрен! Почему я каждый раз должен проходить через это дерьмо?

– Спокойно, расслабься! – пытался успокоить меня Фаско.

Мать их! Я чувствовал себя, как последний мудак. Мне надоело подавлять в себе бунтарский дух. Я вспомнил Бобби Сила и «Чикагскую семерку»[245], которые не допускали оскорблений и унижений со стороны суда.

Мы были уверены, что, несмотря на мой эмоциональный всплеск, штат Нью-Джерси вернет мне лицензию, хотя главный прокурор штата Нью-Йорк Дэннис Вакко и пытался встрять в это дело. Вакко был в составе группы, возглавляемой сенатором Джоном Маккейном, которая пыталась «навести порядок» в боксе. Они организовали слушания в Вашингтоне, и мне даже пришлось представить туда доклад, который дискредитировал Дона:

– Моя финансовая карьера оказалась в руках промоутера и менеджера, которому дозволено действовать совершенно бесконтрольно. У него неограниченные возможности для злоупотреблений. Боксерам он может платить, как рабам.

Маккейн внес законопроект о создании национальных правовых норм для бокса. Как раз в этой связи Вакко выступал за то, что штату Нью-Джерси не следует давать мне лицензии до тех пор, пока этого не сделает Лас-Вегас.

– Я был бы очень недоволен, если они, на самом деле, дадут ему лицензию или разрешат ему боксировать в Нью-Джерси, – заявил Вакко прессе. Затем он сообщил журналистам, что он готов лично донести эту мысль до главного прокурора штата Нью-Джерси.

Вся эта полемика беспокоила Джеффа и остальных, поэтому 13 августа, накануне заседания Атлетического совета по надзору штата Нью-Джерси, на котором должна была решиться моя судьба, мои советники отозвали мое ходатайство.

Я был зол на весь мир, поэтому пользовался наркотой, чтобы покайфовать, при любом удобном случае. В конце августа мы с Моникой ехали рядом с ее домом, когда кто-то врезался сзади в ее «Мерседес» после того, как кто-то, в свою очередь, врезался в него. Парень вышел из своей машины, подошел к нашей со стороны водителя и начал пререкаться с Моникой, а затем принялся кричать на того, кто ударил его сзади. Я вышел из машины и стал выбивать дерьмо из всех, кто там был. Я пнул по яйцам первого парня, затем ударил того, кто врезался в его машину. Моника принялась кричать, и я был вынужден осадить своего телохранителя, который был в машине перед нами. Теперь я сожалею об этом, но тогда у меня было крайне угнетенное состояние. Подумайте только: у меня есть жена и дети, а я чувствую себя совершенно беспомощным!

Мы с Моникой сели в машину и уехали. Кто-то позвонил в полицию, и нас остановили в нескольких километрах от места происшествия. Я был под сильным кайфом и начал жаловаться на боли в груди, затем пожаловался на то, что стал жертвой расовой дискриминации. Меня предложили отвезти в больницу, но я ответил, что Моника врач, поэтому мы справимся сами и нас можно отпустить. Я все-таки пошел и проверился в местной больнице, но со мной все оказалось в порядке. Поскольку полицейские не были на месте происшествия, меня в конечном счете могли обвинить лишь в малозначительном преступлении, если бы те парни решили выдвинуть обвинения в словесном оскорблении или физическом насилии.

Что они и сделали. 2 сентября Ричард Хардик, тот парень, который въехал в нас сзади, выдвинул против меня обвинение в физическом насилии за то, что я пнул его в пах. На следующий день другой парень, Абмелек Соседо, подал на меня в суд за удар кулаком в лицо.

Все, кто работал со мной, очень волновались. Мы уже были готовы ходатайствовать о восстановлении лицензии в Лас-Вегасе, но как члены комиссии отреагируют на мое агрессивное поведение на дороге? Что еще хуже, у меня не истек испытательный срок в Индиане. Судья Гиффорд, если бы хотела, могла бы упечь мою задницу обратно в тюрьму штата Индиана еще на четыре года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.