Секреты молодости
Секреты молодости
Сейчас многие известные актеры: Джигарханян, Калягин, а еще раньше Табаков, создают свои собственные театры, но меня такая мысль никогда не посещала. Названные люди — педагоги. Они основали театр на базе своего курса, что вообще в природе студенческого, студийного театра. Ведь курс набирается по принципу труппы. А что такое труппа? Это — амплуа. Грубо говоря, если «Горе от ума» расходится по ролям, значит, правильно собран курс. Проходит два-три года, и если курс удачный, безумно жалко это разваливать. Уже есть театр. И Армен, и Саша Калягин, наверное, сжились со своими ребятами, плюс к тому в них, безусловно, бьется режиссерская жилка. Немаловажно и то, что на дипломные спектакли приходят разные люди, но в один голос твердят: «На вас в сто раз интереснее смотреть, чем на профессиональный театр!»
Конечно, надо все умножить еще и на азарт молодости, и на то, что люди в себя верят, а иногда это становится крепкой базой. В конце концов и Театр на Таганке сперва был любимовским курсом.
Мне трижды серьезно предлагали набрать курс. Самым ответственным было предложение Виктора Карловича Манюкова, моего педагога в школе-студии МХАТ. Он сперва намекал, потом недоговаривал и, наконец, незадолго до кончины пригласил к себе в дом. Для нас до сих пор это честь — тебя зовут в дом Учителя! Пригласил на обед. На столе алкоголь. Вроде бы я уже вырос. Большой. Уже не студент, которого привели покормить. Долгий и серьезный разговор. Он считал, что я могу быть педагогом, говорил, что видит во мне эти данные. Но мое время не пришло, я не наигрался.
Лет пять назад мне позвонил Алексей Владимирович Баталов, мы говорили две ночи напролет. Он считает, что во ВГИКе есть целое направление, исповедующее традиции Московского Художественного театра, а я — выкормыш этой школы. Приглашение взять актерский курс во ВГИКе более чем лестное, но я отказался. Я мучился, не спал. Но я настолько патологически люблю свою профессию, что, если ей учить, надо бросить все. Надо себя всего целиком ребятам отдать. А появляться перед ними один раз в месяц: «О, Николай Петрович!» и через пару часов убегать, раздавая указания ассистентам, — это не солидно.
Считается, что работа со студентами держит тебя в тонусе. Мне же достаточно ежедневных дел. Может быть, невероятная загруженность, может быть, то, что я играю роли людей не старых, все это меня омолаживает? В природе любой творческой профессии есть что-то детское. Как только я решу, что все знаю и умею, — надо бросать это дело. Актеру полагается быть непосредственным и открытым, этому даже можно учиться.
* * *
Сложно рассуждать о нынешнем состоянии отечественного кинематографа. Первые пятнадцать лет после краха Союза большинство фильмов снималось благодаря личным связям. К несчастью, абсолютно бездарный человек, если он дружит с каким-то крупным банкиром, может запускаться хоть завтра. А нам ничего не остается, как смотреть за неимением лучшего эту белиберду, потом обсуждать ее на фестивалях, притом, что человек не имеет ни права, ни образования — ни хрена, чтобы подходить к камере. И такое — сплошь и рядом.
Кинематограф дает артисту шанс развиваться по трем направлениям. Прежде всего, есть шанс расширить свой диапазон, сыграть то, чего не играешь на сцене. У меня в театре есть роли с некими комедийными поворотами, но чисто комедийных ролей у меня в театре нет, зато в кино я снялся в «Собаке на сене». Кино к тому же помогает во много раз чаще, чем в театре, знакомиться с приличными авторами. В «Ленкоме» не идет Лопе де Вега, а это опять же «Собака на сене». У нас в театре не ставили Вампилова, а я снялся в «Старшем сыне». И так далее, и так далее. Но ты имеешь шанс не только прикоснуться к хорошему материалу — кинематограф — это еще и огромный круг общения. Причем я его постоянно расширяю, а любой контакт с партнером — прикосновение к иной школе, что тоже польза. И если в «Ленкоме» я выходил на сцену с Татьяной Ивановной Пельтцер, с Евгением Павловичем Леоновым, то снимался я с Олегом Борисовым, с Всеволодом Санаевым, с Владимиром Басовым… Я этот список ушедших от нас талантливых актеров могу продолжать и продолжать, не говоря уже о тех, кто жив, с кем мне безумно интересно работать. Миша Филиппов, Игорь Костолевский, Марина Неелова — у нас с ней несколько картин, Лена Коренева, Женя Симонова… Здесь перечень не имеет конца.
Парад замечательных, уникальных профессионалов. Для меня удовольствие называть их имена, а уж смотреть, как они готовят себя к роли, слов нет. Как перестраиваются к предстоящей сцене, как вызывают в себе необходимые эмоции. Разные школы, разные профессиональные вероисповедания. Но вот мы вместе сходимся в кадре, чудо, как интересно, и это удовольствие можно получить только от кинематографа.
Кино дает возможность проверять первое ощущение роли. Если хорошо «размята» нервная система, можно спонтанно так сыграть какой-то отрывок, что потом невозможно его так же повторить.
Я могу в театре на первой читке пробовать роль, это и есть те же первые ощущения. Но за три месяца репетиций, а порой и полгода, иногда больше, я могу «уехать» совсем в другую сторону. Вполне вероятно, что могу в результате «приехать» к тому, с чего начинал, но это уже будет не импульсивным выбросом, а сознательно принятым решением. Как эволюция: осознание, развитие, познание. В кинематографе все выстраивается иначе. Правда, и в нем есть режиссеры, которые серьезно, по-театральному, до съемок репетируют роли. Мы так работали с Мельниковым на «Старшем сыне». У кого-то этот процесс проходит во время съемок, хотя бы по минимуму. Бортко репетирует очень подробно. Саша Муратов хорошо и правильно с актерами работает. Но в нынешние времена сроки почти всегда подгоняют.
Проработав более тридцати лет в кино, я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы фильм снимался последовательно, с первого кадра и дальше, до последнего. Сегодня — финал, потом — середина, потом опять начало, вновь ближе к концу. Полагается все время держать себя в абсолютной готовности, в идеальном состоянии. Но зато это качественное, я бы даже сказал, полезное актерское упражнение.
Александр Ильич Павловский, Саша… когда-то режиссер на Одесской киностудии, сейчас он работает в Москве. Не сколько работу меня с ним было, начиная с «Треста, который лопнул» — популярной картины, ее видели очень многие.
Когда-то молодыми мы с Сашей Збруевым снимались в фильме «Батальоны просят огня» — кстати, не очень замеченная, но хорошая картина. После съемок садимся в московский поезд, проводницы: «Ой, это вы, Николай»… У меня шок. Опытный к славе Збруев «успокоил»: «Подожди, ты недавно начал сниматься, дальше хуже будет». Для всенародной славы надо выполнить важнейшее условие — попасть в нужную картину. Можно сниматься всю жизнь, примеров масса, а мимо тебя будет равнодушно проходить толпа, и ни один не обернется. Можно сняться один раз, но в роли Наташи Ростовой, или самый простой пример: Бабочкин — Чапаев. Притом, что Борис Иванович талантливый мастер и после «Чапаева» сыграл не одну роль. Популярность — превратность судьбы…
Вероятно, как и у всех, у меня есть в работе восемьдесят процентов брака, может, и меньше, но без них не получилось бы остальных двадцати. В свое время Армена Джигарханяна обвиняли, что он снимается во всем подряд. Но чем чаще актер занимается своим делом, тем скорее он достигнет более высокого класса. И не надо забывать, съемки — это то, что нас кормит. Другое дело, что возникает ряд вопросов: как не стать всеядным, как не растиражировать себя, не размениваться, чтобы не выглядеть актером, лезшим из себя самого и из картины в картину. Но, с другой стороны, если постоянно отказываться в ожидании той, главной в жизни роли, а лет через десять мне все-таки ее дадут, то я ее не сыграю, я за это время потеряю квалификацию. Найти оптимальное решение почти невозможно. Во всяком случае, невероятно сложно. Жизнь, пусть даже только творческая, состоит не из двух главных вопросов — организационного и профессионального, а из миллиона других мелких, подчас случайных событий. Вплоть до уровня культуры, как папа с мамой научили себя вести.
Чаще всего соглашаешься на съемки, кого-то выручая. «Ну Коль, ну я тебя прошу, мы с тобой друзья, мы же с тобой работали вместе. Да, если ты не сыграешь! Да кто же тогда вытянет эту жуть? Коля, все будет так, как ты скажешь…» Ох, как часто происходит именно такое. С небольшим уточнением. «Как скажешь» не выдерживается никогда и ни в одном деле. Сегодня мне уже важно, кто режиссер, важно, какая компания собирается. Пока, слава богу, есть возможность выбирать.
Казалось, после работы с таким количеством замечательных режиссеров в кино и в театре у меня давно должна была появиться мысль самому что-то поставить. Мы с Глебом Анатольевичем проговорили не одну ночь. Да, актер — это штучная профессия. Но режиссер — куда более уникальная должность. Даже не сильно выпендриваясь, могу сказать следующее: так, как сейчас больше половины, если не две трети режиссеров делают кино, я тоже могу снять. А если сильно выпендриться, можно добавить: «Причем левой ногой». Но так, как снимал Тарковский, не сниму никогда. А так, как эти две трети, — не хочу. Мы живем в эпоху дилетантов: я сужу об этом исходя из того, как у нас руководят на самых высоких постах, отчего замерзают районы и проваливаются дома. Кинематограф — не исключение. Совершенно не хочется пополнять ряды режиссеров-дилетантов. Но есть еще один аргумент против: снимать кино или ставить спектакль — это выбросить год из жизни. Такая работа отнимает массу нервов, сил, времени. Да я за это время лучше четыре роли сыграю.