12 Шпион, который пек пироги

12

Шпион, который пек пироги

Агенты и информаторы абвера в Испании действовали не поодиночке, а целыми батальонами; испанское сотрудничество с немцами было, как выразился один сотрудник МИ-5, «повсеместным». Из 391 человека, работавших в немецком посольстве в Мадриде, 220 были офицерами абвера, распределенными по отделам разведки, диверсий и контрразведки. Они руководили примерно 1500 агентами по всей Испании, многие из которых были немецкими эмигрантами. Те, в свой черед, вербовали своих собственных агентов, создавая густую и обширную сеть: «Были представлены все слои общества, от министров до безвестных буфетчиков на грузовых судах», — читаем в одном разведывательном меморандуме времен войны. «В высших кругах, несомненно, имела место подлинная идеологическая симпатия, но на низовом уровне это были, как правило, чисто денежные сделки, и в стране, где столь многие живут на грани нищеты, такая вербовка не составляла труда». Объем разведывательной информации, стекавшейся в мадридскую штаб-квартиру абвера, которая примыкала к посольству, был таким огромным, что для ее дальнейшей передачи использовались тридцать четыре радиста, десять секретарш (включая Эльзу, двоюродную сестру Адольфа Клауса) и прямая телетайпная связь с Берлином через Париж.

Благодаря одному из своих агентов, старшему офицеру из Диресьон Хенераль де Сегуридад (Direccion General de Seguridad, испанской службы безопасности), Алан Хиллгарт знал имя, звание, роль и в большинстве случаев кодовое имя практически каждого значимого агента абвера. По заданию Хиллгарта этот его агент создал специальный отдел для наблюдения за немецкой шпионской деятельностью — якобы для того, чтобы информировать об этой деятельности испанское Министерство внутренних дел. «Отчеты действительно шли в Министерство внутренних дел, — писал Хиллгарт, — но они шли также и к нам». Тот же информатор передал Хиллгарту полный список сотрудников абвера в Испании с «данными на каждого». Глава МИ-6 Мензис одобрил покупку Хиллгартом этого списка «за очень большую сумму». В Лондоне Филби ворчал, что цена, уплаченная «Армадой» этому «драгоценному источнику», была «чрезвычайно высокой». «Мне приходилось биться за лишние 5 фунтов в месяц для агентов, посылавших регулярные, пусть и не столь впечатляющие, сообщения!» — жаловался он. Но список стоил потраченной суммы до последней песеты, поскольку дал британской разведке детальную картину организационной структуры абвера в Испании: как говорится, узнай своего врага… а потом найди способ его обмануть.

Во главе резидентуры абвера в Испании стоял Вильгельм Ляйснер, почетный атташе немецкого посольства, который пользовался кодовыми именами Гейдельберг и Хуан. Человек небольшого роста, с негромким голосом, ветеран легиона «Кондор», Ляйснер после гражданской войны остался в Испании, где под псевдонимом Густав Ленц руководил импортно-экспортной фирмой. Ляйснеру подчинялись Ганс Гуде, отвечавший за военно-морскую разведку, руководитель агентурной сети Фриц Кнаппе-Ратей (псевдоним — Федерико) и Георг Гельмут Ланг (Эмилио). Осенью 1942 года ряды абвера в Испании пополнил майор Фриц Бауманн, бывший полицейский, откомандированный из немецкой армии в диверсионный отдел абвера. Бауманн координировал нападения на суда союзников и, кроме того, был опытным патологоанатомом: до войны он изучал судебную медицину в Гамбургской полицейской академии. Специалист по определению «причин смерти и степени серьезности телесных повреждений», Бауманн до и во время войны «обследовал сотни трупов».

Вильгельм Ляйснер, он же Густав Ленц, по кличке Гейдельберг, глава немецкой военной разведки в Испании.

Но больше всех прочих сотрудников абвера интриговал Хиллгарта майор Карл Эрих фон Куленталь. Досье МИ-5 на этого человека составляло в толщину 3 дюйма; о нем было известно больше, чем о любом другом немецком шпионе в Испании. Отец Куленталя был известным военным, дослужившимся до генерала и занимавшим посты немецкого военного атташе в Париже и Мадриде. Семья Куленталей располагала хорошими деньгами и обширными связями. Она состояла в родстве с адмиралом Вильгельмом Канарисом, главой абвера, что является одним из объяснений стремительного подъема Куленталя по служебной лестнице немецкой разведки. Как и Клаус, Куленталь служил в легионе «Кондор», где был секретарем Иоахима Роледера, возглавлявшего разведку легиона. После гражданской войны Куленталь на некоторое время уехал в Германию, где работал сначала в виноторговой фирме дяди, а затем в фирме тестя, торговавшей одеждой. Он ездил по делам в Лондон, Париж и Барселону; хорошо говорил по-английски и великолепно — по-испански. В 1938 году он вернулся в Испанию, где под видом радиобизнеса продолжал разведывательную работу. Когда началась Вторая мировая, его назначили генеральным адъютантом Ляйснера, но вскоре он выделился благодаря энергии и неприкрытой амбициозности.

Адмирал Вильгельм Канарис, шеф абвера, немецкой армейской разведки.

В 1943 году, в возрасте тридцати семи лет, Куленталь возглавлял разведывательный отдел абвера в Мадриде. Он координировал данные политической и военной разведки, действуя под псевдонимами Карлос или, чаще, Фелипе. В барах и кафе Мадрида его знали как дона Пабло. Шпионская сеть Куленталя простиралась во все уголки страны, но его главной задачей была вербовка агентов в нейтральной Испании для работы в других странах: в Северной Африке, Португалии, Гибралтаре и, самое важное, в Великобритании и Америке. В одной лишь Великобритании так называемая «сеть Фелипе» включала в себя десятки тайных агентов, присылавших огромное количество совершенно секретной информации. «Он знал все, что происходило в резидентуре абвера», — сказал его сослуживец из немецкой разведки. На улицах Мадрида Куленталь выглядел настоящим денди. Высокий, аристократичный, он зачесывал волосы со лба назад, у него были «мясистые, бескостные щеки», «изогнутый ястребиный» нос и «голубые пронизывающие» глаза. Он носил элегантные двубортные костюмы, водил «темно-коричневый французский четырехместный автомобиль, меняя номера». Ногти у него всегда были «тщательно наманикюрены». Он прекрасно играл в теннис. Согласно оценке МИ-5, это был «чрезвычайно эффективный, амбициозный и опасный человек, обладающий колоссальной трудоспособностью». Его повысили, он получил крест «За военные заслуги», и ему удалось постепенно «вытеснить Ляйснера со всех значимых позиций», вследствие чего номинальный глава абвера «стал всего-навсего декорацией».

В 1943 году Куленталь уже был в мадридском абвере главной персоной. «Он был чрезвычайно способным человеком, державшим в голове все, что происходило в резидентуре, и стал настолько незаменим, что фактически возглавил ее». Само собой, сослуживцы по абверу завидовали «репутации Куленталя в глазах высокого начальства, уважению, которое оно к нему испытывало». Будучи протеже Канариса, он просто не мог допустить никакой ошибки. В одном конфиденциальном досье он назван человеком, «намного превосходящим всех остальных в Группе I [разведывательной] в Испании и чрезвычайно надежным с политической точки зрения». Сам Гиммлер «удостоил Фелипе личного благодарственного послания за успехи, достигнутые его сетью в Англии». В глазах высшего немецкого руководства Куленталь был «золотым мальчиком» мадридского абвера.

В действительности все было несколько иначе. Отнюдь не будучи большим мастером разведки, Куленталь, скорее уж, олицетворял собой полный провал, пав жертвой одного из самых изощренных обманов в истории шпионажа. О победе в шпионской войне не могло быть и речи — Куленталь способствовал тому, чтобы Германия с треском ее проиграла.

В мае 1941 года испанец Хуан Пухоль Гарсиа лично явился в мадридское отделение абвера и сказал, что намеревается поехать в Великобританию и хотел бы, находясь там, оказывать разведывательные услуги Германии. Вначале Куленталь не проявил энтузиазма: мол, он «очень занят, и посетитель пришел в неудобное время». Пухоль был человек лысый, бородатый, близорукий и определенно странный. Вместе с тем испанец, казалось, питал искреннюю ненависть к британцам и благоговел перед Гитлером. Он сказал Куленталю, что у него есть хорошие контакты в испанской службе безопасности и в британском Министерстве иностранных дел. В конце концов Куленталь согласился с ним работать. Пухоля научили писать симпатическими чернилами, и ему было велено переправлять информацию через испанского военного атташе в Лондоне. Испанец двинулся в путь с пачкой английских денег и с несколькими почтовыми адресами в Великобритании; на прощание Куленталь предостерег его от «недооценки британцев: это опаснейшие враги». Пухоль, сказал немецкий разведчик, должен быть готов оставаться в Великобритании неопределенно долго, потому что «это будет очень продолжительная война».

19 июля Куленталь получил от Пухоля письмо, написанное симпатическими чернилами, где говорилось, что он благополучно прибыл в Англию и договорился с курьером, работающим на гражданской авиалинии, что тот будет перевозить его письма, получая по 1 фунту за штуку, в Лиссабон и отправлять их оттуда, минуя британскую почтовую цензуру.

В действительности Пухоль не поехал ни в какую Англию и находился в Португалии. Это была первая ложь из длинного потока фантастического вранья, которым он потчевал Куленталя. На самом деле Пухоль не был сторонником нацистов. Он родился в 1912 году в либеральной каталонской семье среднего достатка, во время гражданской войны ухитрился повоевать на обеих сторонах (хотя не сделал ни одного выстрела), затем дезертировал, и в нем развилась сильнейшая ненависть к фашизму. В 1941 году он решил начать свою собственную войну. Три раза он обращался к британским представителям в Мадриде, предлагая свои разведывательные услуги, и неизменно получал отказ. Тогда он отправился в абвер, намереваясь вредить немецкой разведке изнутри.

Из Лиссабона Пухоль начал посылать немцам фальшивые донесения, делая вид, что находится в Великобритании. Источниками его информации были путеводители, журналы, взятые в публичной библиотеке, старая карта Великобритании, выпуски новостей, португальское издание под названием «Британский флот» и словарь английских военных терминов. Пухоль ни разу в жизни не был в Великобритании, и это проявлялось в его донесениях. Они были полны элементарных ошибок. Он путался в британской недесятичной денежной системе. Он уверенно заявлял, например, такое: «В Глазго есть люди, готовые за литр вина сделать что угодно» (на самом деле мало кто из тогдашних жителей Глазго соблазнился бы вином — даже если бы его количество мерилось литрами).

Куленталь, однако, верил каждому его слову.

Между тем сообщения Пухоля были прочитаны британскими дешифровщиками. В МИ-5 схватились за головы: что это за нераскрытый немецкий агент, действующий в Великобритании и ничего не знающий о стране?

Наконец в начале 1942 года, после того как жена Пухоля обратилась в американское дипломатическое представительство в Лиссабоне, доморощенный «разведчик» был идентифицирован и секретные службы союзников с некоторым опозданием поняли, что держат в руках настоящее шпионское сокровище. Пухоля перебросили в Великобританию, поселили в надежном месте в Хендоне на севере Лондона и начали вовсю использовать как двойного агента. Его первое кодовое имя Боврил[7] вскоре изменили на более уважительное Гарбо в честь знаменитой актрисы — в знак признания его замечательной способности к перевоплощению.

За три последующих года агент Гарбо послал в Испанию своим немецким кураторам 1399 радиосообщений и 423 письма. Три оперативных работника МИ-5 занимались исключительно этой перепиской, и в фиктивную агентурную сеть Гарбо входило двадцать семь вымышленных персонажей. К отряду субагентов Гарбо принадлежали британцы, греки, американцы, южноафриканцы, португальцы, венесуэльцы и испанцы; одни — как его «крот» в испанском Министерстве информации — были чиновниками, другие — недовольными военными или летчиками; как минимум пятеро были моряками, «завербованными» в разных портах Великобритании. Кроме них, имелись еще коммивояжер, домашние хозяйки, конторские служащие, радиомеханик и индийский поэт, выступавший под псевдонимом Рэгз («Лохмотья») и состоявший в странной арийской организации, которая якобы существовала в Уэльсе. Агенты, действовавшие под началом у Гарбо, не имели между собой ничего общего помимо того, что их не было на свете. Сведения, которые они посылали в Мадрид, были аккуратно составленной смесью неопасных правд, полуправд и неправд. Куленталь с радостью переправлял все это в Берлин, не догадываясь, что его водят за нос. «Мы доверяем Вам абсолютно, — писал он своему великолепному шпиону, льстя самолюбию агента, чьим успехам он был обязан своим быстрым продвижением по службе. — Все Ваши последние действия были превосходны…»

Тексты, которые нацистский куратор получал от Пухоля, были преисполнены напыщенной поэзии. Пухоль никогда не использовал одно слово, если можно было употребить восемь, причем длиннющих, и он окатывал Куленталя потоками лести, смешанной с нацистским пустословием. «Мой дорогой друг и товарищ! — писал Пухоль в своем обычном выспреннем стиле. — Мы два соратника, разделяющие одни и те же идеалы, и мы боремся ради одной и той же цели. Ваши советы, полные здравого смысла и спокойствия, неизменно вызывали и вызывают у меня чувство огромного уважения и восхищения… Этим могут заниматься только люди одухотворенные и целеустремленные, люди, которые следуют доктрине, подлинные воины и отважные борцы. Рост и развитие доверия возможны только между товарищами. Именно так великая Германия стала тем, чем она стала. Именно так сумела она оказать столь огромное доверие человеку, который ею правит: она знает, что это не демократический деспот, а человек невысокого рождения, который всего лишь следовал идеалу…»

Гарбо исписывал страницу за страницей, разнося в пух и прах «демократически-еврейско-масонскую идеологию», призывая немцев напасть на Великобританию («Англию следует взять силой оружия, ее надо атаковать, разрушить до основания, покорить…»); его письма пронизаны трескучей нацистской риторикой: «Я заканчиваю письмо, вскинув руку в салюте и отдавая благоговейную дань памяти всем нашим погибшим».

Куленталь глотал все подряд. «Типично немецкое отсутствие у него чувства юмора в столь серьезных обстоятельствах делало его слепым к нелепостям той истории, которую мы перед ним развертывали». Офицер абвера открыто хвастался своим сверходаренным шпионом по кличке Арабель, который присылал ему совершенно секретную информацию из самого сердца Великобритании. Когда Канарис, глава абвера, приехал в Испанию, Куленталь был «гвоздем программы»; из историй, которые он рассказал, одна особенно позабавила шефа. В марте 1943 года агент Арабель раздобыл ценный справочник по британским военным самолетам, завернул его в жиронепроницаемую бумагу и запек в пироге. Сверху шоколадной глазурью он написал: «Одетте — с наилучшими пожеланиями». К пирогу было приложено письмо, создававшее впечатление, что это подарок от британского моряка его лиссабонской подружке. Куленталь объяснил Канарису, что пирог был оставлен на конспиративной квартире в Лиссабоне с запиской от Пухоля. Куленталь прочел эту записку восхищенным слушателям: «Надпись я сделал собственноручно. Мне пришлось употребить кое-какие продукты, распределяемые по карточкам; они пошли на хорошее дело… Приятного аппетита». Куленталь окончил представление неуклюжей шуткой, сказав, что, хотя его агент «печет невкусные пироги, их содержимое великолепно».

Канарис был очень доволен. Репутация Куленталя выросла еще больше. (Пирог, который испекла жена Гарбо, на самом деле был переправлен в Лиссабон дипломатической почтой, и его принес на конспиративную квартиру агент МИ-6. Справочник был устаревший, и британская разведка знала, что у абвера такой уже есть.)

Высшая точка карьеры Гарбо была связана с высадкой союзников в Нормандии в 1944 году. Отвлекающий план, сопутствовавший вторжению, носил кодовое название «Стойкость»; его задачей было убедить немцев, что главный удар будет нанесен не по Нормандии, а по Па-де-Кале. С этой целью в графстве Кент была «сосредоточена» огромная фиктивная американская армия, по радио шли дезинформирующие сообщения, «нейтральным» дипломатам, чей нейтралитет был сомнителен, подбрасывались намеки. Операция «Стойкость» была сплетена из многих нитей дезинформации, но важнейшую роль в ней играла система двойных агентов, из которых никто не мог сравниться с Гарбо. С января 1944 года до дня высадки Пухоль из своего убежища на Крепиньи-Роуд в Хендоне передал более 500 радиосообщений: то была фантастическая сеть дезинформации от его отряда фальшивых «агентов», разрозненная совокупность крохотных элементов пазла, которую сами немцы должны были достроить до цельной картины. Обман оказался поразительно успешным. Через шесть недель после высадки Пухоль приказом фюрера был удостоен Железного креста за «выдающиеся заслуги» перед Третьим рейхом. Другая сторона секретно сделала его кавалером ордена Британской империи.

В 1943 году Карл Эрих Куленталь, звезда мадридского абвера, ел с руки у Гарбо и требовал добавки за добавкой. Для обработки «огромной информации», приходившей от Пухоля, был выделен отдельный кабинет, и руководство «сетью Фелипе» стало главным занятием Куленталя: «Целеустремленный и энергичный офицер, он делал все от него зависящее, чтобы снабжать Гарбо шифрами, симпатическими чернилами и самыми лучшими адресами ради обеспечения его безопасности. Кроме того, он предоставлял своему агенту значительные средства». Благодаря радиоперехватам британцы с удовольствием следили, как Куленталь становился все более зависимым от Гарбо и как росла репутация Пухоля в Берлине: «НСИ [Наиболее секретные источники, Most Secret Sources — материалы высшей секретности, главным образом расшифрованные данные „Ультра“], к нашему удовлетворению, показывали, что все материалы от ГАРБО получают приоритет и что каждое сообщение военного характера, приходящее в Мадрид от сети ГАРБО, немедленно передается в Берлин». Сотрудники британской разведки, руководившие Гарбо, были поражены готовностью Куленталя принять за чистую монету «многие невероятные вещи, в которые мы им предлагаем поверить». Как оказалось, «чем сенсационнее было сообщение, тем с большей уверенностью мы могли предполагать, что Мадрид передаст его в Центр». Порой создавалось впечатление, что Куленталь переадресует в Берлин информацию от Гарбо даже не читая, не говоря уже о том, чтобы посмотреть на нее критически. «В некоторых случаях, когда сообщения казались чрезвычайно срочными, их передавали из Мадрида в Берлин всего лишь с примерно часовой задержкой».

Через Гарбо и Куленталя британская разведка разговаривала с Берлином напрямую: «Фелипе стал нашим рупором». Имелся, таким образом, «неоценимый канал, посредством которого мы получили возможность обманывать противника».

Изучая послания Куленталя в Берлин, британские дешифровщики заметили кое-что странное. Данные Гарбо, сами по себе достаточно сенсационные, Куленталь для большей весомости дополнял подробностями собственного сочинения. Он не гнушался изобретением несуществующих субагентов и добавлением их в общий котел. Большей частью то, что он придумывал, было либо неверно, либо бессмысленно. Порой он делал забавные ошибки: например, «был уверен, что остров Мэн находится на севере Ирландии». В МИ-5 пришли к выводу, что добавки «сочиняет сам Фелипе». Куленталь обманывал свое абверовское начальство, передавая вымышленные разведданные, наряду с информацией, в истинность которой он свято верил, хотя она была ложной: «Сведения, которые его резидентура передала вплоть до нынешнего момента, были либо неверными, либо бесполезными, либо полученными от МИ-5 через двойных агентов, находящихся под ее контролем». Гай Лиддел из МИ-5 считал Куленталя «одним из тех людей, что выдумывают большую часть посылаемой информации». Не исключено, что он, кроме того, присваивал казенные деньги. Некоторые в абвере определенно так думали. Согласно одному перехваченному сообщению, Куленталь якобы завербовал очень дорогого агента, югославского дипломата в Лондоне, который обошелся абверу в 400 фунтов за два года. «В Испании есть офицеры, которые убеждены, что К. делит деньги между собой и дипломатом поровну».

И было еще одно обстоятельство, благодаря которому немецкий куратор Пухоля идеально подходил как промежуточный адресат «Фарша»: Карл Эрих Куленталь был евреем.

У офицера абвера одна из бабушек была еврейского происхождения, хотя сам Куленталь евреем себя не считал. Женитьба на полуеврейке не повредила военной карьере его отца. Но то было до прихода нацистов к власти. Расовая политика Гитлера была настолько жестокой, что четвертинки еврейской крови было достаточно для дискриминации, преследования — или и того хуже. Куленталь позднее утверждал, что антисемитизм заставил его уехать из Германии, «бросить хорошую работу управляющего большим складом шампанского и прочих вин, который принадлежал его дяде». Брат Куленталя, армейский офицер, покинул Германию по той же причине (в конце концов он оказался в Чили). Не кто иной, как Канарис, замолвил слово за родственника (начальник абвера порой помогал евреям) и устроил ему назначение в Испанию, поскольку «он, будучи евреем-полукровкой, не мог служить в армии». В Мадриде Куленталь был дальше от преследований гестапо, хотя нельзя сказать, что в полной безопасности.

В 1941 году Канарис добился для своего протеже «арианизации» и признания чистоты его немецкого происхождения. Ляйснер, глава мадридской резидентуры абвера, официально подтвердил, что Куленталь теперь чист в расовом отношении. Однако с точки зрения твердокаменных нацистов либо в человеке есть еврейская кровь, которая делает его испорченным и опасным, либо в нем ее нет. Попытка обойти гитлеровские расовые законы вызвала отрицательную реакцию Берлина: «Он был сделан арийцем по инициативе его резидентуры. Формулировка подобного рода не имеет никакого отношения к реальности. Может ли ХУАН [Ляйснер] указать законные основания для таких действий от имени государства?» Испанское отделение СД (разведывательной организации, связанной с СС) тоже недоумевало: как это Куленталя можно было просто взять и объявить арийцем? «Для подобного акта у них, как представляется, не было полномочий». Вновь вмешался Канарис, и мадридскому отделению СД было предписано «не поднимать этого вопроса». Сослуживцы Куленталя в Испании знали о его еврейском происхождении и о попытке перечеркнуть этот факт. Для некоторых это было очевидным поводом подозревать его в измене. Майор Хельм, глава немецкой контрразведки в Испании, послал Канарису конфиденциальное донесение, где говорилось, что Куленталь «подкуплен британской разведкой». Шеф абвера «не принял это донесение всерьез». Хельма перевели в другую резидентуру абвера.

Британские разведчики, следившие за Куленталем, обратили внимание на его «холодный и сдержанный» вид и вместе с тем на его глубинную встревоженность. «Внешнее впечатление: нервный, не уверенный в себе. Особенность: бегающие глаза», — гласит один из отчетов о наблюдении. Куленталь имел веские причины тревожиться. Его акции в Берлине благодаря Пухолю и «сети Фелипе» котировались высоко, но, если Канарис потеряет власть или не захочет дальше его защищать или же если что-нибудь случится с его организацией, его враги-антисемиты не преминут нанести удар. Куленталь по понятным причинам был во власти глубокой паранойи. Любая неудача могла оказаться фатальной. Как сообщил британской разведке один информатор, «Куленталь страшно боится за свое положение, он опасается, как бы его не отозвали в Германию, и делает все, чтобы угодить начальству».

Куленталь уже попался на удочку такого изощренного мистификатора, каким был агент Гарбо. Он представлял собой идеальную мишень для операции «Фарш»: это был человек очень легковерный и при этом снискавший восхищение и доверие начальства, включая Гиммлера и Канариса. Человек амбициозный и целеустремленный, но вместе с тем отчаянно стремящийся угодить, готовый отправить в Берлин все, что могло упрочить его репутацию и спасти его от общей участи тех, в ком текла еврейская кровь, он был, кроме того, тщеславен, возможно, коррумпирован и готов ради того, чтобы улучшить свое положение, обманывать руководство. Куленталь великолепно олицетворял собой те склонности, на которые указал Джон Годфри как на два самых опасных недостатка шпиона: «принятие желаемого за действительное» и «поддакивание начальству». Он готов был поверить всему, что ему подсовывали, и готов был на все, чтобы подольститься к руководству и сохранить свою шкуру.

Чтобы стать успешной, операция «Фарш» должна была добраться до самого Гитлера. Алан Хиллгарт знал, что лучший способ для этого — сделать первым получателем информации Адольфа Клауса в Уэльве, от которого она, безусловно, должна была попасть к Карлу Эриху Куленталю, чтобы затем усилиями этого обласканного, но легковерного офицера двинуться вверх по цепочке немецкого командования. Клаус был идеальным первым звеном, поскольку он был чрезвычайно эффективным шпионом. Куленталь был идеальным передаточным звеном, потому что он был для немцев хуже чем бесполезен.