Шпион с гитарой Дин РИД
Шпион с гитарой
Дин РИД
В 70-е годы имя этого иностранца было настолько популярно в нашей стране, что этой славе искренне завидовали многие советские актеры. Однако, когда в середине восьмидесятых Дина Рида не стало, советская пресса уделила этому факту всего несколько скупых строк. Ни один из друзей актера из СССР не был отпущен властями в ГДР на его похороны. И все из-за того, что смерть этого человека была окутана плотной завесой секретности и таила в себе множество вопросов о том, что же все-таки произошло на самом деле.
Дин Рид родился 22 сентября 1938 года в США, в штате Колорадо. Его отец – Сирил Рид был преподавателем математики и истории, мать – Рут Анна – социологом. Кроме Дина в семье было еще двое детей, причем все сыновья – Дейл (он впоследствии станет профессором Колорадского университета) и Вернон.
Поскольку юность Дина прошла на ранчо в прерии, он с детства рос спортивным парнем. Когда после окончания школы он поступил в Колорадский университет (факультет метеорологии), он стал там одним из лучших спортсменов: был чемпионом США в марафоне, а в беге на 10 миль даже поставил рекорд для своего возраста. Поэтому все, кто следил за его успехами, предрекали ему яркую спортивную карьеру. Но Дин выбрал другой путь.
Еще до поступления в университет Дин устроился работать на одну из ковбойских ферм Дальнего Запада. Надев на себя шляпу «стетсон», взяв в руки лассо и сев на лошадь, Дин Рид с головой окунулся в тяжелые будни ковбойской жизни. И, видимо, он выглядел так органично в этой роли, что даже посторонние люди обратили на это внимание. В 1955 году одна из рекламных фирм именно его выбрала в качестве фотомодели на своих рекламных щитах. А спустя три года Дин всерьез увлекся музыкой. Стоит отметить, что первую гитару отец купил Дину в 12-летнем возрасте, обратив внимание, что его сын прекрасно поет. В 16 лет Дин написал свою первую песню, посвятив ее любимой девушке. Затем он постигал азы музыкального образования в составе университетского ансамбля. В итоге, когда летом 1958 года Дин приехал на каникулы в Голливуд, ему удалось обратить на себя внимание одного из продюсеров звукозаписывающей компании «Кэпитол Рекордс». Как итог – уже через год свет увидела первая «сорокопятка» Дина Рида с двумя песнями: «Память» и «Аннабель». Однако успех эта пластинка имела небольшой: например, песня «Память» заняла всего лишь 96-е место в хит-параде журнала «Биллборд». Зато спустя несколько месяцев (в октябре) новый хит Дина Рида – «Наш летний романс» – занял уже 2-е место в хит-параде «Топ-50».
В 1961 году Дин Рид отправился в свое первое зарубежное турне – в Латинскую Америку. Он посетил Чили, Бразилию, Перу и Аргентину. И в отличие от родной Северной Америки имел там фантастический успех. Достаточно сказать, что его пластинки пользовались там куда большим спросом, чем диски Элвиса Пресли. И песня «Наш летний романс» заняла 1-е место в латиноамериканском хит-параде.
Между тем именно в Латинской Америке Дин Рид впервые стал задумываться об окружающей его действительности. Увидев, какой разительный контраст являет собой тамошняя жизнь – а водораздел между богатыми и нищими в Южной Америке был вопиющим, – Дин примкнул к чилийским социалистам во главе с будущим президентом этой страны Сальвадором Альенде. По словам Дина: «Я задумался: почему одни имеют все, а другие ничего? Я стал на путь борьбы. Вечером я выступал в концертах, а днем разъезжал на джипе и вместе с друзьями устраивал митинги…» А когда началась война во Вьетнаме, Дин стал ярым пацифистом. Отныне его кумирами в музыке стали Пит Сигер, Гарри Белафонте, то есть исполнители с ярко выраженным социальным или бунтарским лицом. Чуть позже Дин Рид по этому поводу скажет следующее: «Когда мне некоторые артисты говорят, что певец не должен заниматься политикой, я поражаюсь. Я лично считаю, что политическая деятельность должна стать целью каждого честного человека».
Отец Дина, который мечтал о том, чтобы его сын получил хорошее образование и стал добропорядочным гражданином Америки, увлечение Дина политикой встретил в штыки. Ему было достаточно того, что его сын Вернон, отслужив в парашютных войсках, встал на путь пацифизма и стал головной болью для семьи. Поэтому за младшего сына отец боролся отчаянно. Но никакие уговоры на Дина подействовать не могли. Родившись в год Тигра, Дин чуть ли не с рождения был бунтарем, а тут еще и время такое наступило – бунтарское.
Однако стоит отметить, что, будучи пацифистом, Дин Рид плохо относился к коммунистической идеологии. Он считал ее такой же опасной, как и фашистская идеология. И к СССР он относился враждебно. Его прозрение происходило постепенно. Все началось в 1965 году, когда Дин посетил Всемирный конгресс сторонников мира в Хельсинки. Там он познакомился с представителями советской делегации (Валентина Терешкова, Георгий Арбатов), которые пригласили его посетить Москву. И Дин принял это приглашение, правда всего лишь из чистого любопытства. Он хотел на личном опыте убедиться, правда ли то, что по улицам советских городов бродят медведи и толпы плохо одетых и злобных людей (так о СССР писала американская пресса). И он был по-настоящему удивлен, встретив в Москве доброжелательных и красивых людей. А медведи здесь были только в зоопарке.
В следующий раз Дин посетил Советский Союз год спустя – в октябре-ноябре 1966 года уже вместе со своей женой – голливудской актрисой Патрицией Хоббс (они поженились в 1964 году). Вот как о тех днях вспоминает актер Театра на Таганке Валерий Золотухин:
«5 ноября 1966 года. „Сейчас поеду на „10 дней“ (спектакль Таганки «10 дней, которые потрясли мир“. – Ф. Р.). Будет Дин Рид… Дина вызвал на сцену Гоша (актер Таганки Готлиб Ронинсон. – Ф. Р.), и они крепко расцеловались. Толпа завопила: «Гитару Дину», «Браво». Мы стояли, оплеванные его успехом. Зоя (помощник режиссера Зоя Хаджи-Оглы. – Ф. Р.) передала слухи из кабинета главрежа: «Дину понравился Пьеро» (песенка А. Вертинского «На смерть юнкеров», звучавшая в спектакле «10 дней…». – Ф. Р.)…
Пел. Хорошо, но не более. Чего-то мне не хватало. Самобытности либо голоса. В общем, Высоцкий успех имел больший. Дин сказал: «Режиссер и артисты, совершенно очевидно, люди гениальные». Вообще, он прекрасный парень…»
Между тем повторное приглашение в Москву ясно указывало на то, что советское руководство обратило внимание на гражданскую позицию молодого американца и признало его как друга Советского Союза. И Дин Рид постарался ни в чем не поколебать этого доверия к себе. Он заявил: «Я не знаю другой страны на свете, более грандиозной, чем Советский Союз. Все страны нуждаются в его поддержке и должны поучиться у советских людей. В этой первой поездке я явственно ощутил, что представляет собой марксизм-ленинизм на практике».
Собственно, само увлечение марксизмом-ленинизмом среди американцев в те годы не являлось чем-то необычным. Этим тогда переболели многие, даже популярные люди. Джон Леннон, к примеру, «заболел» маоизмом и считал его самым передовым учением на земле. Однако отличие Дина Рида от Леннона было в том, что первый, кажется, искренне поверил в коммунизм и стал на долгие годы его активным проповедником.
С конце 60-х Дин Рид стал частым гостем в СССР. Он приезжал сюда один-два раза в год и неизменно давал концерты в Москве. Под это дело ему выделялась лучшая концертная площадка – в Театре эстрады. Отрывки из этих концертов потом шли по советскому ТВ, что стало поводом к тому, чтобы Дин Рид в одночасье стал для миллионов советских людей одним из самых популярных артистов зарубежной эстрады. А из американцев он вообще был единственным. Дебют Дина Рида в одной из самых популярных телепередач СССР – «Голубом огоньке» – состоялся 31 декабря 1967 года: Дин спел свой новый шлягер «Элизабет».
Между тем до начала 70-х Дин Рид, Патриция и их дочь Рамона Гевара (она родилась в 68-м и имя получила в честь кубинского революционера Че Гевары) жили в Италии. К тому времени Дин Рид удачно совмещал карьеру артиста и политического деятеля. За несколько последних лет он снялся в 11 фильмах (в основном это были «спагетти-вестерны», съемки которых проходили в Италии и Испании), побывал с гастролями в 16 латиноамериканских странах, выпустил несколько дисков. Причем больше всего его пластинок появилось в Советском Союзе: только в 1970 году здесь вышли два диска-гиганта (по 14 песен в каждом) и два миньона (по четыре песни). Эти пластинки появились сразу после того, как после участия в Стокгольмской конференции сторонников мира в апреле 70-го Дин снова посетил Советский Союз, чтобы принять участие в пленуме Всемирного Совета Мира, созванном в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина.
Порой нелюбовь Дина Рида к собственному правительству была такой оголтелой, что вызывала удивление даже у коммунистов. Например, в августе 1970 года в столице Чили Сантьяго Дин Рид публично у здания посольства США выстирал в ведре национальный флаг Америки. Когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил: «Американский флаг покрыт грязью, на нем кровь вьетнамского народа, на нем кровь американских негров…» И первым, кто бросился тогда на помощь к Дину и вызволил его из тюрьмы, был чилийский поэт-коммунист Пабло Неруда.
В те годы приверженности беспартийного Дина коммунистическим идеалам могли позавидовать даже самые ортодоксальные коммунисты. Он всерьез считал, что все, что хорошо для СССР, хорошо для победы социализма во всем мире. И практически все его тогдашние поступки были продиктованы исключительно этим. Он даже Александра Солженицына пытался образумить, считая, что тот глубоко заблуждается в критике СССР. 27 января 1971 года открытое письмо Дина Рида Солженицыну появилось на страницах «Литературной газеты». Приведу лишь некоторые отрывки из него:
«Дорогой коллега по искусству Солженицын!
…Вы заклеймили Советский Союз как «глубоко больное общество, пораженное ненавистью и несправедливостью». Вы говорите, что Советское правительство «не могло бы жить без врагов, и вся атмосфера пропитана ненавистью и еще раз ненавистью, не останавливающейся даже перед расовой ненавистью». Вы, должно быть, говорите о моей родине, а не о своей!.. Больное общество у меня на родине, а не у вас, г-н Солженицын!..
Скажите трудящимся капиталистического мира о ваших идеях по поводу «свободы слова как первого условия здоровья»… Вы говорите о свободе слова, тогда как большая часть населения земного шара пока еще говорит о возможности читать слова!
Нет, г-н Солженицын, ваше определение свободы слова как первого условия здоровья неверно…
Моя страна, известная своей «свободой слова», – это страна, где полиция нападает на участников мирных походов…
Вы заявляете также, что Советский Союз идет не в ногу с ХХ веком. Если это и верно, то потому, что Советский Союз всегда идет на полшага впереди ХХ века! Неужели вы предлагаете вашему народу отказаться от своей роли вождя и авангарда всех прогрессивных народов мира…
Г-н Солженицын, в статье далее сказано, что вы – «многострадальный писатель из Советского Союза». По-видимому, это означает, что вы много страдаете из-за отсутствия моральных и общественных принципов и что ваша совесть мучает вас в тихие ночные часы, когда вы остаетесь наедине с собой…
Именно ваша страна стремится делать прогрессивные шаги во имя человечества, и если в чем-то она несовершенна и порою спотыкается, то мы не должны осуждать за эти недостатки всю систему, а должны приветствовать ее за мужество и стремление прокладывать новые пути».
В 1970 году Дин Рид снял документальный фильм. Как и положено, лента была политическая – она рассказывала о чилийской компартии. В конце ноября следующего года Дин привез эту картину на фестиваль документального кино в Лейпциге (ГДР). Эта поездка стала переломной. В последний день фестиваля он познакомился с 30-летней немкой по имени Вибке, которая работала учительницей и была родственницей самого лидера СЕПГ Эриха Хонеккера. Между молодыми людьми случился быстрый роман, который имел продолжение и после завершения фестиваля.
Стоит отметить, что летом того же 71-го года жизнь Дина Рида могла пойти и по другому сценарию и его новой родиной вполне мог стать и Советский Союз. В июле Дин принимал участие в работе московского Международного кинофестиваля (к его приезду советское ТВ приурочило его концерт, показанный 18 июля) и заимел здесь еще одну пассию – свою ровесницу, 33-летнюю эстонскую киноактрису Эве Киви (к тому времени она была известна зрителям по таким фильмам, как «Сампо», «Озорные повороты», «Балтийское небо», «Последняя реликвия», «Красная палатка» и др.). Киви в то время была замужем за известным конькобежцем, олимпийским чемпионом 1964 года в Инсбруке Антсом Антсоном, однако это не помешало ей увлечься красавцем Дином Ридом.
Вспоминает Э. Киви: «У входа в гостиницу „Россия“ Дина окружили фотокорреспонденты. Я стояла в стороне и поймала себя на мысли, что любуюсь широко улыбающимся красавцем. Вдруг он подошел ко мне и, взяв за руку, стал со мной позировать. Тогда я не знала, кто это, – просто смотрела в его сияющие синие глаза и ничего больше вокруг не видела. Потом фотографы меня просветили: „Это же Дин Рид!“ На следующий день все завертелось так стремительно, что у меня не было времени даже подумать. Как в кино! Вдруг оказываюсь в его номере в гостинице „Россия“, куда он меня пригласил, чтобы подарить фото на память, и на меня неожиданно обрушивается град поцелуев. Это был ураган! „Мне срочно улетать на съемку! Я вернусь через три дня“, – пытаюсь вырваться из объятий. Как я очутилась в самолете, совершенно не помню. Сижу, как под гипнозом, гляжу в окно, и вдруг в голове молнией проносится: „Ни у меня, ни у него нет координат друг друга! Как же мы встретимся? Что делать?“ Буквально на следующий день мне в Таллин звонят из Москвы: „Эве, тут тебя один сумасшедший разыскивает“. Оказывается, Дин поставил всех на уши в поисках моего адреса.
Когда я вернулась в Москву, битый час торчала на стоянке такси у гостиницы «Россия», не решаясь сдвинуться с места: как-то неудобно у неприступных администраторш спрашивать разрешения пройти к Риду в номер. А тут и он навстречу идет. «Поехали к моему приятелю читать сценарий, – как ни в чем не бывало хватает мой чемодан. – Я буду играть Кеннеди, а ты – секретаршу. Фильм „Корреспондент Вашингтона“, снимаем на „Беларусьфильме“. Я была ошарашена: у нас-то, кроме поцелуев, ничего и не было, можно сказать, мы едва знакомы, а тут такое предложение… Меня поразило, что он так уверенно хочет привязать меня к себе. Но его творческие планы так и не осуществились. Риду почему-то не разрешали сниматься в Союзе.
Я поселилась в гостинице «Украина». В тот же вечер после обсуждения сценария у его друга, спецкора в Америке, Дин поехал провожать меня и… остался. На счастье, нам попалась хорошая горничная, которая сделала вид, что ничего не заметила. Наутро ко мне в номер прибежала подружка-чешка. Плюхнулась в постель: «Ну рассказывай!» Долго не могла прийти в себя: «Это же надо! Я сижу на легендарной постели! Где ты с Дином…» И даже сделала фото на память – мы с ней в обнимку хохочем на взбитых подушках…»
Не прошло и десяти дней после расставания, как влюбленные снова могли увидеться – на этот раз в Аргентине. Дин приехал туда из Лондона по приглашению одного из телеканалов, а Эве гастролировала по Боливии и Аргентине в составе делегации кинематографистов. Однако встретиться им было не суждено. Дин дал концерт в Буэнос-Айресе, где позволил себе назвать тамошний режим диктаторским, за что его немедленно арестовали и посадили за решетку. Когда Эве узнала про это, она собралась броситься на выручку любимому (хотела пасть на колени перед президентом страны Изабель Перон), но их делегацию как будто специально задержали в Боливии на лишних три дня. А когда Эве все-таки приехала в Аргентину, то Дина там уже не было – его спешно выслали из страны.
И все же они увиделись в том году. В начале августа Дин опять приехал в СССР, чтобы дать здесь двухмесячные гастроли в 9 городах (он привез 20 песен, из которых 16 были новыми). Узнав об этом, Эве отпросилась со съемок очередного фильма и отправилась на встречу с любимым. И в течение нескольких дней они буквально не расставались, день и ночь проводя вместе. А когда все-таки подошло время прощаться, дали слово обязательно скоро увидеться. Это «скоро» наступило спустя несколько месяцев. В конце 71-го Дин опять приехал в Москву, чтобы здесь встретить Новый год в компании с Эве. В те дни про их роман уже судачила если не вся Москва, то половина – это точно. Даже министр культуры Екатерина Фурцева, которая очень хорошо относилась к Киви (вперые она увидела актрису на Втором Московском кинофестивале в 1961 году, и она ей так понравилась, что она сказала: этой актрисе поручите вручать фестивальные призы), узнав об этом романе, послала им на Новый год коньяк и черную икру.
Между тем роман Киви с Ридом расстроил ее брак с Антсоном. Однажды его вызвали в таллинский КГБ и прямым текстом спросили: «Вы знаете, что у вашей жены роман с Дином Ридом?» Антсон сначала не поверил и решил выяснить все у супруги. Но Эве не стала ничего скрывать, честно во всем признавшись. И Антсон с ней развелся, несмотря на то, что у них недавно родился сын Фред.
Уйдя от мужа, Киви продолжала встречаться с Дином, благо сделать это было легко – Дин после их знакомства стал приезжать в Советский Союз еще чаще, чем раньше. Только в 1972 году он посетил Москву дважды, приезжая сюда с гастролями. Так, в период с 12 по 28 февраля он выступал в ГТЭ и ГЦКЗ «Россия», а 9—16 декабря – только в ГТЭ. К этим приездам студия грамзаписи «Мелодия» приурочила выпуск очередного его диска, где Дин Рид исполнял песни разных композиторов (А. Островского, Х. Марти, Ш. Азнавура и др.). Но даже когда возлюбленные находились вдали друг от друга – например, летом того же 72-го, когда Дин снимался в Италии в фильме Фрэнка Крамера «Бунтарь», – они продолжали созваниваться и писать друг другу письма.
Вспоминает Э. Киви: «Когда он приезжал в Москву, мы жили в гостиницах. Дину не разрешали купить квартиру. Даже ночевать у друзей мы не могли – ему, как иностранцу, предписывалось на ночь возвращаться в отель. Конечно, мы старались из его „люкса“ свить уютное гнездышко. Я очень любила оставаться с ним вечером наедине, когда мы, оторвавшись от безумной толпы поклонниц, прятались в номере. Его машину после концерта однажды пытались поднять и понести, в холле гостиницы постоянно прятались фанатки. Часто рано утром в двери стучала какая-нибудь сумасшедшая, которая чудом прорвалась сквозь охрану. Когда мы задергивали шторы и отключали телефон, я обожала смотреть, как он работал: надевал очки и писал книгу. Дин становился таким домашним и трогательным! Обязательно сажал меня при этом на колени. Потом, лежа в постели, играл на гитаре и пел мне песню: „I need your love“. Я плакала от счастья. Когда мы возвращались откуда-то, у нас был любимый ритуал: он сажал меня на стульчик и, присев на корточки, медленно расшнуровывал мои сапожки. Дин снизу вверх смотрел на меня васильковыми глазами, а я таяла от любви. Мы были очень заметной парой – удивительно хорошо смотрелись вместе. Я ходила в черных сапожках-чулках и в коротком розовом кримпленовом платье. Дин же любил свитера-водолазки и джинсы. Потом он привез и мне такую же водолазку, как и у него, чтобы мы ходили в одинаковых. Он часто носил полосатый пиджак, который купил в Чили. И мне однажды подарил такое же полосатое пальто…
Однажды я забеременела от Дина. Однако подруга мне посоветовала скрыть это от него: «Эве, не вздумай сказать ему о ребенке! А то получается, ты вынуждаешь его жениться. Нехорошо». И я, дура, послушалась! Я лежала в палате одной из московских больниц и, свернувшись калачиком, рыдала. Дин подвез мою подругу с апельсинами, но сам в палату так и не поднялся, даже из машины не вышел. Когда мы увиделись, не мог скрыть раздражения: «Очень обидно, что я узнаю об этом последним и не от тебя, а от твоей подруги».
Как бы судьба ни старалась разлучить нас, нас как магнитом тянуло друг к другу. Мы старались использовать любую возможность для встречи. Назначали свидания в самой дальней точке света. Дин всегда старался приехать в страну, где я находилась с советской делегацией или как туристка. Хотя это было и очень трудно. Тем более что нас все время старались оторвать друг от друга. Доходило до абсурда! Иногда специально задерживали советскую делегацию, лишь бы помешать встрече… Помню, как однажды ночью в Риме я бежала к нему и надела черный парик, чтобы меня не заметили на выходе из отеля. Возвращалась я как раз под утро, когда надо было вставать и идти завтракать, моего отсутствия никто не замечал…»
Глядя на эту звездную пару со стороны, многим казалось, что у них теперь одна дорога – в загс. Но получилось иначе. После развода с мужем Киви всерьез надеялась на то, что Дин наконец сделает ей предложение руки и сердца. Ведь при каждой их встрече он не уставал твердить, как он ее сильно любит. Дин же оказался перед сложной дилеммой, кого выбрать: родственницу Хонеккера Вибке, с которой он продолжал встречаться в параллель с Киви, или советскую актрису? В итоге он склонился к первому варианту. Во многом его выбор был обусловлен и тем, что восточногерманские власти давно звали его к себе на постоянное место жительства, в то время как Москва таких реверансов в его сторону не делала. Когда Эве узнала о выборе Дина (на календаре был 1973 год), она была вне себя от горя, поскольку не могла понять, как это Дин смог выбрать вместо нее, красавицы, эту Вибке, которая внешне была малопривлекательной женщиной. Не иначе, думала она, решающую роль сыграли ее родственные отношения с Хонеккером. На почве депрессии Эве даже собиралась покончить с собой. Но потом вспомнила о своем сыне Фреде и взяла себя в руки. А вскоре и сама нашла себе нового ухажера – личного врача президента Чили Сальвадора Альенде Данило, с которым она познакомилась во время Недели советских фильмов в Сантьяго. Но в сентябре 73-го в Чили случился вооруженный переворот, во время которого Альенде погиб, а Данило попал в застенки хунты. На этом их роман с Киви и закончился.
Женившись на Вибке, Дин Рид практически сразу вошел в окружение Хонеккера. Чуть ли не каждую свободную минуту тот звал к себе артиста, и они играли с ним в теннис. Их партнером также был министр госбезопасности ГДР («Штази») Эрих Мильке. Этот человек в 1934–1945 годах жил в СССР и приобрел здесь массу друзей в среде высокопоставленных кремлевских руководителей. Именно с их помощью он и стал с 1950 года работать в германском МГБ, а в ноябре 1957 года и возглавил его. В начале 70-х годов в его ведомстве числилось 52 707 штатных сотрудников и 109 тысяч осведомителей. Работа этих агентов охватывала все сферы деятельности восточногерманского общества, в том числе и культуру.
Какое место отводилось в планах «Штази» Дину Риду, существует несколько версий. Некоторые исследователи склоняются к тому, что Дин был штатным агентом «Штази» и выполнял самые деликатные ее поручения. Другие склонны считать, что Дин был всего лишь сочувствующим и если и выполнял какие-то задания восточногерманской госбезопасности, то, скорее всего, косвенно, не являясь ее штатным сотрудником, а будучи типичным агентом влияния. И когда в 73-м году власти ГДР принимали решение, предоставить ему гражданство или нет, рекомендации «Штази» безусловно сыграли свою роль. Лучшего агента влияния, чем Дин Рид, трудно было найти. Во-первых, он был уроженцем страны, которая считалась главным врагом соцлагеря – США, во-вторых – человеком известным и очень популярным. Поэтому, заполучая его к себе, власти ГДР делали большую ставку в своем пропагандистском противостоянии с Западом.
Между тем творческая и политическая карьеры Дина продолжали развиваться. После женитьбы на Вибке его какое-то время перестали приглашать на гастроли в СССР, и он компенсировал отсутствие подобных приглашений гастролями в других странах. Кроме того, он продолжал сниматься в кино, а также и сам снимал фильмы, поначалу исключительно документальные. Стоит отметить, что его первая документальная лента «Гвадалахара летом» была удостоена двух призов на фестивале в Акапулько еще в 1964 году. В 60—70-е Дин Рид снял еще несколько подобных картин: «Моя первая любовь» и «Новая волна» (об Аргентине).
Однако куда большую славу принесли Дину Риду другие фильмы – художественные. Только за два года постоянного проживания в ГДР вышло сразу три такие картины: комедия «Из жизни одного бездельника» (1973), экранизация рассказов Джека Лондона «Кит и компания» (1974) и вестерн «Братья по крови» (1975), где партнером Дина был легендарный киношный индеец с киностудии «ДЕФА» Гойко Митич. В последнем фильме Дин выступил в двух ипостасях: как автор сценария и исполнитель главной роли. Дин играл солдата американской армии, который, возмущенный жестокостями, чинимыми его товарищами по оружию против индейцев, переходит на сторону краснокожих и поворачивает оружие против своих недавних соплеменников.
В конце 1975 года Дин Рид снова объявился в столице первого в мире государства рабочих и крестьян. Он дал концерты в Риге и Таллине, а потом заехал в Москву, где 15–16 и 29–30 ноября выступил на хорошо ему знакомой сцене Театра эстрады в сопровождении оркестра Дитера Джулика. 29 ноября большой материал о нем опубликовала газета «Московский комсомолец»: статья Юрия Филинова называлась «Парень с гитарой». В ней, в частности, сообщалось что Дин по-прежнему женат на Вибке и у них вот-вот должен родиться ребенок (дочь Наташа появится на свет в мае 1976 года). Однако это обстоятельство не помешало Дину, возобновив гастроли в СССР, реанимировать свои любовные отношения с Эвой Киви.
Осенью 1977 года Дин Рид отправился в пылающий Ливан и почти два месяца жил в районе боевых действий в прифронтовой зоне на юге Ливана. По его же словам: «Я видел борьбу и видел трагедию. В палатке рядом со мной жили 12-летние арабские мальчики, которые уже были солдатами. За все это время не было ни одного дня, когда бы нас не атаковали израильские вояки, не обстреливала израильская артиллерия, не сбрасывала бомбы израильская авиация.
В Ливане я написал две песни – «О, Иерусалим!» и «Моя родина» – о самозабвенной преданности палестинского народа своей земле, его борьбе за свободу, его страданиях, заботах и надеждах.
Тогда же в беседах с председателем Исполкома Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом у меня родилась мысль снять фильм о несгибаемых защитниках лагеря Телль-Заатар, которые в течение 52 суток отражали атаки правых экстремистов…»
Между тем активная прокоммунистическая деятельность Дина Рида вновь обратила на себя внимание советского руководства. По рекомендации ЦК ВЛКСМ было решено наградить певца-бунтаря медалью Советского комитета защиты мира «Борцу за мир». Поэтому в начале января 1978 года Дин специально приехал в Москву для получения награды. Поселился в своей любимой гостинице «Украина», где весь персонал его хорошо знал и любил. Зная об этом, Дин даже пошел на необычный шаг: он дал один-единственный концерт для сотрудников гостиницы, исполнив два десятка самых популярных своих песен, включая: «Вчера», «Когда я был молодым», «Венсеремос», «Гуантанамера», «Свадебную песню», «Элоиза», «Будь моим братом», «Пусть всегда будет солнце» и др. 9 января Дину в торжественной обстановке была вручена медаль Комитета защиты мира.
Стоит отметить, что поклонники творчества Дина Рида встретили эту новость двояко. С одной стороны, Дин считался у нас одним из самых популярных артистов зарубежной эстрады, с другой – людей отпугивала его активная поддержка любых инициатив советского руководства. В народе бытовало мнение, что артист должен дистанцироваться от власти, а не душить ее в объятиях. Но Дин как будто не замечал этих разговоров и продолжал свою ярую прокоммунистическую деятельность. За это наши власти его активно пропагандировали: фирма «Мелодия» регулярно выпускала его пластинки, телевидение транслировало его концерты и фильмы с его участием, пресса писала о нем восторженные статьи, для его концертов выделялись самые престижные концертные залы Москвы – Театр эстрады, ГЦКЗ «Россия».
Из-за политической ангажированности Дина Рида недолюбливали многие отечественные артисты. Одним из таких «недругов» американского певца был Владимир Высоцкий. Вспоминает предприниматель В. Туманов:
«В один из вечеров мы с Володей (Высоцким. – Ф. Р.) приехали к нему домой на Малую Грузинскую, зашли в квартиру, включили телевизор. На экране – известный тогда международный обозреватель. Володя смотрел-смотрел и говорит: «И где только они такие рожи находят?! Ну явно на лице – ложь». Володя предложил мне сесть в другой комнате. Каждому предстояло составить список из ста фамилий – самых неприятных, на наш взгляд, людей. Первая четверть у нас совпадала, хотя порядок был разным, примерно семьдесят процентов фамилий у нас были одни и те же, а под четырнадцатым номером у нас с Володей был один и тот же человек – Дин Рид…»
В числе других артистов, не любивших Дина, был поляк Даниэль Ольбрыхский. Каждый раз, когда он встречался с Эве Киви, первое, что он делал, – интересовался: «Когда ты бросишь своего коммуниста?» Но расставаться с Дином Киви и не думала. Более того, когда в 1977 году он набрался смелости и подал на развод с Вибке, от которой у него был ребенок – дочь Наташа (говорят, разрешение на это ему пришлось просить у самого Хонеккера), Киви была согласна выйти замуж за Дина. Но только при условии, что они уедут из Советского Союза на Запад, например, в Испанию. Но у такого поворота событий нашлись противники. Ни в Москве, ни в Берлине не были заинтересованы в том, чтобы активный борец за мир ушел из-под их влияния и предался семейной идиллии с женой-красавицей в какой-нибудь Севилье. Поэтому было сделано все возможное, чтобы Дин даже мысли не допустил о подобном повороте событий.
В ноябре 78-го имя Дина Рида снова всколыхнуло весь Советский Союз. Дело в том, что в конце октября тот приехал на свою родину, в США, чтобы показать там свой последний фильм – «Эль Кантор» («Певец»), посвященный памяти чилийского певца Виктора Хары, зверски замученного пиночетовской хунтой. Главную роль в фильме играл сам Дин Рид. Демонстрация картины состоялась в стенах Миннесотского университета, куда актер приехал по приглашению студентов. После показа фильма Дин принял участие в мирной демонстрации в городке Делано, чем навлек на себя гнев тамошних властей. В числе двух десятков демонстрантов его арестовали за «нарушение общественного порядка» и бросили в кутузку. В Советском Союзе этот арест люди расценили как личное оскорбление, поскольку совсем недавно Дину была вручена медаль Советского комитета защиты мира. 11 ноября в газетах было опубликовано открытое письмо президенту США Д. Картеру с просьбой отпустить певца на свободу. Под этой петицией стояли подписи именитых людей: Майи Плисецкой, Максима Шостаковича, Ильи Ойстраха, Юрия Темирканова, Евгения Нестеренко. Судя по всему, президент это письмо не читал. Но ситуация и без этого «разрулилась» благополучно. 13 ноября Дин Рид предстал перед судом присяжных в округе Райт (штат Миннесота) и был признан невиновным. Об этой радостной вести сообщили практически все советские газеты, даже «Пионерская правда».
В начале 1979 года Дин Рид снова в Москве. Он принял участие в новогодней елке в Кремлевском Дворце съездов, а 9 января дал концерт в переполненном Дворце молодежи. Два дня спустя он уже выступает в редакции «Комсомольской правды», а перед самым отъездом поет в кинотеатре «Энтузиаст». Пробыв в СССР около недели, Дин вернулся в ГДР, откуда вскоре отправился на один из рыбацких островов в Северном море, где приступил к написанию сценария очередного фильма. В апреле прошли гастроли Дина Рида в Чехословакии.
В конце лета Дин снова приехал в Москву. Поселился в гостинице «Юность». Все свободное время посвящал репетициям с белорусским ВИА «Верасы», с которым ему вскоре предстояло отправиться на гастроли на БАМ, где проходил фестиваль «Огни магистрали».
На БАМ Дин уехал 4 августа и пробыл там более двух недель. Концерты проходили прямо в тайге, на импровизированных площадках (однажды Дин пел даже на крыше поезда). Вот как об этом вспоминает бессменный переводчик артиста Олег Смирнов:
«Привезли нас в Тынду. В программе значилась встреча с мэром города, женщиной, явно замученной текучкой. И вот Дин ее спрашивает: чем знаменит ваш город? Она ему сначала про соцсоревнование, про проблемы питания, а потом вдруг и говорит: „В СССР мы держим первое место по сифилису и гонорее“.
По трассе БАМа мы ехали в литерном поезде начальника магистрали. Один вагон – с журналистами, второй – «спальный» – для Дина, с конференц-залом, третий загрузили в Иркутске «спец-едой»: экспортной водкой «с винтом», икорочкой, вкусной рыбой. Дину все это не нужно было, но сопровождающие нас комсомольские вожаки пировали вовсю.
По трассе поезд шел медленно – рельсы только положили. Вдруг видим: по тайге человек идет в рваной телогрейке и треухе. Летом! А вокруг на 200 верст никакого жилья. Дин спросил: кто это там? А это, говорят ему, зэк. У него, скорее всего, пожизненный срок. Такие весной убегают, все лето по тайге бегают, а зимой обратно, на зону.
На БАМе Дин выступал бесплатно. А вообще на гастролях в СССР Дину платили и в рублях, и в валюте. В валюте совсем немного, что-то порядка 300 долларов, и эти деньги он отсылал в Штаты в качестве алиментов дочери от первого брака. Рубли тогда обменять было нельзя, и он тратил их на покупку черной икры для жены, устраивал банкеты для музыкантов…»
Вернувшись в Москву, Дин посетил Международный кинофестиваль, который проходил в столице в те дни. А 21 августа дал пресс-конференцию в Комитете молодежных организаций, где рассказал о своих гастролях на БАМе. На следующий день он уехал в Вену на фестиваль газеты австрийских коммунистов «Фольксштимме», откуда затем вернулся в ГДР и дал там 26 концертов в разных городах.
Между тем в конце 1980 года закончился роман Дина Рида и Эве Киви. Его расстроила все та же политика, которой Дин Рид посвятил почти всю свою жизнь. Как я уже отмечал, после развода с Вибке у Дина был шанс жениться на Эве Киви и уехать с ней в одну из европейских стран (в хонеккеровскую ГДР его с ней вряд ли бы пустили). Но он на этот шаг не решился. Вместо этого он женился… на другой киноактрисе – 37-летней гражданке ГДР Ренате Блюме, которая хотя и не была в родстве с высшими иерархами Восточной Германии, но в идеологическом плане была не менее проверена: за роль Женни Маркс в советско-германском телесериале «Карл Маркс. Молодые годы» она будет удостоена Ленинской премии за 1982 год. С Ренатой Дин познакомился еще в 1974 году, когда они вместе снимались в Петрозаводске в фильме «Кит и компания» по Джеку Лондону. Однако дальше дружбы их отношения не пошли, поскольку у каждого из них тогда была своя личная жизнь: Дин был женат на Вибке, а Рената крутила любовь с Гойко Митичем (с ним она снималась в фильме «Ульзана»). Понадобилось еще шесть лет, чтобы их дружба переросла в любовь. Стоит отметить, что у Ренаты рос сын от первого брака – восьмилетний Александр, – которого Дин усыновил. По словам Э. Киви: «Дин сам мне сообщил об этой женитьбе по телефону, сказав, что встретил женщину-друга, очень похожую на меня, и тут же назначил свидание в Москве. Впервые я ответила ему отказом. Больше мы не виделись…»
Тем временем Дин продолжает вести насыщенную жизнь актера и политика. 14 апреля 1981 года он впервые дает концерт в крупнейшем концертном зале Берлина Конгресс-холле. А два дня спустя начинаются его гастроли по Советскому Союзу. Начинает он их с Минска, затем едет в Киев и Ленинград. Эти гастроли совпадают с выходом очередного фильма с его участием – «Пой, ковбой, пой». В июле того же 81-го Дин вместе с Ренатой Блюме специально приезжает на Московский кинофестиваль, где состоялась премьера этой картины. И опять Дин играл главную роль – жизнерадостного певца, путешествующего с другом по Дикому Западу и распевающего веселые песни. Однако был ли Дин Рид столь же счастлив и весел в обычной жизни? Многие из тех, кто был близко знаком с Дином, отмечали, что в нем начинают происходить странные перемены. Внешне все вроде было как обычно – Дин продолжал разъезжать по миру с миссией мира (так, в августе 83-го он посетил Чили, после чего приехал в Москву и дал пресс-конференцию об этой поездке в Комитете защиты мира) и клеймить позором воинствующую политику США. Однако нельзя было заметить и другое – Дин все чаще стал говорить о боге и своем отношении к религии. Например, во время своего очередного посещения Москвы, когда он выступал перед студентами Школы-студии МХАТ, он внезапно заявил, что изучает… жизнь Иисуса Христа. Дин сообщил изумленным советским студентам-атеистам, что до сих пор ничего не знал о жизни и смерти, что приход Христа с его заветом – единственное, чему надо поклоняться. Многие сидящие в зале тогда подумали, что он шутит, так неожиданно в его устах выглядели эти признания.
Ближе к середине 80-х Дин изменился еще сильнее. Он вдруг перестал активно заниматься политикой и начал много пить. Многих это удивляло, так как внешне Дин продолжает олицетворять собой благополучие и успех. Он имел хороший дом в Потсдаме, платя за него сумму, эквивалентную примерно 40 долларам в месяц, прекрасную семью. В его творческом активе было уже 18 фильмов и 13 долгоиграющих пластинок.
В то десятилетие Дин продолжал посещать Советский Союз не реже двух раз в год. Только теперь его тянула сюда не политическая деятельность, а дела более романтические – в Москве у него появилась новая любовь. Причем она была моложе его почти на тридцать лет. Это была 16-летняя танцовщица ансамбля Аллы Пугачевой «Рецитал» Рада. С ней Дина свела гастрольная судьба – они познакомились на съемках телевизионной передачи в Останкино. Рада с первого взгляда влюбилась в Дина и ради своей любви готова была пойти на любые жертвы. Как вспоминает свидетель тех событий О. Непомнящий: «Дин увидел ее, и толпа статистов, занятых в съемках его песни, словно растворилась в воздухе; в совершенно пустой студии были только они вдвоем. Он был женат, и она приняла его любовь такой, какой она могла быть, не требуя ничего изменить и ни в чем измениться…»
Роман Дина и Рады тянулся на протяжении нескольких лет и оборвался неожиданно по воле Дина. Узнав, что его жена начала догадываться об этом адюльтере (у Ренаты в Москве, еще со съемок «Карла Маркса», остались друзья, которые неоднократно посылали ей соответствующие сигналы), Дин порвал с Радой. Но, зная о том, как сильно девушка его любит, согласился поддерживать с ней эпистолярную связь.
Волею судьбы свой последний день рождения в сентябре 1985 года Дин отмечал в Москве в компании своих друзей. Его приезд совпал с запуском нового кинопроекта – фильма «Опасная близость» («Кровавое сердце»), который должны были снимать две студии – «ДЕФА» и Рижская киностудия (режиссером фильма был немец Гюнтер Райш). И опять основа фильма была политическая: в нем рассказывалось, как молодой фоторепортер Боб (его играл Дин Рид) становится невольным свидетелем расправы американских властей над восставшими в поселке Вундед-Ни индейцами (февраль 1973 года) и встает на защиту краснокожих. Роль подружки Боба должна была играть Рената Блюме.
В тот день 22 сентября 1985 года за праздничным столом собрались все, кто так или иначе был причастен к созданию этого фильма. Разговор был деловой: назывались конкретные места будущих съемок, предлагались имена актеров – исполнителей ролей будущего фильма. Затем, когда деловая часть была закончена, Райш поднялся с места и предложил перейти ко второму пункту повестки дня – чествованию именинника. Больше о работе разговор за столом не заходил. Вряд ли кто из присутствующих на том дне рождения мог предположить, что жить имениннику оставалось каких-то девять месяцев.
Тем временем Дин продолжает удивлять всех, кто его знал, неожиданными заявлениями. Так, в феврале 1986 года он дал интервью американской программе «60 минут», в котором заявил: «Я не считаю социализм и коммунизм самой лучшей системой. Если бы вы знали, как много вещей, с которыми я не согласен, и как часто я получаю удары по голове, потому что не согласен с очень многим. Я не согласен с засилием бюрократии. Я не согласен с тем, что социалистическое общество недостаточно открыто для критики. Я полагаю, что должно быть больше индивидуальной свободы…»
Отмечу, что, когда это говорилось, перестройка в СССР еще не наступила, хотя многие уже с надеждой глядели на СССР и на его нового лидера Михаила Горбачева. Многие, но, видимо, не Дин Рид. В то время он вдруг решил вернуться на родину, в США, и открыто говорил об этом всем. Заявлял, что закончит работу над фильмом «Опасная близость» (съемки фильма должны были начаться в Симферополе в июле) и уедет в Америку. На этой почве у него дома все чаще стали возникать скандалы с женой, так как та никуда уезжать не собиралась.
8 июня 1986 года между супругами произошла очередная ссора, во время которой Дин заявил: «Ты хочешь моей крови!» – и порезал себе лезвием руку. В тот же день он внезапно собрался, сел в машину и уехал, так и не сообщив близким, когда вернется. Но судя по тому, что он взял с собой загранпаспорт, бритву и теплые вещи, он уезжал надолго, если не навсегда. Однако его путь был недолог. Проезжая мимо местного озера, он не справился с управлением машины, врезался в дерево и, вылетев из машины, упал в воду. Видимо, удар был настолько силен, что Дин потерял сознание и захлебнулся. Его нашли лишь на пятые сутки. Так первоначально выглядела официальная версия этого трагического происшествия.
Между тем существует и другая версия гибели Дина Рида, которую впервые обнародовал в газете «Санди таймс» Рассел Миллер. Вот что он писал: «Одним из немногочисленных друзей в его родной стране была Дикси Ллойд, женщина-бизнесмен из Денвера, в свое время работавшая менеджером у Дина Рида. Она не верит ни в самоубийство, ни в несчастный случай. Она убеждена, что его убили, потому что он открыто говорил о желании вернуться в США после 14-летнего пребывания на Востоке…»
Эта версия выглядела вполне правдоподобно. Как уже отмечалось, с тех пор как Дин Рид уехал из Америки и перебрался жить в ГДР, он стал настоящей находкой для органов пропаганды социалистических стран. На его примере людям из соцлагеря в течение двух десятилетий показывали, что «свободный мир» не так заманчив и красив, как его расписывают западные идеологи, если из него бегут такие люди, как Дин Рид. И вдруг в середине 80-х, когда под руководством КПСС соцлагерь предпринял попытку придать социализму более человеческое лицо, один из самых известных пропагандистов этого строя решился на возвращение на родину. Это, во-первых, больно било по имиджу социализма, а во-вторых – таило в себе определенную опасность в случае, если Дин Рид захотел бы рассказать всю правду о своих годах пребывания в ГДР (а ведь он одно время был на короткой ноге с самим Хонеккером и другими членами восточногерманского Политбюро). А дать гарантию, что он будет молчать, никто не мог. Поэтому, видимо, и было принято решение о его физическом устранении. Благо в «Штази» были профессионалы подобного рода. Уже после развала ГДР сведения о таких киллерах появились в печати. Утверждалось, что с конца 50-х годов в «Штази» действовал «убойный» отдел из 623 отлично подготовленных агентов, которые убивали по приказу германского Политбюро неугодных коммунистическому режиму людей, причем не только в ГДР, но и на территориях других государств. Один из таких киллеров – житель Берлина Юрген Г. – будет арестован в 2003 году. Ему предъявят обвинение в том, что он входил в одну из пятерок «убойного» отдела «Штази», которая в 70 – 80-х годах убила как минимум 25 человек. Среди погибших были разные люди: агент ЦРУ, известный восточногерманский футболист, перебежавший в ФРГ, бизнесмен из Гамбурга и даже две шведские тележурналистки Кэтс Фолк и Лена Гранс. Последние бесследно пропали в ноябре 1984 года (за семь месяцев до гибели Дина Рида) у себя на родине, в Швеции. Их убрали профессионально: киллеры познакомились с ними в ресторане, подсыпали в вино парализующее мышцы химическое вещество, отвезли на один из стокгольмских каналов и утопили. Трупы несчастных были найдены только спустя шесть месяцев. Их смерть списали на несчастный случай. Как и смерть Дина Рида.
Между тем едва версия об убийстве Дина Рида получила огласку, как тут же в ГДР появились ее опровержения. Сначала в прессе выступила вдова погибшего Рената Блюме. Она заявила: «Любые предположения о том, что моего мужа убили, – самая отвратительная клевета. Такие домыслы лишь оскорбляют память о Дине, причиняют боль мне и нашей дочери.
Мой муж утонул. Его нашли в озере мертвым. В последнее время у Дина резко ухудшилось здоровье: у него было больное сердце и легкие.
Что касается предположений о том, что он хотел вернуться в США, – и это абсолютная ложь. Ничего подобного Дин Рид делать не собирался. Он жил мыслью о новом фильме…»
13 июня бывшей жене Дина Рида Патрисии позвонили в США и сообщили о том, что он покончил с собой, утопившись в озере. «Я была в ужасе, – вспоминала позднее Патрисия. – Я слишком хорошо его знала: ему были чужды мысли о самоубийстве».
Сразу после этого сообщения, созвонившись с матерью Дина Рутой Браун, Патрисия принимает решение вместе с нею и дочерью Рамоной вылететь в ГДР.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.