ОТСТАВКА ФОН РУНДШТЕДТА

ОТСТАВКА ФОН РУНДШТЕДТА

Неблагоприятное развитие событий на Восточном фронте заставило Гитлера прервать поездку на фронт и срочно вернуться в Бергхоф. Теперь, когда была окончательно исчерпана возможность решения проблемы военными методами, Роммель и Рундштедт могли не опасаться «суда истории» и возможных обвинений в том, что они «поторопились и спасовали в решительный для судеб рейха час». Фельдмаршалы собрались на совет. Фон Рундштедт с самого начала занял несколько странную позицию и отделывался (как это в свое время делал Гинденбург) фразой о «богемском ефрейторе». В свете дальнейших событий и поведения Рундштедта во время следствия по делу о «заговоре 20 июля»[34] фигура маршала предстает в достаточно неприглядном виде.

После встречи под Суасоном окончательно подтвердились подозрения Роммеля о том, что у Гитлера развилась своего рода «фронтофобия» и он неадекватно реагирует на действительность. С этого момента фюрер стал для него воплощением зла. Роммель принял твердое решение: во время запланированной повторной поездки диктатора на Запад в ультимативной форме потребовать от него как можно быстрее прекратить войну во Франции, чтобы избежать «избиения вермахта с воздуха» и удержать расползающийся по швам фронт в Советской России. Но с тех пор Гитлер так никогда и не появился на Западном фронте.

Зато в штабе группы армий «Запад» появилось изрядное число «приказов фюрера», отстраняющих от должности за «неподобающее вольнодумство» ни в чем не повинных офицеров. Так главнокомандующий танковой группой «Запад», генерал, барон Гейр фон Швеппенбург, попал в опалу и был обвинен в «пораженческих настроениях» только за одно предложение в своей докладной записке:

– …мужество и героизм немецких пехотинцев и танкистов не компенсируют фактическое отсутствие в вермахте двух родов войск…

28 июня генерал-фельдмаршалов Рундштедта и Роммеля вызвали на оперативное совещание в Обер-зальцберг. Увы, долгожданной беседы тет-а-тет так и не состоялось – наученный совещанием в Суасоне фюрер не захотел остаться наедине с маршалом. Обсуждение положения на Нормандском фронте проводилось только в широком кругу и все больше смахивало на поиски «козлов отпущения». Обоим маршалам удалось поделиться своими опасениями только с генерал-фельдмаршалом Кейтелем и пережить приятное потрясение – твердокаменный глава ОКВ разделял их позицию и даже произнес:

– Да, да. Я все знаю, но уже ничего нельзя сделать…

Через несколько дней после возвращения маршалов из Ставки Гитлер сместил фон Рундштедта и назначил его преемником фельдмаршала Клюге. Это был реванш фюрера за их беседу с Кейтелем. Начиная с июля положение на фронте резко ухудшилось. Лимит прочности и боевого духа немецких войск в Нормандии и Бретани давно уже был исчерпан. За месяц ожесточенных боев вермахт безвозвратно потерял 250 000 солдат и офицеров, включая две дюжины генералов и 300 командиров среднего звена. За это время на передний край не было передислоцировано ни одного взвода, кроме 30 000 военнослужащих, вернувшихся на фронт после выписки из госпиталей. Неоднократные просьбы об усилении гарнизонов Атлантического побережья Франции, особенно в зоне Английского канала, встречали решительный отказ ОКБ. Наконец, Кейтель спохватился, но было уже поздно. Так называемая «Канадская дивизия» вермахта дислоцировалась на Нормандских островах и не сделала ни одного выстрела за всю кампанию. Роммель добивался ее перевода на полуостров Котантен для обороны Шербура, а когда услышал очередное «нет», в сердцах воскликнул:

– В таком случае через 4 или 5 недель лопнет вибрирующая струна фронта и танковая волна союзников хлынет во Внутреннюю Францию. Враг выйдет на оперативный простор, а за нашей спиной нет больше резервов, чтобы встретить их под Парижем…

По меткому замечанию американцев, летом 1944 года германский фронт в Нормандии представлял собой «твердую скорлупу с мягкой сердцевиной незащищенного тыла».