31. ЗАБОТЫ

31. ЗАБОТЫ

Мишель Верн — сын, который причиняет писателю немало беспокойств. Как относиться к этому фантастическому существу, любителю богемы, который делает все, что взбредет ему в голову?

Радость, которую доставило писателю приобретение яхты, лишь отчасти облегчила бремя снедавших его забот. Больше всего его беспокоил сын. Мишель родился 3 августа 1861 года, и в ту пору ему уже минуло шестнадцать лет, в этом трудном переходном возрасте подростка подстерегало немало опасностей.

Еще в раннем детстве Мишель доставлял своим родителям много хлопот, его крики постоянно мешали писателю работать. Само собой разумеется, забота о воспитании мальчика прежде всего ложилась на мать, но та в силу своей слабости оказалась посредственной воспитательницей; что же касается отца, то он все свое время проводил в рабочем кабинете, не вникая в домашнюю суету.

Однажды, выведенный из себя ревом малыша, Жюль Верн выбежал из своего кабинета, чтобы узнать о причине шума. Онорина без тени смущения заявила: «Он требует маятник стенных часов!» Углубленный в свои мысли, писатель воскликнул: «Так отдайте ему маятник, и пусть он уймется!»

Ребенку все было дозволено, его малейшие капризы тут же исполнялись и даже поощрялись. Отец ни во что не вникал, а мать забавляло это.

В конце концов отец решил препоручить своего сына заботам профессиональных воспитателей. Но когда Мишеля определили в интернат Абевильского коллежа, было уже, без сомнения, слишком поздно.

Проблема эта усложнялась еще и тем обстоятельством, что мальчик отличался слабым здоровьем, о чем свидетельствуют письма к Этцелю:

«У нас снова заболел Мишель, у него поднялась температура. Пришлось ехать в Абевиль. Здоровье мальчика причиняет нам немало огорчений. Воспитан он был не, важно, я с этим не спорю, но попробуйте наказать или потребовать неукоснительного соблюдения распорядка от ребенка, у которого что ни день — температура».

Плохое здоровье сына многое объясняет. В наши дни такого ребенка непременно отправили бы в горы, в профилакторий, а в те времена об этом не могло быть и речи, понадобились годы, прежде чем Мишелю удалось избавиться от последствий этого «скверного отклонения». Что же касается строгих воспитательных методов «добрых отцов», то они не оправдали себя и не смогли сломить непокорного ребенка. Пришлось прибегнуть к помощи врачей-психиатров, чтобы победить нервозность мальчика, казавшуюся единственной причиной всех бед. Обратились за советом к знаменитому доктору Бланшу. Судя по всему, пребывание в санатории в 1873 и 1874 годах улучшило состояние здоровья больного.

Но улучшение это длилось недолго. Чтобы противостоять неуравновешенности мальчика, родители прибегли к решительным мерам. Посоветовались с господином Блан шаром, директором колонии в Метрее. Восьмимесячное пребывание в этом исправительном доме лишь ухудшило положение дел, внушающих все большие опасения, и едва не привело к безумию или самоубийству. Принудительные меры вызвали протест у подростка и обострение общего болезненного состояния. Господин Бланшар благоразумно посоветовал испробовать воздействие семейной среды. Такая попытка была сделана, но особых надежд на нее не возлагалось.

С 1874 по 1878 год писатель снимал квартиру на улице Сюфрен в Нанте, а сын его учился в лицее. Жюль Верн писал тогда:

«Мишеля не в чем особо упрекнуть, разве что в расточительности да в незнании цены деньгам. Это невероятно, но во всех остальных отношениях «наблюдается некоторое улучшение». Тем не менее знакомства сына оставляли желать лучшего, к тому же он делал долги. Свобода, которой требовал для себя Мишель, шла ему не впрок, малейшее замечание со стороны родителей вызывало у него протест, толкало на дерзкие поступки.

Этцель в свою очередь тоже попытался урезонить непослушного юношу.

«Ваше чудесное письмо растрогало меня до глубины души, боюсь только, что Мишель все равно ничего не поймет, — писал Этцелю несчастный отец. — Его обуяла гордыня. Он не уважает ничего, что следует уважать, и остается глух к любым замечаниям. Придется самым энергичным образом воздействовать на него всей семьей. А если он так и не образумится, отправлю его в исправительный дом на несколько лет. Пока еще он не знает, что его ждет, но, если надо будет, узнает. Я не тешу себя никакими надеждами, ибо у этого четырнадцатилетнего ребенка, которому спокойно можно дать все двадцать пять, я наблюдаю преждевременную испорченность».

Родители были в ужасе, они потеряли всякое терпение. Юридические и административные власти не могли предложить отчаявшемуся отцу ничего, кроме самого последнего средства: препроводить Мишеля в городскую тюрьму. Там он мог поразмыслить на досуге, а отец его тем временем вел переговоры с капитаном корабля, отплывавшего в Индию. Известие о том, что его отправляют в плавание, Мишель принял вполне благосклонно. Такое наказание пришлось ему по душе. Единственное, о чем он просил, это чтобы ему посылали произведения отца!

Отец, вне всякого сомнения, был гораздо несчастнее, чем он. У него не хватило мужества проводить сына в Бордо и присутствовать при его отъезде. Забота эта была поручена дяде Полю. Проводы состоялись 4 февраля. «Что-то будет? — задается вопросом отец. — Я не знаю, но все здешние врачи в один голос утверждают, что мальчик находится в состоянии кризиса и ни в коей мере не может отвечать за свои поступки. Поможет ли море образумить его?» Наказание оказалось не слишком строгим: Мишеля взяли учеником лоцмана, причем есть он должен был за одним столом с капитаном, так что плавание было вполне приятным. 26 апреля корабль прибыл на остров Морис, и тут же распространился слух, что на борту его находится сын прославленного писателя. В тот же вечер в его честь был устроен банкет на 200 человек, плантатор, организовавший все это, оказал ему медвежью услугу. Я со своей стороны могу сказать, что мой отец сохранил прекрасные воспоминания об этой чудесной стоянке.

Наконец, судно причалило к берегам Индии. К величайшему изумлению местных жителей, молодой человек вышел под палящие лучи солнца в сюртуке и цилиндре! При воспоминании об этом он смеялся и сорок лет спустя. Мишель прибегнул к излюбленному методу всех подростков: сделал вид, будто плавание это не доставило ему ни малейшего удовольствия; он не устоял перед соблазном вызвать жалость к себе и огорчить тем самым отца. 28 ноября 1878 года Мишель отправил из Калькутты письмо, которое позволило ему взять реванш.

Однако плавание юного лоцмана длилось отнюдь не годы, как он грозил в своем письме, а всего лишь восемнадцать месяцев. Мишель вернулся в июле 1879 года, а в октябре все семейство собралось в Амьене.

«У Мишеля дела идут неважно, и хотя его преподаватель утверждает, что в апреле он сможет сдать выпускные экзамены, он совсем перестал работать, — пишет отец. — Расточительность, бессмысленные долги, желание получать деньги любым путем, угрозы и т. д. — все, все началось сначала. Этот несчастный наделен отталкивающим цинизмом, в который трудно поверить… Пока есть работа, я все готов сносить, но, если ее не будет, придется на что-то решаться, весь вопрос — на что? Выгнать этого несчастного из дома. Само собой разумеется. Стало быть, в семнадцать с половиной лет он окажется в Париже, предоставленный самому себе… Будущее сулит один тревоги, если я прогоню его, то уже никогда не увижу… Ах! Мой бедный Этцель, я очень несчастлив, скорей бы это кончилось! А что Вы сделали бы на моем месте? Прогнать его и никогда больше не видеть! Ничего не поделаешь, другого выхода нет. Трудно представить себе, как я страдаю!»

Мишель и слышать не желает о работе, он занят только развлечениями и, конечно, влезает в долги. Его отец совершает ошибку, решив махнуть на все рукой: после бурных сцен, следующих одна за другой, он выгоняет сына из дома. Но Мишель недалеко ушел, он остался в городе. «Да это молодой безумец, — заявили врачи, — его поведение нельзя объяснить одной только испорченностью». А такими людьми, как известно, управлять трудно. Генеральный прокурор, мэр и главный комиссар полиции обещают не спускать с него глаз и, если представится случай, вмешаться. Но на этот раз мобилизация властей не дает никаких результатов. «Случай» так никогда и не представился, ибо этот «молодой безумец» попирает лишь нравственные устои, по отнюдь не закон.

И хотя Мишель неспособен был совершить предосудительный поступок, тем не менее будущее его оказалось скомпрометированным фантазиями совсем иного рода. Вы, конечно, догадываетесь, что если он упрямствовал в своем стремлении остаться в Амьене, вместо того чтобы отправиться в Париж, то далеко не без причины: Мишель влюбился в Дюгазон, актрису из Муниципального театра. Писатель уведомляет Этцеля о планах Мишеля: «Вчера мне пришлось встретиться с Мишелем в присутствии главного комиссара полиции. Из-за Дюгазон он наделал новых долгов и требует предоставления ему юридической дееспособности — вероятно, собирается на ней жениться, — а кроме того, объявил о своем намерении уехать вместе с ней, как только закончатся гастроли».

Певица была, в общем-то, очаровательной девушкой, вполне достойной того, чтобы стать очаровательной женой, и Мишель, забыв о своей собственной неустроенности, преисполнился решимости жениться на ней. Его отец противился этому, полагая, что речь идет всего лишь об увлечении, во всяком случае, об этом говорит его письмо, адресованное Этцелю:

«Я ограничился тем, что сказал ему следующее: сначала самому следует поступить на службу, потом дожить до совершеннолетия, а там уж видно будет. Я полагаю, что к тому времени на смену этому безумию придет другое. Но сомневаться не приходится: в данный момент несчастный влюблен без памяти и в конце месяца, когда Дюгазон уедет вместе с труппой, собирается последовать за ней. Одна тюрьма лишь может воспрепятствовать этому. Однако к такому средству я уже прибегал, и, надо сказать, оно только ухудшило положение дел».

Тюрьма! Не слишком ли суровое наказание для влюбленного сына! Это лишний раз свидетельствует об отцовском смятении.

Результат не заставил себя долго ждать, и вскоре Этцель получил письмо от своего друга, успокоить которого ему стоило немалых трудов:

«Неделю назад Мишель похитил девушку и уехал изАмьена, сейчас они в Гавре, где она играет. Я не думаю что теперь, когда она стала его любовницей, он и в самом деле женится на ней в Англии, хотя в Амьене он сделал оглашение о предстоящем браке. Одни долги да упреки со всех сторон, не знаю, что и делать. Он наверняка попадет в сумасшедший дом, пройдя через нищету и позор».

Все это не произвело ни малейшего впечатления на его сына, Мишель заупрямился и узаконил то, что, возможно, было всего лишь связью. С другой стороны, упреки отца возымели пагубные последствия, они побудили Мишеля отдалиться от той, что вызвала их, и считать свой союз непрочным.

Линия поведения, которую счел своим долгом выбрать отец семейства, была лишена всякой логики. Он просил Этцеля ежемесячно переводить сыну, в которого метал громы и молнии, тысячу франков. По тем временам это были неплохие средства. Он полагал, что тем самым избавит сына от необдуманных долгов, — ошибка весьма распространенная. Ему и в голову не приходило, что таким путем он только поощрял прихоти сына, что, не зная денежных забот, Мишель вряд ли сможет познать реальную жизнь.

Мы вновь встречаем молодых людей в Ниме: как и следовало ожидать, молодой женщине, несмотря на все ее старания, с трудом удавалось заставить мириться этого юного буржуа с богемной жизнью — неизбежной участью лирических артистов, странствующих поневоле; да и его тяжелый характер сделал свое дело — пошли ссоры. В то время как она распевала вокализы, ее ветреный супруг прогуливался верхом в поисках новой жертвы.

Внимание его привлекла юная пианистка; дожидаясь, пока ей представится возможность усовершенствовать свое мастерство с каким-нибудь парижским преподавателем, она с трудом кормила свое разорившееся семейство. Эта шестнадцатилетняя девушка сразу приметила элегантного всадника, непрестанно возвращавшегося к ее окну. Вскоре они разговорились, и одному только богу известно, что там наплел ей Мишель с присущим ему жаром! Он очаровал и ее, и ее мать, которая, правда, проявила некоторую сдержанность.

В 1883 году Мишель похитил девушку самым романтичным образом. Несчастная слишком поздно узнала, что он уже женат. Ее обезумевшая мать в погоне за похитителем очутилась в один прекрасный день у Жюля Верна, который, как и положено в таких случаях, встретил ее весьма нелюбезно.

Но самое-то интересное заключалось в том, что он принял у себя Дюгазон, которую прежде в грош не ставил, а тут вдруг обнаружил, что эта молодая женщина была хорошо воспитана и обладала всевозможными достоинствами. «Ее все здесь любят», — доверительно сообщал он Этцелю. Как же он раньше этого не заметил! Если бы он согласился на этот брак, дело могло бы обернуться иначе и союз этот мог бы оказаться прочным. Из-за своей неосмотрительности Жюль Верн очутился в тупике.

Мишель снова собирается жениться и ведет себя так, будто это само собой разумеется. У него двое детей, которые родились с интервалом в одиннадцать месяцев, и он утверждает, что ему хочется иметь их целую дюжину! Их дедушка в отчаянии и оказывает поддержку покинутой супруге, следя за тем, чтобы и на ее долю кое-что перепадало из выделенных средств. По счастью, юная актриса оказалась более мудрой и проявила величие души. Узнав, что ее преемница еще более наивна, чем она сама, Дюгазон была тронута ее участью, она все поняла и устранилась, согласившись на развод. Таким образом, Мишель смог жениться на Жанне. Новая супруга извлекла урок из всего приключившегося с ней. Ее отличали ум и способность логически мыслить, отныне она намеревается решать все проблемы только с помощью разума.

Поселившись в Париже, Мишель зачастил в «Ша нуар», его жена сочла такие посещения весьма полезными, но не хотела, чтобы ее муж, слабые стороны которого она угадала, под предлогом литературных занятий предавался легкой жизни. Она следила за ним, давала ему советы, направляла его. И Мишель, всегда пренебрегавший работой, принялся за ученье, он проявил себя как человек умный, наделенный прекрасной памятью и легкостью восприятия, что само по себе имело немаловажное значение. Он был любознателен и интересовался всем на свете. Его жена была музыкантшей, и он стал изучать гармонию, мало того, он написал оперу, и, как бы плоха она ни была, оркестр мог ее сыграть! Мало-помалу Жанна привела Мишеля в нормальное состояние, не поддаваясь большена его обычные уловки и не страшась его гнева. У него был свой очаг, дети его воспитывались как положено. Жюль Верн мог вздохнуть наконец, благословляя ту, что взяла на свое попечение его необузданного сына и сумела укротить его.

Семейные отношения вошли в привычное русло. Жюль Верн скоро понял, что сноху эту ему послало само провидение. Когда родился третий ребенок, их связи уже настолько упрочились, что писатель вместе с Онориной отправился в Бретань, в Фурбери, где Мишель снял на лето дом. Ему было с ним так хорошо, что, рассчитывая вначале провести там всего неделю, он остался на целый месяц, единство семьи было восстановлено.

Около 1885 года Мишель начал работать в промышленности, отец был поражен его энергией. Однако, к несчастью, сказалось отсутствие опыта в деловой сфере, убытки, которые потерпел Мишель, обошлись семье в 30000 франков. Он решил испробовать себя в журналистике, потом в литературе.

В первые годы после смерти отца Мишель попытался заняться кинематографией, снимал фильмы «Пятьсот миллионов бегумы», «Жан Морена», «Южная звезда», «Черная Индия». То была героическая эпоха кинематографа, но уже тогда для производства фильмов требовались значительные средства, которыми он не располагал.

Последние годы своей жизни Мишель посвятил посмертной публикации произведений отца, умер он в 1925 году.

Но все это было уже потом, а в период с 1875 по 1886 год Жюль Верн не мог предугадать, как обернется дело, беспорядочная жизнь сына заставляла его жестоко страдать, хотя, как мы уже видели, он склонен был несколько драматизировать ситуацию.

Наш автор знал только два средства, которые могли победить заботы и горести, болезни души и тела — это море и работа.

Его до такой степени взволновали события, значение которых он преувеличивал, что ему захотелось раствориться в космосе, где нет места земной суете. Что произошло бы, если бы можно было сорваться с якоря, если бы в результате какого-нибудь стихийного бедствия от Земли оторвалась бы частица той самой почвы, на которой мы без конца пережевываем свои огорчения, и нас швырнуло бы вместе с ней в звездное пространство?

Писатель вспоминает своего кузена Жоржа Аллота де ла Фюи, которому тоже хотелось куда-то убежать, однако он вынужден вести в далеком Алжире самую заурядную жизнь, словно и не трогался с места. Образ этого капитана, застрявшего в Алжире, сливается в его воображении с идеей бегства в межпланетное пространство.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.