НА БОРТУ, 3 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
НА БОРТУ, 3 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
На рейде Порт-Саида, своего рода корабельном вокзале. Море илисто-зеленое; повсюду, где суда встали на якорь, расползаются светло-коричневые пятна грязи. Наконец, входим в гавань; начинается щелканье и жужжание камер. Штирляйн: «Фотографы — это люди, которые крадут у себя настоящее, а у других будущее» — правильно, поэтому и рассматривание фотографий представляет собой нивелирование.
Мимо памятника Лессепсу[68]. Высокоуважаемый валялся на земле; пьедестал был пуст. Закат Европы Шпенглер представлял себе совсем не таким. Спрашивается, какой прок англичанам от всех их усилий.
В гавани. Подплыла стайка молодых арабов; они, как амфибии, проскальзывают под лодками, пересекающими им дорогу, ныряют за монетами, демонстрируют их и потом прячут в рот. Вот на борту появились мастера «галли-галли», фокусники, извлекающие цыплят из таких мест, откуда не ждешь, например, из-за пазухи стюардессы. Один, худой парень, немного напомнил мне доктора Геббельса; когда манипулируешь, нужно отвлечь внимание.
С берега был наведен понтонный мост, настоящий Мидгардский змей, который следовал изгибам течения и который американец рядом со мной назвал «very clever»[69]. За все свои путешествия он ничего подобного не видел.
В городе. Базары, рынки, толкотня, беспорядочно разбросанные жилища, высотные здания. Я снова спросил себя, как строительство в таких странах может идти в ногу с упадком. Здесь он кажется особенно изнурительным — как лихорадка.
Хорошо вооруженные солдаты; на боковых улицах картины крайней нищеты, настоящего увядания. Горы отбросов; какая-то девочка выбирала из кучи сгнивших помидоров гнилые наполовину.
Апатия бедности, которую Маркс приписывает люмпен-пролетариату, может иметь и климатические причины или ими усиливаться. В таких странах не происходят социальные революции, в лучшем случае приходит какой-нибудь социально мыслящий генерал. Впрочем, в Генуе у меня сложилось впечатление, что появляются признаки гражданской войны.
Порадовался высоким пальмам, гибискусу и одному светло-зеленому дереву, которое цвело, словно на нем была горящая крыша.
Есть свалки, куда народы сгружают свои отбросы. На понтонном мосту торговец, который знал лишь несколько немецких слов, в частности, «свинство». В числе восточных вещиц местного производства он предлагал бутылочки с настойкой на кантаридах[70]. Он по-немецки рассказывал о чудодейственных свойствах настойки, но только не о «главном». Это, верно, обрадовало бы маркиза[71], который считал ее популярное применение нечестивым.
За чаем беседа с испанским стюардом Фернандесом. Как Валентино имел обыкновение никогда не пропускать начало охотничьего сезона на Сардинии, так и Фернандес старается каждый год 15 мая оказаться в Мадриде, когда начинается коррида.
— Вы, конечно, думаете об этом как все немцы? Они видят только кровь.
— Во-первых, я думаю не как все немцы, а во-вторых, если бы я был быком, то предпочел бы пасть на арене, чем на одной из гигиенических боен.
— В первый раз слышу такое.
— Спасибо, Фернандес. А теперь я устрою себе сиесту.
— Вы правы. Вечером нужно быть выспавшимся.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.