Глава 18 Где встречаются волки

Глава 18

Где встречаются волки

Сквозь перископ немецкой подводной лодки U-43 пароход на горизонте выглядел стопроцентно британским, в этом не было никаких сомнений.

— Первая торпеда пошла! Вторая… Третья…

Три белых пенных следа на синей воде, взрыв, смявший цель, отлично видную в перископ. Это был явный очередной успех подводников, и команда имела все основания испытывать законное удовлетворение.

Откуда могли знать немецкие подводники, что судном, которое они только что потопили, командовал немецкий офицер, на нем была немецкая команда, оно возвращалось после одного из самых опасных приключений, известных в истории войн на море, а его груз был жизненно важен для рейха.

Да, «Спейбэнк» — судно, которое я не скоро забуду, и не только из-за его ужасного конца, но также потому, что оно сослужило нам прекрасную службу. Этот 5000-тонный британский сухогруз мы встретили меньше чем через неделю после потопления «Мандасора», захватили его, поставили свою команду и в течение нескольких недель использовали при выполнении разведывательных заданий для «Атлантиса». Командование было поручено лейтенанту Шнейдевинду — бывшему старшему помощнику на «Танненфельсе», немецком судне, готовившемся к отплытию из Сомали, которого Рогге «реквизировал» и взял на борт «Атлантиса», вопреки открытому недовольству его прежнего капитана.

«Спейбэнк» (мы переименовали его в «Доггербэнк») оставался с нами до марта, когда мы отправили его домой. Судно было необходимо отремонтировать и переоборудовать для дальнейшего использования на немецком флоте. В мае оно пришло в Бордо и в течение нескольких месяцев простояло в доке, где на нем оборудовали дополнительный минный трюм. В начале 1942 года оно снова вышло в море, также под командованием лейтенанта Шнейдевинда, с приказом установить мины в районе Кейптауна.

Уже самое начало похода оказалось неудачным. Судно попало в жесточайший шторм, во время которого мины сорвались со своих креплений и начали кататься по трюму. Так продолжалось до тех пор, пока команде, подвергавшейся нешуточной опасности, не удалось снова закрепить смертоносный груз. Корабль дошел до Кейптауна без происшествий, но здесь привлек внимание вражеского самолета. Сигнальщики передали, что корабль под названием «Левенбэнк» следует из Нью-Йорка в Кейптаун, и самолет удалился, приняв объяснение.

Шнейдевинд, безусловно, заслуживал высокой оценки, данной ему Рогге. Хладнокровный юноша подвел корабль в Тейбл-Бей так близко к берегу, что его часто освещали лучи британских прожекторов, но он спокойно продолжал делать свое дело. Оставаясь на расстоянии не больше мили от береговых наблюдателей, сбросил за борт половину имеющихся на борту мин. Остальные мины, готовые к установке, лежали на палубе, поэтому команда «Спейбэнка» с некоторыми опасениями — именно такое сдержанное выражение употребил бы Шнейдевинд — заметила приближение британского крейсера класса «Бирмингем». Но все обошлось благополучно. С крейсера, подошедшего на расстояние мили, осветили судно прожектором. Но только луч прожектора был направлен довольно низко, и заполненная минами палуба оставалась в темноте. С крейсера запросили:

— Какое судно?

— «Левенбэнк», — ответил Шнейдевинд, — следует в Дурбан. Доброй ночи.

— Желаем команде хорошего путешествия, а капитану доброй ночи.

Поблагодарив вежливых англичан, «Спейбэнк» продолжил свой путь, но, устанавливая оставшиеся мины в районе мыса Агульяс, был замечен британским вспомогательным крейсером, перевозившим несколько сотен солдат, которых легко можно было различить на палубе. На этот раз «Спейбэнк» миновал опасность под именем «Инвербэнк».

Вскоре удача улыбнулась юному лейтенанту и его судну. После второго рейса в Йокогаму, во время которого они встретили рейдер «Тор», которым командовал капитан Гумприх, судно было отправлено в Германию со стратегическим военным грузом на борту. Это случилось на неделю раньше запланированного срока, что не могло не радовать. Именно это изменение планов ускорило конец судна, конец не только исполненный горькой иронией, но и страшный. Из всей команды спасся только один человек. Все остальные, погрузившись в единственную пригодную для этой цели спасательную шлюпку, погибли мучительной смертью после долгих скитаний в открытом море. Не выдержав мучений, одни прыгали за борт, другие пускали себе пулю в лоб, третьи покорно дожидались своего конца в лодке — их тела иссохли от обезвоживания.

Но до того как произошла трагедия, в январе, когда «Спейбэнк» был еще с нами, Рогге и меня больше всего интересовало совершенно секретное сообщение, полученное из нашего далекого адмиралтейства. Очень уж волнующим оно оказалось. Карманный линкор «Шеер», чей первый выход в море ознаменовался знаменитым инцидентом с вспомогательным крейсером «Джервис Бей», снова в море. Более того, он находится совсем рядом, и нам представится возможность увидеть немецкий военный корабль и поговорить с соотечественниками, не входящими в наш узкий круг. Пока только Рогге и я знали о предстоящем рандеву и в разговорах между собой неоднократно упоминали, что хотели бы ознаменовать такой случай очередной победой. Говорят, желание — отец мысли, в нашем случае оно оказалось отцом дела.

2 ноября мы заметили быстроходный норвежский танкер «Кетги Бревиг». Танкер! И как раз в тот момент, когда и мы, и «Шеер», и итальянцы в Сомали отчаянно нуждаются в топливе! Мы решили атаковать ночью. Рогге особенно заботился о полной внезапности. К этому времени, стремясь избежать ненужного кровопролития, мы установили довольно хитроумную систему прожекторов, благодаря которой по приказу наше судно ярко освещалось и становилась отчетливо видной надпись:

«Стоять! Не использовать рацию!»

Мы, конечно, знали, что адмиралтейство настойчиво требует, чтобы капитаны, независимо от обстоятельств, передавали по радио сигнал о нападении рейдера или, по крайней мере, делали такую попытку. Но в случае с «Кетти Бревиг» мы имели причину пойти на риск более гуманного подхода: достаточно одного попадания, чтобы на танкере воспламенился груз, превратив его в костер, в котором поджарится вся его команда. Нам же в качестве трофея достанется разве что обугленная оболочка.

— Не стрелять по судну! — напутствовал Рогге. — Попробуем обойтись надписью и предупредительным выстрелом.

— Свет!

И через мгновение наша палуба, доселе надежно скрытая покровом ночной тьмы, оказалась залитой светом, как спортивная арена во время международного ралли.

— Орудие номер один, огонь!

Раздался грохот выстрела, свист снаряда и яростный вопль офицера-артиллериста:

— Чертов идиот! Ты попал в дымовую трубу!

Над «Кетти Бревиг» поднялось облако пара. Судно остановилось с похвальной быстротой. В течение нескольких секунд мы с тревогой ожидали появления языков пламени, но по необъяснимой причине их не было.

— Шлюпку за борт!

Отдавая приказ, я уже в который раз пожалел о том, что война поручила мне такое занятие. «Хороша работенка, — думал я, когда мы приближались к подбитому танкеру, — лезть на судно, где даже случайно брошенная спичка может стать причиной трагедии, и пытаться спасти судно, которое из-за неловкости одного из нас превратилось в смертельную ловушку». Очевидно, безопасность «Кетти Бревиг» вызвала сомнения не только у меня: частые всплески воды у борта судна свидетельствовали о быстроте, с которой покидала судно китайская команда.

Забравшись на палубу, я увидел возникшего из темноты китайца.

— Как называется судно? — спросил я.

При виде меня его узкие восточные глаза стали круглыми от испуга. Издав вопль ужаса, он метнулся к борту и прыгнул в море. «Интересно, — подумал я, — неужели я выгляжу столь страшным монстром, что от меня нужно бежать даже таким небезопасным способом». Пожав плечами, я невесело ухмыльнулся. Ладно, тогда я сам выясню ответы на все вопросы. Включив фонарик, я начал искать радиорубку, которую быстро нашел по табличке на двери. Что же за груз везет «Кетти Бревиг»? Да и есть ли груз вообще? Может быть, судно идет в балласте? Пришлось тщательно обшарить каюту капитана. В конце концов я отыскал грузовой манифест. Что ж, дела обстоят даже лучше, чем мы рассчитывали. На судне 4500 тонн дизельного топлива и 6000 тонн топлива других видов.

Вернувшись на «Атлантис» вместе с китайцами, попутно выловленными из воды, мы решили, что «Кетти Бревиг» необходимо спасти. Поэтому Фелер и я отправились обратно, чтобы вернуть перепуганных жителей востока, если потребуется, с применением силы, к исполнению своих обязанностей. На борту танкера состоялся военный совет. Сидя вокруг стола в темноте — единственным источником света был карманный фонарик, — Фелер, я, норвежский капитан и механик обсуждали возникшие проблемы. Их было немало, потому что из-за нашего неудачного выстрела в котлах упало давление. Мы предложили добавить воды.

— Не получится, — покачал головой норвежский капитан, — у нас нет ручных насосов.

— А как же тогда вы разводите пары на берегу?

— Он поступает с берега.

— Оригинально…

Больше нам нечего было сказать.

— Это еще не самое оригинальное, — ухмыльнулся механик, — что есть на нашем судне.

Как выяснилось позже, он ничуть не преувеличивал. Мы испробовали все, но создавалось впечатление, что способа перегнать воду в котлы из цистерн «Кетти Бревиг», имевших более чем странную конструкцию, попросту не существует. Следовало подумать, каким образом не выпустить то небольшое количество пара, что еще осталось. Один из наших людей добровольно вызвался добраться, завернувшись в одеяла, сквозь облако обжигающе горячего пара к главному клапану и закрыть его. Второй доброволец стоял рядом на палубе, готовый в случае неудачи занять место первого. Но и первый доброволец вернулся живым и здоровым, хотя, оказавшись на палубе, все-таки потерял сознание. А прекратившееся шипение доказало, что задание он выполнил. Что ж, будем считать это определенным успехом, хотя ситуация продолжала оставаться сложной.

Мы долго обсуждали, стоит ли наполнить один из котлов забортной водой, но это бы привело к значительному сокращению срока его службы, и топливные насосы не работали. Положение спасли наши механики, вовремя появившиеся с одной из своих, как всегда амбициозных, идей. Они измерили главную паровую трубу, и той же ночью в мастерских «Атлантиса» был изготовлен кожух, закрывающий разрыв. К рассвету дыру заделали. Теперь оставалось поднять давление пара. Но как? За дело взялся Фелер и приказал изрубить всю имеющуюся на танкере мебель на дрова. Первые обороты «Кетти Бревиг» были сделаны благодаря энергии, порожденной столами, стульями и комодами.

После этого я вернулся на «Атлантис», и мы во главе колонны из еще трех судов — «Танненфельса», «Спейбэнка» и «Кетти Бревиг» — отправились к месту рандеву.

О нашем «свидании» с «Шеером» команде было неизвестно, и, когда раздался крик впередсмотрящего «Вижу мачты!», в глазах Рогге зажглись загадочные огоньки. Затем поступила информация, что корабль, к которому мы направляемся, судя по всему, военный. Люди, как обычно, заняли места по боевому расписанию. Рогге и я обменялись хитрыми улыбками, поскольку оба почувствовали повисшие в воздухе невысказанные вопросы. Какого дьявола? Почему мы держим курс прямо на военный корабль? Неужели капитан избрал такой способ самоубийства? Мы продолжали держать своих товарищей в неведении, пока впередсмотрящий не доложил о трехорудийных башнях на носу и корме. Это означало, что перед нами «один из наших».

Команда «Шеера» тоже была удивлена. Вместо ожидаемого одного судна на рандеву явилось четыре. Мы гордо продемонстрировали свои призы, потом подошли к правому борту нашего «большого брата», чувствуя себя рядом с закованным в броню рыцарем неряшливыми купцами. Погода разошлась не на шутку: ветер достиг ураганной силы, огромные волны подбрасывали «Атлантис», словно детскую игрушку. С «Шеера» передали сочувственное сообщение, что «они вполне понимают невозможность нашего прибытия на борт до улучшения погоды». Но Рогге был человеком упрямым и сразу ответил: «Я все равно прибуду». Он был уверен, что норвежские вельботы превосходят командирский катер карманного линкора, но даже если бы их не было, мы все равно попали бы на «Шеер», пусть даже пришлось бы добираться вплавь.

Хорошо, что прибегать к крайним мерам все-таки не пришлось. После искусного маневрирования, как-никак волны были размером с дом, мы все же оказались на палубе «большого брата». Правда, переход был мало приятным, а как раз когда я приготовился вскарабкаться на палубу линкора, наша лодка рухнула во впадину между волнами, и чертов корабль выбрал именно этот момент, чтобы последовать за ней.

Для нас устроили хорошую вечеринку, но шторм был настолько силен (дело было именно в шторме, а не в радушном гостеприимстве военных моряков), что, когда пришло время возвращаться, я остался на «Шеере». В критический момент Рогге успел запрыгнуть в вельбот, а я отстал, лишившись шанса на возвращение. И хотя здесь было намного удобнее, меня очень тревожило, что «Атлантис» по какой-то причине может неожиданно уйти, а я останусь.

Но все обошлось. Мы совершили совместный переход в южном направлении к более спокойным водам, где смогли провести время со всей приятностью. Некоторые старшины и матросы с «Атлантиса» получили приглашение на «Шеер» и смогли испытать глубочайшее удовлетворение, вдоволь покрасовавшись перед новичками из команды линкора, — что ни говори, они были настоящими ветеранами по сравнению с салажатами, которые три месяца назад впервые увидели море.

Также мы обменялись подарками, весьма щедрыми — ведь они нам ничего не стоили. Из своих трофеев мы снабдили каждого члена команды «Шеера» авторучкой. Позже у нас появился повод пожалеть о своем великодушии: через несколько лет мы с удивлением узнали, что «Шеер» сам добыл эти трофеи.

Ответный подарок привел нас в некоторое замешательство. Перед рандеву с нами «Шеер» захватил английский рефрижератор «Дукеза» с грузом яиц. Их там оказались буквально миллионы. Нам выделили 150 000 штук. В течение двух недель каждый член команды и каждый пленный — никто из них не видел свежих яиц уже много месяцев — съедал (мы специально подсчитали) от 6 до 12 штук в день. Мы ели яйца вареные, жареные и яичницу-болтунью. Мы наслаждались всевозможными омлетами и «шотландскими яйцами».[29] Когда же нам смертельно надоели яйца во всех мыслимых видах, их еще оставалось несколько тысяч штук. Они частично начали портиться и издавали невыносимую вонь. Поэтому никто не пожалел, когда в конце концов их было приказано выбросить за борт.

Топливо с нашего последнего приза получили «Шеер», «Танненфельс» и мы. Его запасы казались неисчерпаемыми.

Позднее, находясь в этом удаленном районе Индийского океана, мы приступили к серьезнейшей работе — передаче топлива итальянским субмаринам. Для нас это было интересное задание, потому что нам пока не представлялась возможность познакомиться с южными союзниками, если не считать таковой случайную отправку пленных в Сомали. Из того, что мы видели, у нас создалось впечатление, позднее подтвердившееся, что мастерство и настроение итальянской команды целиком зависит от их командира. Многие итальянские командиры субмарин были опытными и храбрыми людьми, но, в общем, нам показалось, что старшим офицерам итальянского флота не хватало того, что американцы называют ноу-хау. Кроме того, мы были потрясены шириной и глубиной социальной пропасти, разделявшей офицеров и команду. Как правило, итальянский офицер жил в наилучших условиях, которые только может позволить обстановка, но матросы существовали в воистину скотских условиях и на голодной диете. Поэтому вряд ли стоит удивляться отсутствию всеобщего энтузиазма.

Между тем, когда мы получили срочный приказ обеспечить бункеровку субмарины «Перла», следующей из Массауа, мы поспешили к месту рандеву, обуреваемые любопытством, и прибыли в точку встречи, расположенную на тридцать третьем градусе южной широты, точно по расписанию. Никакой субмарины там не оказалось. Испытывая законное недовольство, мы ждали: Рогге ворчал, да и наше терпение постепенно истощалось. Затем, в нарушение всех правил о радиомолчании, мы получили радиограмму с субмарины, в которой итальянцы интересовались, почему их заставляют ждать. Субмарина находилась на 33-м градусе широты. Мы ее легко запеленговали, но то же самое мог сделать любой британский крейсер, рыскающий в непосредственной близости. Он мог поймать нас обоих, и тогда попытка проявить солидарность со страной, находящейся на южном конце оси, обошлась бы Германии очень дорого. Однако мы благополучно перегрузили на «Перлу» 7 тонн смазочного масла — этого ей должно было хватить надолго. Но ее командир, воздав хвалу нашим «удивительным успехам», имел наглость потребовать еще 70 000 сигарет.

Мы с сожалением попрощались с «Шеером». Такие чувства могут испытывать люди, знающие, что каждый новый день может стать для них последним, прощаясь с соотечественниками и сомневаясь, доведется ли им еще когда-нибудь свидеться. Мы почувствовали себя более одинокими, чем до встречи с карманным линкором. По сравнению со стальными палубами «Шеера», его мощными орудийными башнями, «Атлантис» показался маленьким и каким-то несерьезным, что ли… Линкор словно принес нам весточку из уже почти забытого Киля со всеми его приятностями. Но как сказал Каменц — старый торговый моряк:

— На этих стальных кораблях так удушающе жарко… Согласитесь, на нашем «Атлантисе» намного комфортнее.

Мы только теперь начали осознавать, как широко распространилась рейдерская деятельность и как сложно ее организовать при таких огромных масштабах.

Мы слышали новости о наших победах, о том, как наш коллега — «Пингвин» — захватил в полном составе норвежский антарктический китобойный флот. «Пингвин» долго преследовал свою добычу, наблюдал за разбросанным на огромном пространстве флотом, оставаясь вне пределов видимости, пока не установил местонахождение плавучего рыбозавода. Остальное было делом техники: подойти к рыбозаводу, захватить его, выяснить секретный код, по очереди созвать ничего не подозревающих китобоев и захватить их.

Скажете, тут нет никакой хитрости? Возможно. Но этот захват имел важнейшее значение для страны и, в отличие от множества грязных страниц войны, обошелся без единой жертвы. Этот эпизод тем более замечателен, что впоследствии весь флот был отведен в оккупированную Францию и прибыл туда в целости и сохранности.

«Пингвин» нанес противнику тяжелый урон и вплотную приблизился к установленному нами рекорду потопленного тоннажа. Он был единственным рейдером, которому это удалось. Если бы мы знали, что ему осталось всего три месяца… Доходили до нас сведения и о потерях, среди которых оказался единственный вышедший в море итальянский вспомогательный крейсер. Ему не повезло — корабль сразу наскочил на британский вспомогательный крейсер. Много наших судов снабжения были потоплены или захвачены. Тем не менее район деятельности рейдеров был так обширен, а британцы испытывали столь настоятельную необходимость сосредоточить все свои основные силы в Северной Атлантике и на Средиземноморье, что мы, даже прослышав, что на нас охотится британский вспомогательный крейсер «Ранчи», находящийся к северу от Чагоса, наслаждались свободой. Полагаю, противник об этом не догадывался.

«Шеер» во втором боевом походе больших успехов не достиг. После войны его деятельность подверглась обширной критике. Утверждалось, что в ней отсутствовала дерзость, которая могла привести к тяжелейшим потерям союзников. Те, кто придерживался этой точки зрения, утверждали, что у англичан в Южной Атлантике или на Средиземноморье не было ни одного корабля, способного противостоять тяжелому вооружению «Шеера». С другой стороны, находясь во время войны в море, мы не могли в полной мере осознать все то, что представляется очевидным кабинетным ученым, имеющим в своем распоряжении все необходимые документы. Как бы то ни было, именно присутствие «Шеера» привело к разрушению путей сообщения союзников.

Что же касается «Атлантиса», на нашем счету пятая часть всего торгового тоннажа, потопленного надводными кораблями германского флота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.