МУЧИТЕЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА

МУЧИТЕЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА

Стояло жаркое кастильское лето 1496 года. Королевская чета странствовала по Старой Кастилии, измученный трудным плаванием Адмирал ко двору не поехал, он отправил Изабелле и Фердинанду письмо и дожидался на него ответа в Севилье.

Люди, которые два с лишним года не видели Адмирала, поражались разительным переменам в его облике. Он постарел на десять лет, он стал совершенно сед, спина его согнулась, весь он истаял, говорить с ним было трудно, он часто отвечал невпопад, думая свои думы и забывая о собеседниках. «Ходил он в облачении монахов францисканского ордена… опоясав чресла вервием». Именно в этом облачении увидел Адмирала в июне или июле 1496 года Андрес Бернальдес, который не раз в ту пору встречался с ним в Севилье.

У любознательного и простодушного священника из селеньица Лос-Паласиос Адмирал нашел приют, и от гостя и его экзотического реквизита у хозяина голова шла кругом. «Привез Адмирал с собой, — писал Бернальдес, — много вещей, которые в ходу у индейцев: короны, маски, пояса, ожерелья и всякие прочие и многие изделия из хлопка, и на всех были изображения дьявола в образе кота или свиной морды, и, кроме того, были и вещи похуже — разные фигуры и некоторые деревянные, некоторые тряпичные. Захватил он с собой короны с крылышками и маски с глазницами, окаймленными золотом, и среди них была маска, которая, как говорят, принадлежала касику Каонабо, и она очень большая и высокая, а по бокам у нее крылышки, наподобие щитков, глаза же огромные, как серебряные блюда, и каждый весом в полмарки[71], и вставлены они очень ловко и диковинным образом, и в той стороне такие маски носят те, кто выдает себя за дьявола, и сдается, что в дьявола там верят, ибо индейцы — язычники и сатану считают своим владыкой» (46, 259).

Королевская чета с ответом не торопилась. Только 12 июля 1496 года из старокастильского городка Альма-сана Изабелла и Фердинанд написали Адмиралу письмо любезное, но холодноватое… Королева и король изъявили готовность принять Адмирала, когда тот сочтет это для себя удобным, и выслушать его сообщения о всех событиях второй экспедиции.

В Севилье Адмирал чувствовал себя плохо. Его донимала андалузская жара, каждая встреча с Фонсекой оставляла в душе горький осадок, глава ведомства заморских перевозок неизменно давал понять, что новооткрытые земли должны управляться из Кастилии и по возможности без наместника, некогда наделенного чрезмерными полномочиями. Суть этих бесед в нескольких словах изложил Бернальдес: и Фонсека, и его верховные покровители считали, что заморские земли управлялись Адмиралом плохо, да и вообще пользы и выгоды от них нет, а издержки непомерно велики.

Фердинанд в конце лета кочевал по Каталонии, и только в октябре королевская чета осела в Бургосе, и туда направился Адмирал. Повторилась, только в меньших масштабах, барселонская встреча 1493 года. «Адмирал, — писал Бернальдес, — представил королю и королеве индейцев, которых он с собой захватил, и монархи приняли его хорошо, и им по вкусу пришлись разные диковинки и рассказы о всем, что было открыто, но Адмирал достаточно натерпелся и, будучи иноземцем, проглотить обиду не мог, ведь ему пришлось немало перенести, отбывая свою должность, от врагов и гордецов».

Но «глотать обиды» ему пришлось еще долго, до самой гробовой доски. И в Бургосе он натерпелся не меньше, чем в ту пору, когда штурмовал коронные канцелярии, отстаивая проект плавания в Катай. Казалось бы, все шло прекрасно. Королевская чета рассыпалась в любезностях, царедворцы отвешивали Адмиралу церемонные поклоны и восторгались дарами Индий — золотым самородком весом в двадцать унций, роскошными масками и резными фигурками работы индейских умельцев. Но планы нового плавания никто не желал рассматривать. Король и королева были заняты приготовлениями к свадебным торжествам: пришла пора женить наследного принца Хуана, и, кроме того, шла война с Францией, и при дворе думали не об Индиях, а о Руссильоне, пиренейской земле, которую три года назад захватил Фердинанд и которую теперь пытался отвоевать французский король Карл VIII.

А из Эспаньолы приходили дурные вести. Золота поступало мало[72], но колонисты всеми силами стремились на родину, беспрестанно шел отток поселенцев, с каждым кораблем, с каждой флотилией, которая отправлялась в Кастилию, отбывали в Старый Свет отчаявшиеся старожилы. «Que Dios ll?veme ? mi casa» — «Пусть господь вернет меня домой!» — таков был девиз этих рыцарей утраченных надежд. К середине 1496 года на всей Эспаньоле вряд ли насчитывалось более 700–800 кастильцев.

В апреле 1497 года, когда вопрос о новой экспедиции был в принципе решен, Адмиралу разрешено было взять с собой на Эспаньолу 330 человек, причем этим людям установлено было определенное содержание. Велено было в это число включить 20 рудокопов, 50 земледельцев, 10 огородников и 30 женщин и переправить в Индии разные земледельческие орудия, рогатый скот, мельничное оборудование, мулов и ослов, и на оплату в течение шести месяцев казна ассигновала около двух миллионов мараведи[73].

В июне 1497 года корона распорядилась выслать в Индии преступников, причем в указе прямо говорилось: «Поелику там (то есть в Индиях) не хватает людей для основания поселений, а такое дело необходимо для блага господнего и нашего… повелеваем всех преступников как мужчин, так и женщин, какое бы злодеяние они ни совершили, выслать на остров Эспаньолу, дабы на оном они обрабатывали землю и добывали металлы…».

Проект превращения Эспаньолы в каторжную колонию так и не осуществился, хотя в 1498 году Адмирал отправил на Эспаньолу партию преступников, но в том же нюне месяце корона приняла более эффективное решение: жаловать на Эспаньоле земли новопоселенцам. Но земля без рабочей силы никого привлечь не могла, и термин «repartimiento» — раздача, распределение, — тут же стал применяться и в отношении индейцев. Колонисты стали получать определенные земельные наделы и определенное число индейцев, причем до поры до времени в документах юридический статус этих распределенных аборигенов точно не определялся, всем было ясно, однако, что к земле прилагается некрещеная собственность[74].

Король Мануэл, сам того по подозревая, оказал Адмиралу неоценимую помощь. Ранней весной 1497 года из Лиссабона стали поступать тревожные известия. В Португалии заканчивалось снаряжение четырех кораблей, которые вот-вот должны были выйти в дальнее плавание. Цель этой экспедиции была неясна, все, что ее касалось, португальские власти таили в строжайшем секрете. Затем выяснилось; командование флотилией возложено на некоего Васко да Гаму. Это имя ничего не говорило кастильским морякам, но было ясно, что португальская корона придает его экспедиции огромное значение.

Все моря и земли Кастилия и Португалия разделили между собой в 1494 году, но океанские пути неисповедимы, и с равным успехом Васко да Гама мог проследовать по следам Бартоломео Диаша в Ипдийский океан и совершить бросок на запад, в ту сторону, где Адмирал уже отыскал много земель, но где многое еще не открыто.

Акции Адмирала внезапно повысились в цене. О нем вспомнили, он стал нужен. Иx высочества подтвердили права, титулы и привилегии Адмирала. 23 апреля 1497 года королевская чета дала Адмиралу согласие на установление майората, отныне он, подобно главам знатнейших фамилий Кастилии, имел право передать своему старшему сыну все свои титулы и привилегии.

8 июля 1497 года Васко да Гама вышел в плавание, теперь уже было ясно, что португальцы упредили кастильцев, из чего, однако, не следовало, что третья экспедиция Адмирала лишалась значения и смысла.

Лето 1497 года прошло, а подготовка экспедиции только началась. В 1493 году от волонтеров не было отбоя, в 1497 году с превеликими трудами шел набор будущих колонистов, 330 вакансий никак не удавалось заполнить. Что же касается подневольных переселенцев, то и тут надежды королевской четы не оправдались. Ведь осужденных за ересь брать в Индии запрещалось, а с убийцами и ворами дело не клеилось. Очевидно, сотню преступников удалось все же послать за море. То были так называемые «омисианы» — смертоубийцы — и «дезорехадос» — люди, у которых отсечены были уши за менее тяжкие правонарушения.

Плохо было с деньгами. Для отправки третьей экспедиции требовалось не менее четырех миллионов мараведи, а к зиме удалось наскрести лишь две трети этой суммы. К тому же королевскую чету постигло большое горе, умер наследный принц Хуан, и при дворе на время забыли об Адмирале и его экспедиции.

Зиму 1497/98 года Адмирал провел в Севилье, где ему выматывал душу Фонсека. В начале февраля все же удалось отправить на Эспаньолу две каравеллы с провиантом и людьми, но шесть кораблей, предназначенных для экспедиции, все еще не были готовы к плаванию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.