ВВЕДЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
В конце марта 1920 г. слухи об уходе генерала Деникина переставали быть только слухами и имели уже под собой некоторое основание.
Тогдашнее положение рисовалось мне так: прежняя Добровольческая армия безнадежно отступала. Генерал Шиллинг из Одессы приехал в Крым. Чувствовалось что- то тревожное.
Единственными вооруженными силами были войска, беззаветной службой которых был удержан Крым.
Генерал Врангель домогался в это время назначения при генерале Шиллинге. Генерал Деникин ввиду падения Одессы ему в этом отказал. Генерал Врангель все же приехал в Крым.
Положение становилось еще более напряженным. Симпатии общества и большей части войск были на стороне генерала Врангеля. Отношения Врангеля к Шиллингу становятся натянутыми.
Генерал Шиллинг мне заявляет, что генерал Врангель предложил ему сдать командование армией (войск Новороссии и Крыма) ему (Врангелю).
Можно было ожидать приказа об аресте Врангелем Шиллинга и Шиллингом Врангеля.
Тогда я в предупреждение событий послал к генералу Врангелю полковника (ныне генерала) Петровского с поручением передать, что я ничего антидисциплинарного не сделаю, вполне сознаю, что генерал Шиллинг одесской операцией дискредитирован, сам ему заявил в частной беседе об этом, но, как солдат, чести своей не замараю.
Генерал Врангель ответил Петровскому, что он ничего подобного не говорил и вполне меня понимает.
После этого я был и у генерала Шиллинга, и у генерала Врангеля в Севастополе, — оба последовательно были тоже у меня, причем генерал Врангель в личном разговоре со мною заявил, что в случае, если он примет должность главнокомандующего, то обеспечит всех бойцов и их семейства даже в случае несчастного исхода кампании.
Тогда же я познакомился с генералом Шатиловым. Узнаю — на Деникина рассчитывать нечего; войска окончательно ему не верят, начинается кошмарная эвакуация Новороссийска.
В то же время Врангель увольняется Деникиным в отставку и уезжает в Константинополь.
Все симпатии на его стороне.
Я первый ему через графа Гендрикова сообщаю: «ехать дальше вам нельзя, возвращайтесь — но, по политическим соображениям, соедините наши имена, а Шатилову дайте название ну хоть своего помощника».
Такова была обстановка момента.
Эту же самую обстановку в официальном донесении от 12 марта за № 6 представитель штаба главнокомандующего при Крымской группе полковник Нога изобразил следующими штрихами:
На фронте хорошо.
После Юшуньских боев противник отступил от Перекопского перешейка на север, и мы почти потеряли с ним связь; объяснение этого: на Украине в тылу красных поднялось восстание крестьян во главе с Махно, есть много и других партизанских отрядов, которые не дают покоя красным. Мне это ясно видно из красных газет, писем пленных и т. п. И генерал Шиллинг, и генерал Слащов смотрят на эти явления весьма доброжелательно, но не зная, как на это смотрит ставка, конечно, мер к контакту с восставшим Махно и другими — естественно не принимают. Я считаю этот вопрос первостепенной важности, ибо вижу в этом спасение общего стратегического положения. Его надо кардинально выяснить, и чем скорей, тем лучше. По-моему, сейчас настолько серьезный момент, что нашим девизом должно быть: «Кто против красных — все с нами».
Фронт исключительно держится личностью генерала Слащова; человек «особенный», энергичный, безусловно храбрый и не останавливается ни перед чем в достижении успеха на фронте и противодействии развалу в тылу. Он только один удержал Крым до сих пор и он только один, облеченный диктаторскою властью, может его удержать. Назначения генерала Шиллинга и Покровского были ошибками и внесли только запутанность, как в тылу, так и на фронте.
Я особенно боюсь, что последуют еще какие-то новые назначения, что вызовет безусловное ухудшение положения, как на фронте, так и в тылу. Если сможете повлиять, то рекомендуйте до приезда в Крым и до личных переговоров со Слащовым — ничего не предпринимать, иначе нужно ожидать развала и общей гибели. Надо помнить, что фронт держится Слащовым, войска его любят и ему лишь одному верят, а вся мерзость тыла его лишь одного боится.
Отношение к вашей Добровольческой армии и к Главкому почти во всех слоях — отрицательно: высшее офицерство боится, что с прибытием частей генерала Кутепова естественно произойдет двоевластие.
Опасаемся заразы, которую может занести усталое и недовольное офицерство. Боимся, что «орловщина» быстро пополнит в тылу свои ряды недовольными прибывшими. Опасаемся, что среди прибывших окажутся лица, которые пожелают здесь делать старую политику, что может погубить зачатки объединения всех отрядов партизан Украины, действующих ныне против большевиков.
В тылу (Севастополь, Ялта, Керчь и проч.), как всегда, мерзость: паника, спекуляция и политические сплетни, деление на партии, ссоры, доносы и дрязги, — хуже всего, что вся эта мразь ждет вашего приезда, чтобы полезть с бесчисленными проектами, доносами, жалобами и т. д.
Общий вывод:
1) Слащовым держится фронт и тыл. Фронт будет до тех пор держаться, пока он единолично будет стоять во главе войск.
2) Отношение к приходящей Добровольческой армии вообще отрицательно.
3) Общество и офицерство с тревогой следят за тем, что должно произойти в течение двух-трех недель (перемены начальствующих лиц, курса политики и т. д.).
Общее состояние: беспокойно-выжидательное. Большевики готовы при первых же промахах — к активным действиям.
Подписал: Полковник Нога
Положение было тревожно.
Далекая еще гроза, казалось, собиралась прорваться со всей силой необузданной стихии. Напряжение росло, и результатом явился вызванный полным упадком духа и желанием от всего отвязаться приказ генерала Деникина № 004247 о знаменитом генеральском совдепе 21 марта 1920 г. Вот он.
Предлагаю прибыть к вечеру 21 марта в Севастополь на заседание Военного Совета под председательством генерала от кавалерии Драгомирова для избрания преемника Главнокомандующего ВСЮР. Состав совета: командиры Добровольческого и Крымского корпусов, их начальники дивизий, из числа командиров бригад и полков — половина. От Крымского корпуса по боевой обстановке норма может быть уменьшена. Коменданты крепостей, командующий флотом, его начальник штаба, начальник морского управления, четыре старших строевых начальника флота. Из Донского корпуса генералы Сидорин и Кельчевский и шесть лиц из состава генералов и командиров полков. Из штаба Главкома начальник штаба и дежурный генерал, начальник военного управления. Генералы Врангель, Улагай, Богаевский, Шиллинг, Покровский, Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков. Феодосия, 20 марта 1920 г. № 004247. Деникин.
Сильно удивил меня этот приказ, и я в состоянии был ответить только так:
Генералу Деникину на № 004247. Ввиду серьезности вопроса, который отразится на всем положении дел, и чтобы я не оказался виновным перед Родиной и чинами своего корпуса, беру на себя смелость доложить, что считаю возможным назначение преемника только Вами, т. к. выборное начало в моей голове не укладывается. Льщу себя надеждой, что Ваше Превосходительство поймет честность моих побуждений, вызвавших эту телеграмму. Жду срочного ответа. Джанкой, 20 марта 1920 г. № 554. Слащов.
Мне все же приказали ехать…
Повторное приказание я, как солдат, исполнил и 21 марта вечером из Джанкоя прибыл в Севастополь.
Впечатление безотрадное.
Генерал Драгомиров не знает, что ему делать, и за всеми ответами обещает обращаться к генералу Деникину. Добровольческий корпус во главе с генералом Кутеповым и Витковским провозглашает «ура» генералу Деникину.
Мне пришлось встать и спросить: «Чему мы служим — делу или лицам?»
И повторить: «Я выборного начала не признаю».
На это генерал Драгомиров спросил меня: «Что же вы не исполняете приказа главнокомандующего? Это не выборы, а военный совет, который только укажет главкому желательную фамилию кандидата».
Я на это ответил: «Приказ главкома исполнил и прибыл сюда. Законы не изменены, и военный совет составляется из старшего начальника (Деникина), который его собирает (и сам должен председательствовать), и непосредственно подчиненных ему начальников, а я тут вижу — до командиров полков включительно. Крымский корпус за то, что он обороняет Крым, выставляет три человека, Донской — шесть, а Добровольческий — тридцать».
Меня поддержали сначала генерал Сидорин, а потом Улагай и Боровский.
Генерал Драгомиров возразил, что он попросит генерала Деникина приравнять крымских представителей к остальным.
На это я ответил, что сказал все, что мог, в выборах Крымский корпус участвовать не будет, у меня на фронте бой, и я, исполнив приказ, дольше оставаться не могу.
Уехал и к рассвету 22 марта был в бою.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.