Глава 12. Разведывательная служба во время первого похода против России

Глава 12. Разведывательная служба во время первого похода против России

Квартира, которую мы заняли в Перемышле, была приноровлена к полевым условиям — казарма в предместье Засани. Большая палата, оборудованная обыкновенными чертежными столами и несколькими керосиновыми лампами, служила канцелярией, другая палата служила общей спальней. Это помещение имело те преимущества, что оно объединяло всех сотрудников и давало гарантию от проникновения посторонних.

В большом напряжении ожидали мы результатов начатой 14 августа разведки воздушными силами и кавалерийскими дивизиями, перешедшими границу 15 августа. Данные о численности и развертывании русских сил, которые доставлялись командованию разведкой мирного времени, черпались из сопоставлений и всевозможного комбинирования. Давно прошли те времена, когда мы получали организацию военного времени русской армии и план ее развертывания, так сказать, с царского письменного стола. Годы пренебрежения разведкой давали себя знать, тем более что и в кризисный период подъем разведывательной деятельности страдал от недостатка средств. Все же удалось собрать ценные данные. Уже в начале 1913 г. мы расшифровали тайну формирования в случае войны 31-й второочередной дивизии плюс дивизии в сибирских стрелковых корпусах.

Мы могли рассчитывать, что Россия направит на Галицию 60 пех. дивизий, из которых 35 могли закончить сосредоточение уже 19 августа или даже двумя-тремя днями раньше, принимая во внимание пробные мобилизации, проводившиеся в течение ряда лет, задержку выслужившего срок контингента частей и постоянно расширявшуюся сеть железных дорог, Остальные 25 дивизий могли быть полностью на месте уже к концу августа.

После войны часто утверждали, что русские уже весной 1914 г. перевели сибирские войска в европейскую часть России и что мы об этом не знали. Возможно, что эта версия основана на донесении полк. Помянковского, сообщавшего из Стамбула о том, что турецкий генштаб получил сведения о передвижении войск с Кавказа на запад. Принимая же во внимание, что турецкую разведку возглавлял германский подполк. Тосенэ, нельзя предполагать, чтобы он не проверил столь важного донесения и, в случае подтверждения его, не сообщил германской разведке, которая в свою очередь немедленно дала бы нам об этом знать. Сибирские части, конечно, не были переведены в Европейскую Россию. Начальник русского мобуправления начала войны полк. Добровольский подчеркивает в своей статье «Мобилизация русской армии в 1914 г.», что 1-й и 2-й сибирские корпуса, призыв которых был отложен на две недели, чтобы им не дожидаться своих частей, в которые они должны были влиться при проезде последних, получили пополнения из Пермской и Вятской губерний. Действительно, 1-й, 2-й и 3-й сибирские корпуса прибыли на театр военных действий только в середине сентября. Уже 9 августа мы получили из Кракова агентурное сообщение, что эти три корпуса направляются против Австро-Венгрии.

Как показывает сравнение наших предположений с фактической картиной сосредоточения русских войск, наши расчеты в основном были правильны. Мы ошиблись только относительно месторасположения группы войск между Днестром и Прутом. Там в действительности стояла вначале только пехотная бригада соседней 8-й армии. Русские отправили 7-ю армию во главе с ген. Никитиным к берегам Черного моря для обороны против Румынии, но вскоре, успокоившись относительно последней, они послали 8-й корпус к 8-й армии. К сожалению, мы не придали большого значения извещению, полученному 15 августа из генконсульства в Яссах, относительно сосредоточения русских войск в количестве 12 корпусов в Подолии. По данным, указанным в книге Н. К. Циховича («Борьба в Галиции», стр. 134), русские двинули сразу же 15 корпусов и 13 кавалерийских дивизий в составе 734 батальонов, 603 эскадронов с 2 666 орудиями против нашей северной армии, имевшей 780 батальонов, из них 143 батальона ландштурма и 106 маршевых батальонов с недостаточным боевым снаряжением и менее боеспособных, 366 эскадронов и 2148 орудий. Таким образом, русские имели на 2/5 перевес в коннице, а в артиллерии более чем на ?; при этом русские имели лучшие орудия и в 3 раза больший запас снарядов.

Наши расчеты предполагали в дальнейшем еще больший перевес сил русских войск, а потому наше командование настаивало на проведении немедленного наступления, не дожидаясь прибытия еще трех армий и значительной части 2-й армии с сербского фронта. При принятии дальнейших решений наиболее существенную роль играли данные о распределении русских армий в их предполагаемом продвижении. Независимо от сомнений в правильности наших предположений, в последний момент мы могли бы еще внести важнейшие изменения. Следовательно, в этот критический момент было чрезвычайно важно иметь возможность проверить массу сведений, поступавших из нашей разведки, относительно расположения и состава сил противника.

При введении особой усиленной службы разведки, у нас хотя и поторопились, согласно инструкции, послать в Россию шпионов, в том числе офицеров, действующих методом наружного наблюдения, но после мобилизации все границы, вплоть до границ Швеции и Румынии, оказались закрытыми, так что и путь в Россию оказался также закрытым. Ряд наших работников, находившихся в России, был интернирован, часть объявлена на положении военнопленных. Даже многие служащие нашего консульства вынуждены были в продолжении нескольких месяцев мириться с тем, что они были на положении интернированных. Оставшиеся на свободе пользовались для посылки своих донесений передаточными адресами в нейтральных странах. Эти телеграммы шли до цели в продолжение многих недель, вследствие чего теряли свою ценность. Ценными оставались только сведения, которые могли дойти до нас непосредственно через границу, но это являлось крайне трудным делом, так как только некоторым агентам удавалось продраться через границу. Кроме того, мы не имели своих агентов среди жителей пограничной полосы. Таким образом, вражеский стан оставался для нас невыясненным.

Небольшое количество пригородных самолетов не могло помочь делу, так как они могли в лучшем случае оповестить нас лишь о походных колоннах и т. д., что при искусной маскировке со стороны русских не всегда оказывалось верным.

Большое разочарование ждало нас в области разведки конницы, которая не смогла проникнуть во вражеское расположение.

Известия, полученные нами до прибытия в Перемышль, укрепили нас в наших, как выяснилось, верных предположениях относительно расположения русских сил.

Соответственно с основной мыслью плана операций командование 18 августа издало приказ о приведении армий в состояние готовности; отсюда могло последовать как наступление на врага, собравшего свои силы между Вислой и Бугом, так и мощное противодействие натиску русских войск с востока.

С исключительным нетерпением ожидали мы дальнейших извещений, чтобы 21 августа принять окончательное решение.

Я направился к офицерам по разведке в соответствующих армиях: в Ланцут (1), Радымно (2) и Самбор (3), чтобы узнать о принятых мерах. Были предприняты всевозможные меры, однако известия поступали очень редко и скупо,

Переоценка нами сил русских войск, сконцентрированных между Днестром и Прутом, была усугублена извещением о том, что там сосредоточились два кавказских корпуса. Румынский генерал Илиеску, беседовавший по этому поводу с нашим бухарестским военным атташе, прибавил, что эти корпуса переправились в Одессу морским путем. С другой стороны, наш военный атташе в Константинополе извещал о том, что все 3 кавказских корпуса все еще находятся на Кавказе. Как нам сейчас известно, это последнее извещение было верным. Только в конце августа появились на театре военных действий 2-й и 3-й кавказские корпуса, а 1-й корпус остался в тылу.

От подсобной разведывательной станции в Черновицах прибывало сравнительно много секретных сообщений, так как Румыния благоприятствовала проходу разведчиков. Но эти разведчики сообщали о такой массе армейских соединений, якобы угрожавших Черновицам, что для остального фронта оставалось до смешного мало. Понятно, что такое положение снижало доверие к сообщениям из этого района.

Путаницу вносили известия об усиленных перевозках на железных дорогах юга России по направлению на Волынь, Варшаву, Брест-Литовск. В дополнение к этому пришло извещение от фон Кэвесса о том, что значительные русские силы, сконцентрированные южнее железной дороги Проскуров — Жмеринка, в ближайшее время не предполагают вступить в действие. Посланный наш 21 августа в Подолию летчик не заметил по линии Проскуров — Тарнополь значительного скопления сил противника. Поэтому в главной квартире сделали вывод, что для предполагаемого нами главного удара на север с востока никаких опасностей не предвидится.

Наша разведка осталась не оповещенной о таком важном факте, как выход 8-й русской армии из своего расположения под Проскуровом и 3-й армии — из крепостного треугольника под Ровно. Поэтому мы не придали значения известиям, полученным нами 21 августа вечером, о вторжении врага в Гусятин, Тарнополь и Броды, тем более, что говорилось о 5 дивизиях. Был дан приказ для большого наступления на 22 августа, так как считали, что вышеуказанное вторжение незначительно и может быть легко отбито. Предостережение, пришедшее из Черновиц, о необходимости серьезнее отнестись к опасности с фланга, было встречено с недоверием; согласно этому известию, 8-я армия сосредоточила свои, силы в районе Волочиск — Новоселица. Командовавший этой армией Леш (фактически Брусилов, а не Леш) хотел первоначально дождаться прибытия сибирских полков, но переменил решение и перешел в наступление. Известие о наступлении подтверждалось вторжением у Гусятина и Тарнополя, и все-таки недоверчивое отношение к наличию 8-й армия продолжалось, тем паче, что 23 августа летчики заметили у Тарнополя лишь более крупные колонны конницы и небольшие части пехоты.

На основании плохой информации, наша 3-я армия предприняла наступление против гораздо более сильного противника, что и привело к поражению и проигрышу всего вступительного этапа войны.

В своей брошюре «К 10-летию со дня битв при Злочове и Перемышле» тогдашний начальник штаба 3-й армии Пфефер обвиняет верховное командование в неправильной информации о положения врага. Однако в действительности, верховное командование было вправе обвинять командующего 3-й армией в 3 недостаточной информированности потому, что в его ведении была разведка всего Киевского военного округа, и в данном случае 3-я армия имела дело как раз со знакомой ей областью, где можно было использовать имевшиеся связи. Роковой оказалась недостаточная информированность о районе к востоку от Збруча.

После первого успеха у Красника главное командование было настолько уверено в победе и настолько недооценивало положение на востоке, что послало на север в помощь 4-й армии часть 3-й армии, а также отдало приказ о немедленном наступлении на Люблин. Чтобы не тратить сил на осаду Ивангорода, была сделана попытка подкупить коменданта крепости. После переговоров с командованием 4-й армии в Олежисе я поехал в свой прежний егерский гарнизон Ниско, где и передал это деликатное предложение начальнику штаба 1-й армии. Затем я вернулся в Краков, чтобы и здешнему главному разведывательному пункту дать аналогичные указания. Действительно, одному из наших агентов удалось положить письмо на письменный стол коменданта крепости. Какой оборот приняло это дело, осталось нам неизвестным, так как военные действия принудили 1-ю армию отдалиться от крепости.[22]

По мере того как развертывались военныё операции, увеличивалось и количество получавшихся нами разведывательных данных. Агенты получили большую свободу действий. Нередко затруднения встречались со стороны нашего собственного сторожевого охранения, которое не соглашалось пропускать наших агентов обратно. Это вызывалось предательством со стороны многих русофилов, что заставляло относиться к ним осторожно, но в этом отношении было много преувеличений; можно определенно сказать, что население было охвачено психозом шпионажа и видело во всем предательство. Достаточно привести один случай, имевший место в Перемышле, чтобы иметь об этом представление. В главную квартиру в Перемышле пришло известие о том, что по ночам с пожарной каланчи врагу посылаются неизвестными лицами световые сигналы. Немедленно были арестованы 2 пожарных сторожа, и ротмистр фон Вальцен попытался расследовать это дело, но чуть не поплатился жизнью за эту попытку, так как слишком преданные ландштурмисты, видя в нет шпиона, открыли по тему огонь. Я лично занялся расследованием этого дела и вскоре убедился, что это сведение было ни на чем не основано. Но, конечно, не всегда такого рода извещения были выдумками: в 1914 г. были пойманы на месте преступления два серба, передававшие световые сигналы. Они были казнены. В 1917 г. к нам в руки попал документ, содержавший инструкцию командования 1-й итальянской армии, полученную жителем Сан Себастиано (местности, расположенной в тылу нашего фронта). Эта инструкция указывала особый способ сигнализации, используя такую невинную вещь, как ставни, причем каждые три окна обозначали участок фронта. Такие примеры были нередки, и это давало волю воображению. Поэтому понятно, что когда наши агенты, возвращаясь подчас со своей трудной работы в истерзанном виде, предъявляли охранению свои удостоверения, они встречали недоверие и должны были иногда так долго доказывать свою принадлежность к нашей службе, что нередко донесения, которые они с собой приносили, полностью теряли свое значение. Много времени потребовалось для того, чтобы изменить эту постановку дела и добиться более быстрого оповещения высшей инстанции о прибытии агента и установления его личности.

Важным источником для оценки положения на фронте служили военнопленные. И в этом деле надо было сперва накопить опыт для того, чтобы путем систематического опроса пленных иметь возможность составить картину действительного положения. До конца сентября в этой области делались только первые шаги. В этом отношении русские имели большие успехи, и им удавалось выудить от наших военнопленных довольно ценный материал. Кое-что ценное удалось нам получить при обыске убитых и раненых. Так, из бумаг, найденных на убитом полк. Витковском, нам удалось узнать, что между Вислой и Бугом находятся 4-я и 5-я русские армии. Взятые немцами у убитого русского генерала документы о перевозках подтвердили известный уже нам факт стягивания трех сибирских корпусов к европейскому театру военных действий, по направлению к Варшаве.

Исключительно ценным, непревзойденным источником информации оказалась русская радиотелеграфная служба; русские так же неосторожно ею пользовались, как и немцы в первое время войны. Русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в нашем распоряжении имеются такие же приемники, которые мы могли настроить на соответствующую волну. Мы пользовались своими радиостанциями для передачи приказов значительно экономнее и осторожнее и, главным образом, для подслушивания, что нам с успехом удавалось.

Какая бывала у нас радость, когда мы перехватывали один за другим незашифрованные приказы! Еще большая радость была у нас, когда шифр прерывался отдельными незашифрованными словами. Мои специализированные дешифровщики с энтузиазмом бросались разгадывать эти загадки. Иногда расшифровка удавалась путем догадок, а иногда при помощи прямых запросов по радио, во время радиопередачи. Все это требовало, понятно, громадных усилий.

Надо было одновременно знать подразделения армии противника и имена высших командиров, чтобы таким образом с пользой выяснить, от кого идет та или иная радиотелеграмма и кому она направлена. Таким, образом, события развивались, а наша разведка находилась еще в периоде созревания; 3-я армия была отброшена при Злочове, вторично она потерпела неудачу, несмотря на помощь 2-й армии, стянутой с балканского фронта; 4-я армия после победы при Комарове вернулась по направлению к Львову, чтобы помочь двум другим армиям в борьбе с надвигающейся с востока русской лавиной.

В это время результаты нашего радиоподслушивания были взяты под сомнение: были выдвинуты опасения, что русские посылают по радио заведомо ложные приказы, чтобы ввести нас в заблуждение. Только с большим трудом удалось восстановить доверие к правильности нашей работы в области радиоподслушивания.

10 сентября во время сражения под Львовом создалось критическое положение. Русским не удалось разбить наше северное крыло; южное же крыло, во главе с начальником генштаба фон Конрадом, двигалось к Львову. В это время мы получили секретные сведения о том, что русские войска двигаются по направлению к пустому пространству, образовавшемуся возле 1-й армии. Мы сначала этим слухам не верили, но никогда не обманывавшее радиоподслушивание подтвердило это сведение, и нам удалось выяснить, что 5-й и 17-й корпуса разбитой при Комарове 5-й армии вернулись обратно и вторглись во фланг 1-й армии. Так как резервов для обеспечения тыла нашего фронта у нас не было, то пришлось принять решение об отступлении.

К этому времени осведомительному отделу удалось узнать состав 12 корпусов четырех армий противника, находившихся перед нашим фронтом, а также девяти резервных дивизий.

Расположение сил во вражеском лагере нам удалось узнать, преодолев большие трудности, но, и получив нужные сведения, у нас никогда не было уверенности в точности полученных данных. В данном случае нас смущал тот факт, что ген. Эверт, получивший 26 августа командование 4-й армией вместо барона Зальца, потерпевшего поражение при Краснике, стал подписывать телеграммы как командующий в Краснике лишь в конце сентября. Нам осталось неизвестным, что уже в начале сентября 4-я армия, получив подкрепление, была разделена, и ее западное крыло образовало 1-ю армию, которая по первоначальному плану должна, была совместно с новой 10-й варшавской армией ударить против Германии. Мы полагали, что между Днестром и Бугом расположена 7-я армия под начальством Никитина, тогда как там сосредоточились пехотная бригада, казачья дивизия и запасная дивизия, создавшие так называемый «Днестровский отряд». Только позднее нам удалось это выяснить благодаря радиоподслушиванию.

Распространено мнение, что во время первоначального этапа войны наш разведывательный аппарат доказал свою несостоятельность. На это мы вправе возразить, что и русские в это наиболее тяжелое для разведки время успели не больше нашего, а ведь не надо забывать, что русская разведка имела уже до войны богатые средства и опирались на русофильские слои нашего населения. И. К. Цихович («Стратегические очерки мировой войны 1914–1918 гг.») указывает, что в русской ставке еще 24 августа рассчитывали на то, что наши войска расположены на линии Краков — Перемышль, и жаловались на недостаток в сведениях, поступавших из этой области и из района левого побережья Вислы. Ген. Данилов («Россия в мировой войне», статья VII) подтверждает, что о положении в восточной Галиции русские ничего не знали вплоть до боев 26 августа.

Что касается работы нашего разведывательного аппарата, то в этом отношении можно сделать только одно заключение, а именно: даваемые нами сведения были близки к истине, но не всегда аппарат мот доказать их достоверность и, таким образом, с успехом бороться с недоверием к нашим сведениям, господствовавшим у командования.