Развод с Зайцевым

Развод с Зайцевым

Спортсмену всегда трудно заканчивать выступать, у каждого происходит своеобразная ломка. Но в паре завершать спортивную карьеру еще труднее. Два человека! Здесь возникает другая ситуация, трещина идет не только по работе, но и по личным отношениям. То, что прежде скрепляло пару, уже перестает быть цементирующим. То, что меня совершенно устраивало в Зайцеве, когда большая часть нашей жизни проходила на льду, стало раздражать, когда началась обычная жизнь, без тренировок, перегрузок и соревнований.

Саша стал работать в Спорткомитете. Естественно, как молодой и амбициозный сначала наполучал шишек. Тем не менее Павлов все-таки нам очень доверял и всех нас продвигал. И Сашу Горшкова, и Сашу Зайцева. Он понимал, что рано или поздно ребята с чиновничьей работой освоятся, зато с ними всегда будут считаться на международной арене. Это касалось не только фигуристов. Павлов опекал и теннисистку Олю Морозову, и биатлониста Сашу Тихонова. Неслучайно в тот период в Спорткомитете СССР работало много олимпийских чемпионов. Биатлонист Маматов, борец Колесов, конькобежка Скобликова. Сергей Павлович, придя в спорт, привел за собой поначалу людей из комсомола, но потом уже продвигал толковых и именитых спортсменов-звезд. Он был весьма дальновидным.

Но вполне естественно, что, научившись бороться на площадках, кортах и стадионах, мы не научились бороться с чиновниками в кабинетах. А эта борьба тоже требует специальной подготовки, времени и знаний. А амбиции у спортсменов остались чемпионские. Многое они начали делать по-своему, особенно те, кто больше других в спорте на себя брал, лидеры — они и наломали много дров. Не всем даже выдающимся спортсменам работа чиновника подходит, но и работа тренера тоже не каждому чемпиону показана. Однако у нас в фигурном катании просматривались хорошие тенденции в передаче опыта от известного тренера к его спортсмену. Потом этот спортсмен становится тренером, как, например, олимпийские чемпионы Наташа Линичук, Геннадий Карпоносов, Олег Васильев, Саша Жулин.

В том, что Зайцев не удержался в Спорткомитете, виноват он сам. Он там достаточно начудил, и Писеев его просто «съел», поскольку видел в нем опасного конкурента. Тогда я занялась трудоустройством бывшего мужа. Пошла к Петру Степановичу Богданову, возглавлявшему «Динамо», и Зайцева взяли на работу в «Динамо». В очередной раз подтвердилось, что мы очень разные люди. Зайцев, вероятно, посчитал, что у него сложный период жизни закончился и теперь можно не напрягаться. Сколько я с ним ни говорила о том, что пора одну дверь закрыть, открыть другую и начать жить заново, как это ни тяжело, — результат был нулевой. Сашу больше увлекала свалившаяся на него свобода, а я по отношению к нему, может быть, была слишком нетребовательной и допустила большую ошибку — дала ему максимум этой свободы.

Я увлеклась своим тренерством, мне было очень интересно оказаться в новом качестве на льду. Зайцев стал малоконтролируемым. Тут начались такие приключения, которые семью никак не укрепляют. И доброжелателей вокруг оказалось немало. Звонили, наушничали, рассказывали. Я считаю, даже если у мужчины возникают какие-то желания, надо их реализовывать так, чтобы они не стали достоянием многих, а в первую очередь того, с кем ты не собираешься разводить мосты. Зайцев и в страшном сне не мог себе представить, что в какой-то момент я взбрыкну и не захочу больше тянуть семейную лямку. В спорте я ее тянула, не отвлекаясь и не особо задумываясь. Позже я тоже не сильно заморачивалась, поскольку мною двигало то, что я занималась интересным делом. Но наступил такой момент, когда я сказала, что всё, Боливар не выдержит двоих.

Мы расставались через суд, не все оказалось просто, но как-то хватило ума не оглашать наши скандалы. Да и желтой прессы тогда еще не существовало. Суда избежать мы не могли, раз есть общий ребенок. В течение нескольких месяцев я прилетала со сборов на суд, куда Зайцев, естественно, не являлся. Пару раз я оставляла своих ребят на Сережу Шахрая. Никто этого не знал. Я втихаря прилетала в Москву, потому что за то, что я уехала со сборов, мне могло здорово влететь. Сидела в суде, он не появлялся, суд переносился на другую дату. Только после очередного, по-моему, третьего раза, когда его привели, суд смог вынести решение. К тому времени у меня сложились серьезные отношения с бизнесменом Леонидом Миньковским и я уже была беременна Аленкой. Она родилась 30 января 1986 года.

Имущество мы в суде не делили. Я с Зайцевым села разбираться, рассказала, как я вижу ситуацию, и мы четко договорились. Грязи мы избежали, я ему сказала: «Я тебе отдаю дачу, она мне не нужна». Таких дур, как я, все же мало. Отдала обе машины и сказала, что помогу получить квартиру в кооперативе, и помогла, слово свое не нарушила. Половину мебели Саша увез на дачу, но потом вдруг еще потребовал бриллианты и начал ковры тащить из квартиры. Черт его знает, может, мне в этот момент было так хорошо, что я не сильно сопротивлялась. К тому же я понимала, что он обиженная сторона. Дача действительно мне никогда даром была не нужна. Шура пытался строить какие-то козни. Но гадости получились мелкие, скорее болезненные уколы.

Самый сложный для нас вопрос — это, конечно, сын Сашка, тогда еще совсем маленький. Он остался у меня, но Зайцев его, естественно, брал к себе. До тех пор, пока ребенок не стал мне объяснять, что я жидовская подстилка, а Миньковскому его жидовскую морду надо бить каждый день. Крал он у меня Сашку несколько раз, однажды доведя меня до истерики. Я тогда позвонила Петру Степановичу Богданову, кричу: «Зайцев увез Сашку на дина-мов-ские сборы!» Он говорит: «Ира, ну что ты хочешь, чтобы мы вызвали милицию и чтобы с ее помощью ребенка вернули? Какой толк из этого будет, кроме того, что ребенка заставим страдать?» Я тогда первый раз в жизни выла как зверь, металась по квартире и била посуду. Меня разлучили с сыном на два с половиной месяца. Сперва Зайцев его увез, потом я должна была уехать. Через два с половиной месяца мне вернули ребенка одетым точно так же, как перед отъездом, — в школьную форму. Он, конечно, бедный, трясся и ждал: что я сейчас с ним буду делать?

Однажды чем-то меня Шурик в очередной раз довел, и я, уходя, ему сказала: «Сиди в углу, пока я не вернусь». Уже и Зайцев его из этого угла пытался вытащить, и мама моя, и дед. Он сидел, рыдал и говорил: «Мама придет, будет еще хуже».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.