Глава 20 «Триумф воли»
Покончив с «Победой веры», Лени с облегчением укатила вместе с Прагером в Давос, где сняла небольшую квартиру. Неожиданно ей позвонили с киностудии «Терра-фильм», предложив возможность не только сыграть главную роль, но и стать режиссером в фильме «Долина». Проект очень заинтересовал Лени, и она снова вернулась в Берлин. Переговоры с «Терра-фильм» продвигались быстро. Ей предоставили широкие полномочия в принятии решений по художественным и организационным вопросам. Она не могла разорваться на два фильма, поэтому придумала особую схему. Киностудии «УФА» проект картины о всегерманском съезде тоже понравился, и вскоре фирма Лени подписала с ней договор на 300 тысяч марок. Теперь Лени вольна была нанять другого режиссера – Вальтера Руттмана – в качестве субагента, который бы и занимался съемками партийного съезда.
Довольная своей придумкой, Лени уехала по приглашению в Лондон, где прочитала лекции о своей работе в кино и путешествии в Гренландию. Руттман, тем временем, начал съемки в Германии.
Вернувшись из Англии, Лени направилась в Испанию на поиск сюжетов и местных актеров. Там она подыскала все декорации и объекты для съемок и стала ждать прибытия из Германии остальных своих сотрудников. А те все не ехали. Лени вся извелась и была на грани нервного срыва. Вскоре позвонил директор картины и сообщил, что начало съемок придется отложить на две недели. Лени, услышав эти слова, рухнула как подкошенная. Она так и знала, что что-то произойдет!
Очнулась она в Немецкой больнице Мадрида. Фильм, как и предполагалось, закрыли. Ах, что за напасть!
Лени пролежала в больнице две недели, и еще на месяц ей был предписан покой. В больнице ее навестил Руттман. Лени старалась не волноваться, но все же поинтересовалась ходом его работы:
– Ну как там продвигаются съемки?
– О, все отлично! Я доволен! И оператор у меня просто чудо!
– Когда планируешь закончить?
– Э, ну, я думаю, что когда ты вернешься, то уже смогу показать тебе большую часть.
Что-то в его голосе показалось Лени подозрительным. Она гнала от себя эти мысли, но они сверлили ее мозг непрестанно. Да и взгляд у него был какой-то беспокойный! Наверное, снова что-то не то!
Она вернулась из Испании в середине августа. Дома ее ждала куча неразобранной почты. Среди конвертов обнаружилось письмо из Коричневого дома. Заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс просил ее связаться с ним. Гитлер настаивал на том, чтобы фильм о съезде снимала сама Лени. Перед тем, как ехать к Гессу, Лени решилась посмотреть, что же успел снять Руттман, который к этому времени уже израсходовал треть всего бюджета – 100 тысяч рейхсмарок. То, что она увидела, повергло ее в ужас. Этого нельзя было никому показывать. Фюрер, меж тем, уже рвал и метал, что Лени до сих пор не начала подготовительные работы, ведь съезд должен был состояться уже через две недели.
Собравшись с духом, Лени позвонила Гессу и попросила устроить встречу с Гитлером. Только она могла убедить фюрера, что еще не все потеряно, и что она сможет все исправить. Он будет к ней благосклонен, она уверена!
Гитлер находился в Нюрнберге – там его и нашла Лени. Он инспектировал место будущего съезда. Увидев Лени, он приветствовал ее довольно дружелюбно:
– Товарищ по партии Гесс сказал, что вы поручили снимать фильм другому режиссеру. Могу вас заверить, что ваши опасения напрасны, в этот раз трудностей не будет.
– Да, мой фюрер. Я боялась не справиться с этим фильмом. Я даже сейчас не могу отличить СА от СС! Поэтому передала фильм Руттману. Он – прекрасный режиссер! Я снимала только художественные фильмы. Я…
– Это как раз то, что нам нужно, фройляйн Рифеншталь! – настойчивым тоном перебил Гитлер. – Нам не нужны хроники, нам нужен художественный фильм! Не заставляйте меня упрашивать вас! Вы ведь можете подарить мне шесть дней? Всего лишь шесть дней! Фройляйн Рифеншталь, вы можете справиться и справитесь с этой работой! – заявил он безапелляционным тоном.
– Хорошо, мой фюрер. Могу я просить вас о полной свободе действий? Или же доктор Геббельс будет давать мне указания? – решилась вставить Лени.
– Не волнуйтесь, партия не будет влиять на вашу работу.
– Могу ли я просить вас об одолжении, мой фюрер?
– Да, конечно.
– Я бы хотела после этого фильма снимать свои картины, а не заказные.
– Хорошо, фройляйн Рифеншталь! После фильма о Всегерманском съезде партии вы можете снимать такие картины, какие только вам заблагорассудится.
Лени могла выдохнуть с облегчением – она не только утрясла ситуацию, но и выторговала для себя свободу действий во время и после съемок. Теперь она подчинялась только фюреру. Вот и следующая ступенька на пути к нему преодолена! Теперь между ними никто не стоит, она стала его подругой. И стоит ей только сделать один шаг и…
27 ноября Лени приехала в Нюрнберг и через три дня приступила к работе. Киногруппа разрослась на этом съезде до 170 человек. Людям выделили отдельный дом, где Лени собирала всех по утрам и вечерам, чтобы обсудить предстоящие планы. Для получения особых спецэффектов Альберт Шпеер сконструировал крохотный подъемник к флагшток высотой в 38 метров, куда залезал оператор. Возле трибуны, с которой должен был произносить речь Гитлер, уложили рельсы, благодаря чему возникали новые, живые кадры. Кроме того, производились воздушные съемки с аэропланов и дирижабля. В картине были задействованы около тридцати операторов со студии «Тобис» и других студий. Сотрудники освоили даже съемку на роликовых коньках. Все работали очень слаженно и не покладая рук. Особых препятствий, как в прошлый раз, Лени не встретила. Вскоре съемка была закончена.
Самая трудная часть работы, как и прежде, теперь заключалась в монтаже. Было отснято 130 тысяч метров пленки, из которых планировалось использовать примерно 3 тысячи. На все про все у Лени было пять месяцев.
Она засела в монтажной и перестала кого-либо видеть. Ежедневно в 5 утра она вместе со своей помощницей ехала на копировальную фабрику и по двенадцать, а то и по шестнадцать, часов в день компоновала и склеивала кадры. Работа не прекращалась ни в выходные, ни в праздники.
Как-то в один из декабрьских дней к ней пришли.
– Вальди! Я же просила никого не принимать! – раздраженно закричала Лени.
– Я знаю Лени, но там пришли те, кого принять нужно… – попытался оправдаться Вальтер Траут.
– О, Боже! Кто там еще? – тревожно спросила она.
– Генерал фон Рейхенау.
– Хорошо, я жду, – обреченно произнесла Лени.
Осталось так мало времени, а нужно еще распыляться на визиты каких-то генералов. Интересно, что ему нужно?
– Фройляйн Рифеншталь! Как поживаете? Как продвигается работа?
– Спасибо, все замечательно, генерал.
– Я уверен, это будет грандиозный фильм!
– Да-да.
– Мы бы хотели взглянуть на кадры с вермахтом.
– О, с вермахтом? Да, но… Мне пришлось их не включать в фильм – съемки шли в дождь, поэтому не совсем получились…
На ее словах лицо генерала то бледнело, то багровело. Лени никак не могла понять, в чем же дело, в чем причина такой бурной реакции. Она замолчала. Рейхенау тоже молчал, ошеломленно глядя на нее:
– Но Вы же не можете убрать вермахт из фильма совсем! Как вы это себе представляете? В этом году вермахт впервые участвовал в партийном съезде!
Лени не знала, что ему сказать. Режиссером была она, фюрер обещал, что в ее работу никто не будет вмешиваться…Неуверенно она произнесла:
– Кадры получились совсем неважные, серые. Их нельзя включать в фильм…
– Можно взглянуть?
– Да, конечно.
Лени нашла среди рулонов пленки нужный фрагмент.
– Но они же великолепны! Чем же вы недовольны?! Не знаю… Эти кадры обязательно должны быть в фильме!
– Нет, генерал. Я не могу их вставить.
– Сожалею, тогда мне придется обратиться к фюреру, – с каменным лицом произнес генерал и ушел из просмотрового зала.
Лени, хотя и торжествовавшая, что одержала победу и отстояла свое режиссерское мнение, задумалась. Похоже, теперь у нее появятся новые враги. Это было совсем некстати.
Через несколько недель ей позвонил Брюкнер: Гитлер просил Лени приехать в Мюнхен в первый день Рождества. Ее будут ждать к чаю в четыре часа на вилле у Гесса.
Лени разволновалась. С фюрером она уже целый месяц не виделась. Что же он скажет? Она долго думала, что же одеть – Гитлер не любил ярко-накрашенных и вычурно одетых женщин. Так, возьму-ка я вот это платье… Да, вот это, светло-кремовое, отлично подойдет!
Лени доставили на виллу семейства Гесс в Мюнхен-Харлахинге. Она, как и всегда, немного опоздала – долго прихорашивалась перед зеркалом. Гитлер был уже здесь. Он был настроен доброжелательно. Лени была очень рада снова его видеть.
– Как ваша работа, фройляйн Рифеншталь?
– С каждым днем все интереснее, мой фюрер. Сейчас, например, занимаюсь проблемами монтажа. Даже не представляете, как трудно уместить вашу двухчасовую речь в две минуты! И еще, чтобы при этом не изменилось ее значение!
Гитлер понимающе кивнул. Помолчав, он немного нагнул голову и сказал:
– Я обещал вам полную свободу в съемках фильма о съезде партии…
Лени замерла в ожидании продолжения его слов.
– … и хочу сдержать это обещание, но, прежде всего, я бы хотел, чтобы у вас не было никаких неприятностей. Я бы хотел только попросить вас пойти на один-единственный компромисс…
Лени уже, кажется, начала понимать, в чем дело.
– Ко мне пришел генерал фон Рейхенау. Он очень жаловался на вас. Он требует, чтобы кадры с вермахтом вошли в фильм. Я поразмыслил над тем, как вам можно помочь в этой ситуации, и как, не меняя монтаж и не идя на творческие компромиссы, вставить в фильм всех заслуженных людей нашей партии. Предлагаю вам следующее: пусть все генералы и руководители партии придут в какую-нибудь студию, я тоже приду, мы встанем в ряд, а камера будет медленно двигаться – так можно будет кратко рассказать о заслугах каждого. Можно эти кадры вставить в начало…
Гитлер воодушевленно продолжал свой монолог, не глядя на Лени. Она же была на грани отчаяния. Ее фильм, ее задумку перечеркнуть вот так, одним махом?! Какие лица в начале?! В начале фильма должны быть облака! И крыши Нюрнберга! Она не будет вставлять эту пошлую банальщину – лица! На глазах у нее выступили слезы. Тут Гитлер заметил, что она все время молчит, и, наконец, посмотрел на нее:
– Бога ради, да что с вами? Успокойтесь! Это отличная идея…
– Нет, я не могу этого сделать! – не выдержала Лени и вскочила со стула. Она стояла в полнейшем возбуждении, раскрасневшаяся и со сверкающим от слез лицом.
В следующую секунду Гитлер рассвирепел. Он еще никогда на нее так не кричал:
– Вы упрямы, как ослица! Не хотите – оставьте все как есть!
Слезы у Лени потекли ручьем. Несколько секунд она лихорадочно соображала, как же теперь выкрутиться. Внезапно ее осенило:
– А что если в следующем году я сниму короткометражный фильм только о вермахте?
– Делайте, что хотите! – устало отмахнулся от нее фюрер и вышел из комнаты.
Лени снова почувствовала горький вкус своей маленькой победы. Не хватало еще портить отношения с ним! Это, в конце концов, просто опасно! Надо быть осторожнее! Он и так слишком добр к ней – она, например, до сих пор не состоит в партии… И потом, ее упрямство может, в конце концов, окончательно отвратить его от нее… Нет, так больше нельзя!
Лени вернулась к изматывающей работе в монтажной – теперь ей едва удавалось найти на сон 5-6 часов. Ассистентка переехала к ней домой для удобства. Лени так погрузилась в работу, что уже не могла объективно ее оценить. Получается ли фильм? Целыми днями она меняла местами кадры, вводила новые, вырезала, сокращала, удлиняла… Ее вскоре было трудно узнать – так она побледнела и похудела.
Все это время Лени думала, как бы загладить перед Гитлером вину за свою настырность. Последняя встреча вышла некрасивой. Ей хотелось встретиться с ним уже при других обстоятельствах. Она не желала, чтобы он помнил этот инцидент.
Лени договорилась встретиться со Свеном Нольданом, делавшим титры для фильма, в отеле «Кайзерхоф». Конечно же, там она непременно должна встретить фюрера. Да, вот и он! Он сидел вместе с несколькими мужчинами в вестибюле гостиницы и приветливо помахал ей рукой, подзывая к столику. Бессонные ночи и постоянная работа сделали свое дело – Лени выглядела изможденной и неухоженной. Фюрер внимательно поглядел на нее и сказал:
– Вы, слишком много работаете. Поберегите свое здоровье.
– Извините, пожалуйста, – смущенно пролепетала Лени.
Она была счастлива, что он рад ее видеть, что он заметил, как она много и усердно работает. Лени поняла, что он на нее совсем не сердится за выходку с кадрами вермахта. Значит, все не совсем еще потеряно!
* * *
После завершения монтажа необходимо было синхронизировать ролик. На эту работу отводилось два дня. И тут возникли трудности: марш войск никак не удавалось синхронизировать с музыкой, специально написанной для фильма композитором Гербертом Виндтом. Съемки велись разными операторами, которые снимали происходящее с разной скоростью – ведь камеры крутились вручную. Поэтому получалось, что на одних кадрах люди идут быстрее, на других – медленнее. Когда после многочасовых попыток ни дирижер, ни композитор не смогли записать музыку синхронно с кадрами, за дело взялась сама Лени. Она знала ролик наизусть, так что прекрасно понимала, где нужно дирижировать быстрее, а где медленнее – и тут ей все удалось.
До премьеры во Дворце киностудии УФА оставалось всего несколько часов, а работа в студии еще кипела. Такого еще никогда раньше не было. Фильм даже не проходил цензуру!
Лени не успела сходить к парикмахеру и надела вечернее платье прямо в монтажной. Она снова опоздала. Гитлер и все гости уже сидели в празднично украшенном кинозале. Наконец, все уселись, и свет погас. Лени так устала от всего за последние месяцы, что сидела с закрытыми глазами. Нет, она была уверена в себе и знала, что у нее все получится, но все же момент был очень ответственный… Немного все же было страшно: как примут фильм зрители, Гитлер? Неожиданно, то тут, то там стали раздаваться аплодисменты, а в конце картины они уже не стихали. Лени встала и раскланялась. Внезапно сбоку от нее выросла фигура фюрера с огромным букетом пушистой сирени. Она поблагодарила Гитлера одной из своих самых лучезарных улыбок, и вдруг перед глазами у нее все потемнело, и она на несколько секунд потеряла сознание. Ее тотчас же подхватили под локти. Да, ей нужен был отдых.
Дома она несколько раз забывалась в мечтах, вспоминая сияющую улыбку фюрера, то, как он склонился к ее руке, поцеловал, восторженные аплодисменты со всех сторон… Она посмотрела на букет сирени, стоящий в вазе на столе, и на нее накатила волна блаженства. Это был триумф ее воли.
Решив отдохнуть после напряженной работы, Лени отклонила пожелание студии УФА представлять фильм публике в городах Германии, посетив только Нюрнберг, и уехала в горы.