Картина вторая
Лесная поляна, за которой виднеются в лесу палатки полевого госпиталя. На краю сцены, рядом с искореженным осколком деревом, вход в штабную палатку; недалеко от входа — грубо сколоченный стол и скамейка.
На сцену выходит С в е т л а н а Ц а ц а. На рукаве у нее красная повязка дежурного по госпиталю, на боку противогаз. Она останавливается, достает из сумки противогаза зеркальце, смотрится в него, кокетливо поправляет выбившуюся из-под пилотки кудрявую прядь.
Ц а ц а. А вы, лейтенант Цаца, действительно «ничего себе»… Как сказал начсанарм. (Вздыхает.) Эх, если б так сказал Ступаков! (Задумалась.)
Мимо торопливо, почти бегом, спешит В е р а С т у п а к о в а. Увидев Цацу, замедляет шаг, отдает честь.
Куда ты, Верочка?
В е р а (останавливается). Володю Савинова ищу. Вы не видели?
Ц а ц а. Лейтенанта Савинова?
В е р а. Для кого лейтенант, а для меня он — Володя.
Ц а ц а. А ты знаешь, что его завтра выписывают? И твой Володя тю-тю!.. На передовую!
В е р а. Вот только сейчас узнала… Все это так неожиданно…
Ц а ц а (с любопытством). Неужели отпустишь одного?
В е р а. Он не хочет, чтоб я с ним в полк на передовую ехала. А отцу и говорить боюсь… Но я все равно убегу!
Ц а ц а. Умница, умница, Верочка! Такие парни, как Володя, в холостяках не засиживаются.
В е р а (глядя в сторону). Да я не только из-за Володи!.. Не могу больше сидеть под крылышком у отца. Или на передовую, или в другой госпиталь переведусь. Хватит!
Ц а ц а. Так в чем же дело?! Выходи замуж — и вдвоем с Володенькой в полк!
В е р а (тише). Володя тоже предлагает пожениться. А я боюсь отцу говорить. Он же горячий, вы знаете. Убьет!
Ц а ц а (улыбнувшись). Тоже мне, героиня! Передовой не боится, а перед отцом трусит! Девчонка ты еще совсем! Будь посмелее, посамостоятельнее!
В е р а. Мне все-таки жалко папу.
Ц а ц а. А себя тебе не жалко?! А Володю? А любовь свою? А меня?.. (Спохватилась.) Ты меня послушай!.. Я дело советую: поженитесь тайком, а потом отцу и скажешь.
В е р а. Как это — тайком?!
Ц а ц а. Очень просто! Делается это так… (Вдруг что-то замечает за сценой.) Воздух! Вон отец твой с Киреевой!.. (Хватает Веру за руку, и они убегают.)
На сцене появляются С т у п а к о в и майор медслужбы К и р е е в а с папкой в руках.
С т у п а к о в. Что ж, торжествует закономерность: слабый… уступает… сильному! Подполковник уступил генералу…
К и р е е в а. Любомиров в хирургии действительно звезда первой величины. В сравнении с ним, извините, мы с вами, да и не только мы, проигрываем. Это же счастье, что его к нам прислали.
С т у п а к о в. Он ваш бывший педагог, поэтому вы так судите. Но разве я не справляюсь на посту начальника госпиталя? Или вы — на посту ведущего хирурга?
К и р е е в а. Справляемся. (Усаживается за стол, раскрывает папку и рассматривает какие-то бумаги.) Особенно вы… Так поставили себя… (С иронией.) Прямо позавидуешь!
С т у п а к о в (не замечает иронии Киреевой). Я привык на все смотреть философски. (Прохаживается по сцене.) Я никогда не забываю, что жизнь — это большой спектакль, необозримая и бесконечная драма. В ней каждому из нас, как актеру на сцене, надобно превосходно, с полной отдачей сыграть ту роль, которую ему преподносит госпожа судьба, его величество случай.
К и р е е в а. Не знаю, Иван Алексеевич, насколько вы собирались (с нажимом) и г р а т ь роль главного хирурга армии, но роль начальника госпиталя я бы вам посоветовала играть перестать. Надо им просто быть.
С т у п а к о в. Нет, вы не правы… Если ты волей судьбы стал трубочистом, внуши всем, что ты самый лучший в мире, самый первый трубочист! Это старая притча. А притчи, как известно, плоды опытности всех народов и здравого смысла всех веков.
К и р е е в а (с усмешкой). А если ты стал генералом, значит, заботься, чтобы тебя обязательно считали талантливым полководцем…
С т у п а к о в. Только так! Не хватает таланта — притворись, что он у тебя есть!..
К и р е е в а. Но ведь притворство — это, извините, ложь, очковтирательство.
С т у п а к о в. А вам известно такое понятие, как святая ложь, ложь во имя человека?.. Ну, представьте себе, Анна Ильинична, что мы… попали во вражеское кольцо. Никто не знает, где выход. Я генерал, но и я не знаю. И вдруг заявляю: я знаю где! Всем — за мной!.. И представьте себе, мы выходим из окружения…
К и р е е в а. А если не выходим?
С т у п а к о в. Может случиться и такое. Но зато я подал людям надежду. Надежда, как известно, питает мужество, побуждает к действию. Мужество и деятельность превращаются в силу, и рождается хоть какая-то, небольшая, призрачная, но все-таки гарантия успеха. Согласитесь, это лучше, чем ничего!
К и р е е в а (размышляет). Интересно, интересно… Извините, Иван Алексеевич, но я по праву женщины. Вот вы хороший хирург… (Лукаво.) Не выдающийся, конечно, как Вишневский или Любомиров, но все же хороший. (Он кивает головой в знак благодарности.) Скажите, вы, как начальник госпиталя, как руководитель коллектива, о чем вы больше заботитесь — о том, чтобы лучше всматриваться в души людей или чтобы самому эффектнее выглядеть в их глазах?
С т у п а к о в (с усмешкой). Анна Ильинична, не добавляйте в молоко уксус! Я знаю, что вы всегда мыслите оригинально…
К и р е е в а. Но оригинальность не всегда превосходство.
С т у п а к о в (обрадованно). Это что? Самокритика?
К и р е е в а. Нет. (Посмеивается.) Я просто ощутила опасность быть правой в тех вопросах, в которых не право мое начальство.
С т у п а к о в (вынужденно хохочет). Не зазорно быть покорным. (Заглядывает ей в глаза.) У вас очень меняется лицо, когда вы язвите! Не замечали?
К и р е е в а. Человеческое лицо — самая занимательная поверхность на земном шаре.
С т у п а к о в (весело). Ну и ну… С вами спорить — все равно что на минном поле собирать грибы. Как в той поговорке: ешь мед, да берегись жала…
Торопливо входит лейтенант медслужбы С в е т л а н а Ц а ц а.
Ц а ц а (прикладывает руку к пилотке). Товарищ подполковник… (Кокетливо.) Вас просят к телефону.
С т у п а к о в (сердито). Не начальник санотдела?
Ц а ц а. Нет… Начальник… банно-прачечного отряда.
Ступаков досадливо морщится и уходит.
(С наивностью смотрит на Кирееву.) Анна Ильинична, а вот правду говорят, что если у вдовца взрослая дочь, то он не может жениться, пока дочь замуж не выйдет?
К и р е е в а. Не знаю, Света. Не слышала такого. А к чему это вы?
Ц а ц а. Да так… Интересуюсь народными обычаями. В дневник записываю.
К и р е е в а (насмешливо). В таком случае не забудьте записать в дневник, что нельзя во время операции со стерильными руками пикировать под стол.
Ц а ц а (обиженно). А я что, виновата? Бомбы как засвистели!.. Я и сама не помню, как под столом очутилась.
К и р е е в а (встает, направляясь в палатку). Бомбы, Света, за километр упали. За километр. А операцию пришлось прервать, пока ты руки мыла.
Ц а ц а (останавливает ее). Ой, Анна Ильинична! Я и позабыла. Совсем! Вас же там ищут.
К и р е е в а. Кто?
Ц а ц а. Да разведчик этот… Лейтенант с орденами.
К и р е е в а. Савинов, что ли?
Ц а ц а. Ага, Савинов… (Таинственно.) Я что вам сказать-то хотела: он ведь влюбился…
К и р е е в а. В вас?
Ц а ц а. Да что вы?
К и р е е в а. Но не в меня же!
Ц а ц а. В Веру, в дочку начальника госпиталя.
К и р е е в а. Ну а я здесь при чем?!
Ц а ц а. Вы должны им помочь обвенчаться.
К и р е е в а (поражена). Я хирург, а не священник! Это во-первых, а во-вторых, какое венчанье, какая свадьба на фронте?!
Ц а ц а. Скоро конец войны. Многие женятся. А не помочь влюбленным грешно! Бесчеловечно!.. Помогите, а то Володю уже выписывают в полк.
К и р е е в а. Ну, чем помочь? Как?
На сцену выходит лейтенант С а в и н о в. Киреева и Цаца его не замечают.
Ц а ц а. Надо уговорить Ступакова. Мозги ему проветрить! Только вы это сможете.
К и р е е в а. Ну нет, увольте меня от этой миссии! Увольте! (Уходит в палатку.)
Ц а ц а. Анна Ильинична, миленькая! Я вам еще не все сказала! (Спешит в палатку вслед за Киреевой.)
С а в и н о в (один.) Ох, Вера, Вера… Что же ты со мной делаешь? Гибнет от любви боевой разведчик Володя Савинов на виду у всего фронта!.. Но как это, черт возьми, прекрасно!.. Я даже маме написал об этом — своей дорогой Марине Гордеевне. (Кружится.) Вера… Верочка… Какого цвета у вас глаза?.. Ласково-голубого… Олух! (Останавливается, хватается за голову.) До чего я дошел?! (Издевается над собой.) Какого цвета ее голос?.. Нежно-лунного… А какого цвета наша любовь?.. Идиот! Ведь с ума схожу!.. Боже мой!.. Все! Пропал!.. Растаял, как снежинка на ладони!
Вбегает В е р а. Увидев Володю, кидается к нему.
В е р а. Володя… У меня отчего-то сердце болит. И такой холодок в груди иногда… Будто я летаю высоко-высоко! В небе. И боюсь упасть, разбиться.
С а в и н о в. И я во сне часто летаю.
В е р а. Нет, это другое, совсем другое. (Тише.) А меня во сне видишь?.. Ну, хоть раз видел?
С а в и н о в. Знаешь, Веруша, вот как мы познакомились с тобой, так мне все время кажется, что я во сне. В каком-то нереальном, дивном сне. И страшно проснуться: вдруг ты исчезнешь?
В е р а. Нет, уж лучше ты просыпайся. Я теперь никуда от тебя не денусь… Никуда.
Целуются.
И с тобой теперь ничего не случится… Я буду всегда рядом… Да, а кто из нас все-таки поговорит с Анной Ильиничной?
С а в и н о в (шутливо-строго). По-моему, это уже ни к чему.
В е р а. Как это ни к чему? И с отцом моим поговорить, а по-военному согласовать надо… Да, а как же твоя мама? Она меня примет?
С а в и н о в. Моя милая Марина Гордеевна уже любит тебя, как и меня. Я ей целую поэму о тебе написал. В стихах.
В е р а. Прочитал бы…
С а в и н о в. Прочитаю как-нибудь. А что касается Анны Ильиничны, то, по-моему, мы опоздали. (С улыбкой кивает на палатку.) Там Светлана Святозаровна, кажется, уже ведет разведку боем.
В е р а (обрадованно). Правда?! Сегодня, пожалуй, самый подходящий день для свадьбы!.. На фронте затишье. Ни одна машина с ранеными не приходила. А палаточные все обработаны.
С а в и н о в. Самый момент прокричать «горько!». Только боюсь, укокошит меня твой отец. (Со смешком.) И вместо свадьбы будут похороны.
В е р а. Боюсь, боюсь… А еще разведчик, герой!.. (Притрагивается к груди Володи, где прикреплены орден Красного Знамени, медаль «За отвагу» и гвардейский значок.) В тыл к немцам ходить не боялся. Эх, если б я родилась мальчишкой!..
С а в и н о в (шутливо). Нет уж, нет. Не надо! Мальчишек и без тебя хватает. А вот такую девушку я встретил впервые и, кажется, голову потерял.
В е р а. Так тебе и надо, не шляйся по госпиталям!
С а в и н о в. Я в первый раз.
В е р а. Что в первый?! Голову потерял?
С а в и н о в. Нет, в госпиталь попал.
В е р а (кокетливо). А голову, значит, не первый?
С а в и н о в. Видишь же: на месте голова. (Что-то достает из кармана.) Смотри, что я сохранил… Это осколок из моего плеча… Я вот все о чем думаю: где-то в Германии на заводе отливали снаряд, потом везли его на восток… заряжали в пушку… стреляли… Осколок снаряда попал в меня… Я чудом остался жив, но… он привел меня к тебе. (Прячет в карман.) Будем хранить его.
В е р а. Не надо! (Обнимает Володю.) С таким трудом мы спасли тебя. Он так глубоко сидел… Надежды не было… Если бы не Киреева, не ее золотые руки…
С а в и н о в. И твои золотые руки. (Целует Вере руку.) Как они тут нужны.
В е р а (решительно). Нет, нет! Я все равно убегу на передовую!
С а в и н о в (тревожно). Вера, не вздумай! Я говорю серьезно… Скоро наступление. Тяжелые бои… Ты должна ждать меня здесь.
В е р а. Ну, конечно! Они готовятся к наступлению, а я, молодая, здоровущая, и торчи в тридцати километрах от фронта! Ну почему, почему я не могу быть вместе с тобой?!
С а в и н о в. Перестань!.. Ты как маленькая… Как романтичная девчонка. На передовой запросто убить могут!
В е р а. Будто тут не могут! Нас то и дело бомбят…
С а в и н о в. Ну и часто погибают?
В е р а. Случается. Ты же сам видел, как на прошлой неделе двоих наших схоронили.
С а в и н о в. Случается, Вера, и дуб ломается. А там… (Махнул рукой.)
В е р а. Извини, конечно, но думаю, что я знаю о войне побольше, чем ты. Я каждый день такое вижу… Смертные муки и смерть… И трупы таскаю… (Помолчала.) С тех пор как все наши — и мама, и брат, и бабушка — погибли в блокаде, я поклялась, что буду, буду на передовой… А сама торчу тут, возле отца.
С а в и н о в. Вера, сейчас не надо об этом!.. Лучше иди поговори с отцом о нас. А я поговорю с Анной Ильиничной.
В е р а. Ишь какой хитрый! Отец меня и слушать не станет. Сам иди к нему. А я пока отпрошусь у Анны Ильиничны с дежурства! (Хочет уйти.)
С а в и н о в (в нерешительности). А может, нам лучше вдвоем явиться перед его грозные очи?
В е р а (решительно). Эх ты! Ладно, сперва я одна с ним поговорю. Но ты сейчас же выпишись из госпиталя. Понял?.. Получи в штабе свои документы.
С а в и н о в. Понял! Чтоб подполковник Ступаков уже не имел надо мной власти? И не упек в штрафную роту?
В е р а. Умница… Вам пятерка, Савинов. А теперь идите.
С а в и н о в. Слушаюсь! (Обнимает и целует Веру.)
Из палатки выходят К и р е е в а и Ц а ц а. Они видят целующихся Веру и Савинова; Киреева отворачивается.
К и р е е в а (к Цаце). Я все поняла.
Савинов отрывается от Веры и убегает.
Продолжайте выполнять обязанности дежурного по госпиталю.
Ц а ц а. Слушаюсь! (Кидает многозначительный взгляд на Веру и уходит.)
В е р а (смущенно). Товарищ майор медицинской службы, разрешите обратиться?
К и р е е в а. А-а, новоявленная Дульцинея! Обращайся. (Садится на скамейку, оглядывается.) День-то сегодня какой тихий. На удивление. Даже сиренью пахнет.
В е р а. Точно, Анна Ильинична, пахнет… И с передовой ни одной машины нет…
К и р е е в а. Все ясно! И ты просишь, чтобы я освободила тебя от дежурства?
В е р а. Ага. (Обрадованно.) А как вы догадались?
К и р е е в а. По твоему серьезному, глубокомысленному выражению лица. (Смотрит строго, вопрошающе.) Ты давно любишь этого лейтенанта?
В е р а. Мне стыдно, Анна Ильинична!.. Но на войне день засчитывается за три.
К и р е е в а (вздыхает). Нет, любить никогда не стыдно. (Помолчав). Если, конечно, это действительно любовь.
В е р а (взволнованно). Действительно, Анна Ильинична! Знаете, как люблю!.. Ну вот… будто все вокруг совсем другим стало! И этот день, и лес… И люди совсем другие!.. И я другая!.. Ну… не знаю, как сказать. А он, Володя, такой славный!..
К и р е е в а. Какой?
В е р а. Ну, характер у него славный.
К и р е е в а (насмешливо). Характер… Девушки ни о чем так поверхностно не судят, как о характере своих женихов… А он-то тебя искренне любит?
В е р а. Ой, знаете, как любит!
К и р е е в а (смеется). Откуда же мне знать? Только имей в виду, если слишком умно говорит о любви, тогда еще не очень влюблен… Вот когда языка лишится… (Взмахнув рукой.) Ну, ладно, Дульцинея, освобождаю тебя от дежурства, а остальное уволь — не в моей власти.
В е р а (чмокает Кирееву в щеку). Спасибо, спасибо, Анна Ильинична! (Убегая.) Пойду скажу Володе.
К и р е е в а (смотрит вслед). Милая, славная девушка… Да пусть будет у тебя счастье…
Появляется С т у п а к о в.
С т у п а к о в. Ну, что вы, Анна Ильинична, скажете на такое: начальник банно-прачечного отряда спрашивает, нельзя ли сделать аборт его кастелянше на седьмом месяце беременности. По-моему, он сумасшедший! Я ему так и сказал: вы с ума спятили… А кто это так помчался?
К и р е е в а. Дочь ваша, Иван Алексеевич.
С т у п а к о в. Случилось что? (Берет со стола газету.)
К и р е е в а. Думаю, да. Случилось.
С т у п а к о в (разворачивает газету). А именно?
К и р е е в а. А именно — влюбилась.
С т у п а к о в. Серьезно?
К и р е е в а. Да, кажется, очень серьезно.
С т у п а к о в (не отрываясь от газеты). Прекрасно, прекрасно. В ее возрасте любовь — это песнь души. А душа, так сказать, куется в страстях и сомненьях… Важно только, чтоб чувство не ослепляло разум и объект был достойным.
К и р е е в а. Объект, как вы изволили выразиться, — прославленный разведчик. Может, приметили в команде выздоравливающих лейтенанта с орденом и медалью? Если нет — надо познакомиться. Хороший зять будет.
С т у п а к о в (испуганно отрывается от газеты). Что?! Как это зять?! Вы что? Все это серьезно?.. Нет, нельзя так шутить над отцом, у которого одна дочь и больше никого…
К и р е е в а (закуривает). Вы слепец, Иван Алексеевич. Дочь ваша светится от счастья как солнышко!
С т у п а к о в. Да вы шутите! Но… но она мне ни слова…
К и р е е в а. Истинное чувство всегда безмолвно.
С т у п а к о в (взволнованно). Какое может быть чувство? Война, кругом кровь льется!.. Сколько кладбищ уже оставил за собой наш госпиталь, да и каждый медсанбат.
К и р е е в а. Конечно, война не лучшая пора для любви. Но и она тут не властна.
С т у п а к о в (нервно ходит по сцене). Она же еще девчонка! Откуда вдруг все это? Здесь какая-то…
К и р е е в а. Родители последними замечают, когда их чада далеко уходят за порог детства.
С т у п а к о в. Нет, Анна Ильинична, ваши очки мне не по глазам. Все это пустое. Дочь у меня одна. И я в ответе за ее судьбу хотя бы перед памятью покойной жены.
К и р е е в а. Извините, Иван Алексеевич. Считайте, что я вам тут не советчица…
С т у п а к о в. А жаль… Я хотел бы…
К и р е е в а. Разрешите идти на обход?
С т у п а к о в. Что ж, идите, пора.
Киреева уходит.
(Сидит молча, затем раздраженно.) Любовь. Чувства. Зять… Черт знает что! (Барабанит пальцами по столу.) Зять хочет взять. Тесть любит честь… Тьфу!
Появляется В е р а, испытующе смотрит на отца. Тот поднимает голову.
В е р а (с робостью подходит к столу). Пап, я что-то хотела тебе сказать…
С т у п а к о в (строго). Я уже в курсе… Последним узнал. Но все-таки узнал. Прослышал, так сказать… (Встает, выходит из-за стола.) Что ж ты молчала? Я понимаю: молчание — золото. Но слово все-таки тоже благородный металл — серебро. Особенно в подобном случае.
В е р а. Пап, отнесись к этому серьезно.
С т у п а к о в (с притворством). А как же иначе?.. Когда речь идет о важных делах, я — воплощение серьезности.
В е р а. Пап… Мы с Володей… любим друг друга и решили…
С т у п а к о в. Ах, уже «мы», уже «решили»!.. Так зачем же тебе мое отношение? Когда умерла в блокаду твоя мама, я чудом разыскал тебя! Ты это знаешь. И знаешь, что, кроме тебя, у меня никого нет на всем белом свете! Я и на фронт взял тебя, чтоб ты не погибла в тылу от голода или чтоб с тобой не приключилось еще что-нибудь ужасное.
В е р а. Пап, ну я же вполне самостоятельная.
С т у п а к о в (в том же тоне). И если хочешь знать — ради тебя я проявляю излишнюю осмотрительность, стараюсь держать госпиталь подальше от передовой… А ты… ты недавно увидела человека… и уже готова на все… готова забыть об отце…
В е р а. Я не собираюсь о тебе забывать… А Володя лечился у нас полтора месяца…
С т у п а к о в. Полтора месяца? Как много?!
В е р а. В условиях фронта вполне достаточно.
С т у п а к о в. Для чего достаточно?
В е р а. Чтобы полюбить и узнать человека.
С т у п а к о в. Может, вначале узнать, а потом полюбить?
В е р а. Да, я так и хотела сказать.
С т у п а к о в. А может, еще надо удостовериться, что это и есть любовь?
В е р а. Он очень хороший, ты сам увидишь.
С т у п а к о в. Хороший?..
В е р а. И храбрый! И очень умный!
С т у п а к о в. Очень умный?.. Если он умный, так пусть оставит тебя в покое! Ему в полк! Тебе — за работу!
Появляется В о л о д я, издали прислушивается к разговору.
И не забывай. Тебе только девятнадцать! Впереди ждет тебя еще не одна увлеченность!.. И каждая будет казаться любовью.
В е р а. Пап, как ты можешь?!
С т у п а к о в. Запомни: парней много, а отец у тебя один! (В сердцах.) А если завтра его убьют?! Ты об этом подумала?
В е р а (испуганно). Не смей так говорить… Мы с ним уже… решили… пожениться!
С т у п а к о в (поражен). Что? Уже и свадьба? Ах, вот оно как! (Суматошно расстегивает ремень.) Я доведу тебя до ума!
В е р а. Пап, ты не прав! Ты сто раз не прав.
С т у п а к о в (снимает с ремня кобуру с пистолетом и сует ее в карман). Чем более не правы люди, имеющие власть, тем менее следует им говорить о том, что они не правы… И пока ты моя дочь…
В е р а. Папочка, ты не посмеешь!.. Я не маленькая!
С т у п а к о в. Ты моя дочь!.. И коль ты не понимаешь слов… я обязан исполнить свой родительский долг… (Замахивается на Веру ремнем.)
Володя подбегает к Ступакову и ловким движением отнимает и отшвыривает ремень.
С а в и н о в. Я не позволю!.. Не имеете права!
С т у п а к о в (в ярости). Что?! Нападение лейтенанта на подполковника?! Арестовать!.. Дежурный по госпиталю, ко мне!..
В е р а. Папа!.. Папочка!.. Родненький!.. Успокойся…
С т у п а к о в. В военный трибунал!.. Дежурный!
Вбегает лейтенант медслужбы С в е т л а н а Ц а ц а.
Ц а ц а. Товарищ подполковник! Дежурная по госпиталю лейтенант Цаца по вашему вызову!..
С т у п а к о в (указывает на Савинова). Арестовать! Составить протокол дознания за нападение на старшего офицера!
Ц а ц а (к Савинову). Лейтенант Савинов, вы арестованы!
С т у п а к о в. Можете считать, что он уже разжалован из лейтенантов! И принесите мне его документы!
В е р а. Папа, разве мы на тебя нападали?! (Плачет.)
Ц а ц а (с притворной серьезностью). Товарищ подполковник, я обязана записать в протокол дознания побудительные причины нападения… И указать фамилии свидетелей. (К Вере.) Вы будете свидетельствовать?
В е р а. Ничего я не буду! Володя защищал меня.
С т у п а к о в (остывая, поднимает ремень и подпоясывается). Теперь я вижу, какой он «умный» и «храбрый».
Ц а ц а. Ничего, трибунал разберется! (К Ступакову, с лукавством.) Так какие будут указания, товарищ подполковник?
С т у п а к о в. А ну вас всех к дьяволу! (К Вере.) Сейчас же на дежурство!.. Сами заварили кашу, сами расхлебывайте! (Уходит.)
Ц а ц а (к Вере и Савинову). Ну, что же вы?! Расхлебывайте!.. Зачем теряете время? (К Савинову.) Документы успел получить?
С а в и н о в утвердительно кивает и притрагивается рукой к карману гимнастерки; вопросительно смотрит на Веру, затем на Цацу.
Ц а ц а (оглядываясь). Там сейчас санитарный автобус отправляется в сторону передовой. Я скажу, чтоб обождал! (Убегает.)
С а в и н о в (взволнованно). Она права! В полк! Немедленно! За дезертирство на передовую судить тебя не будут! В мой полк!
В е р а. Вдвоем? В твой гвардейский?
С а в и н о в. Вдвоем! В гвардейский!
Вбегает Ц а ц а.
Ц а ц а. Автобус за шлагбаумом! Я предупредила!
В е р а. Володя… А меня не вытурят оттуда?
Ц а ц а. Не вытурят! Да бегите же!
Вера на прощанье порывисто обнимает Цацу.
С а в и н о в. Кто посмеет прогнать из полка жену гвардии лейтенанта Савинова?!
Занавес