Картина четвертая
В палатке Ступакова. На парусиновой стенке висит топографическая карта. Стол с бумагами и телефоном. Железная койка, тумбочка с графином, ящик-сейф.
С т у п а к о в, заложив руки за спину, нервно прохаживается по палатке. Остановившись у карты, водит по ней карандашом. Раздается телефонный звонок. Берет трубку.
С т у п а к о в. У аппарата… Кто?.. Простите, это какой Михайлов?.. А-а, как же, помню… Гора с горой не сходится… Михайлов, Михайлов… Я видел на дороге указатель «Хозяйство Михайлова». И в голову не пришло, что это именно ваш санбат… Пожалуйста, коль смогу… (Слушает.) Хах-ха… Раз аптека взлетела на воздух, значит, теперь у вас воздух целебный!.. (Холодно.) Понимаю, что не до шуток. Но извините, дорогой, у меня медикаменты по нормам, в обрез… Вот именно, даже на полдня заимообразно не могу… Мы ведь тоже под бомбами… Что поделаешь… Пожалуйста. (Кладет трубку.)
За входом в палатку слышится голос Киреевой: «Можно войти?»
Войдите!
Входит К и р е е в а.
Ну, удалось что-нибудь выяснить?
К и р е е в а. Светлана Цаца доказывает, что Савинов отбыл в запасной полк. А мне думается, что он на передовой, в своей седьмой гвардейской.
С т у п а к о в. Почему вы так полагаете?
К и р е е в а. Характер у него такой. Да и у дочери вашей, извините, тоже.
С т у п а к о в. Но я же там был! Облазил всю передовую, все медпункты. Неужели ехать опять?
К и р е е в а. Несерьезно и неблагородно… Силой вы ее не вернете! Натура у нее не такая.
С т у п а к о в. Ничего, привезу силой! И натуру ее приведем в порядок.
К и р е е в а. Лучше согласитесь на ее замужество. Письмо напишите. Пусть приедут вдвоем да хоть по-человечески фронтовую свадьбу сыграем. Ведь ребята-то какие!
С т у п а к о в. Неужели она стала его женой? Не уберег!.. Дите ж еще!
К и р е е в а. В ее возрасте я уже была мамой.
С т у п а к о в. Моя дочь — пе-пе-же. Ужас!
К и р е е в а. Странный вы человек, Иван Алексеевич.
С т у п а к о в. Пусть бы лучше конец света, чем такое падение! Какой позор на мою голову!
К и р е е в а. А если это любовь! Чистая и светлая! Это же их счастье. И мы не имеем права посягать на него!
С т у п а к о в (примирительно). Ну хорошо. Письмо ей я уже написал. А дальше что? Куда посылать?
К и р е е в а. Пошлите с письмом в седьмую… Ну, хотя бы Светлану Цацу! Она, если ей строго приказать, разыщет их!..
С т у п а к о в. Верно. Позовите-ка Цацу, прошу вас.
К и р е е в а. Сейчас. (Уходит.)
С т у п а к о в (делает несколько шагов по палатке). Не гнись, не гнись, Ступаков! Все в жизни поправимо, кроме смерти. Что же я ей там написал? (Подходит к столу, садится, читает написанное.) «…Сразила ты меня наповал… Сердце не выдержало… Лежу. Если не хочешь потерять отца, немедленно возвращайся. (Дописывает и говорит вслух.) И привози этого своего бандита. Раз все так случилось, будем справлять свадьбу». (Заклеивает письмо в конверт.)
Входит лейтенант С в е т л а н а Ц а ц а.
Ц а ц а. Лейтенант Цаца по вашему вызову!..
С т у п а к о в. Светлана Святозаровна, к вам огромнейшая просьба… Личная… Понимаете, личная…
Ц а ц а. Личная?.. Личную — с превеликим удовольствием, Иван Алексеевич!
С т у п а к о в. Берите машину и езжайте в седьмую гвардейскую… Где-то там Вера. Я знаю. Найдите и вручите это письмо. (Подает конверт.) И привезите. Живую или мертвую привезите!
Ц а ц а. Зачем же мертвую? Так не шутят… Но я знаю: она не согласится.
С т у п а к о в. Согласится. Тут все написано! И скажите, что я серьезно заболел… Я действительно плохо себя чувствую.
Ц а ц а (с притворным испугом). У вас нездоровый вид! (Решительно подходит к Ступакову, прикладывает ладонь к его лбу.) Очень нездоровый! И температура!.. (Обнимает за плечи, прижимается губами ко лбу.)
С т у п а к о в. Что вы?! Светлана Святозаровна!
Ц а ц а. Мне в детстве мама всегда так температуру мерила.
С т у п а к о в. Я же не ребенок!
Ц а ц а. Вы хуже ребенка… Вы, мужчины, как дети, беспомощны и безвольны. Вам даже тут, на войне, нужна женская забота и ласка. (Осторожно обнимает Ступакова за плечи.) Давайте я вас уложу.
С т у п а к о в. Не буду я ложиться! Я здоров! (Встает.)
Ц а ц а (поворачивает его к себе лицом). А температура?.. Может, я ошиблась?.. А ну… (Обнимает за шею, тянется губами будто ко лбу, но целует в губы.)
Ступаков пытается вырваться из ее объятий, но тщетно.
В палатку заходит медсестра С е р а ф и м а. Увидев обнявшихся, зажимает рукой рот, чтобы сдержать вскрик, и выбегает.
С т у п а к о в (вырвался из рук Светланы). Что это значит, черт вас возьми?! Что за ерунда?!
Ц а ц а. Я думала — температура… А вы… холодны, как снеговик.
С т у п а к о в. Я спрашиваю, что это за шуточки?!
Ц а ц а. Шуточки?.. Ничего себе шуточки!.. От таких шуточек (тихо) дети бывают.
С т у п а к о в. Что вы болтаете, лейтенант Цаца?! Как вам не стыдно?!
Ц а ц а. А что здесь стыдного?.. Я уезжаю на передовую, где, между прочим, стреляют… Буду искать там вашу дочь… Может, меня убьют… Вот и поцеловала. Вдруг мы последний раз видимся с вами.
С т у п а к о в (уже мягче). Светлана Святозаровна, что за глупости? Будем благоразумны.
Ц а ц а. Могли бы на прощанье и Светой назвать.
С т у п а к о в. Ничего не понимаю… Может, я действительно в бреду?..
Слышится голос Серафимы: «Светлана Святозаровна!..»
С е р а ф и м а заглядывает в палатку, лукаво смотрит на Светлану и Ступакова. Так как же с этими машинами?
Ц а ц а (вдруг вспомнив). Ой товарищ подполковник! Там пришли две машины с ранеными!.. Начальник сортировки спрашивает, как с ними быть.
С т у п а к о в (удивлен). Что значит «как быть»? Как всегда — в сортировку. Затем раненых в обработку.
С е р а ф и м а. Но раненые прямо с передовой. Почему-то медсанбат переправил их к нам без обработки.
С т у п а к о в. Вот так новость! Почему без обработки? Стоим в обороне, и такое нарушение инструкции! А если в машинах окажутся безнадежно отяжелевшие? Значит, повышение смертности в моем госпитале? И лучшие показатели отдавай, Ступаков, дяде?..
Ц а ц а. Выходит, что так. Берем чужие грехи на свою душу.
С т у п а к о в. Какой же это медсанбат позволяет себе такое безобразие?
Ц а ц а. Седьмой гвардейской дивизии. Михайлова.
С т у п а к о в. Михайлова?.. Опять этот Михайлов! У другого соринку в глазу видит, а сам… И я еще буду виноват, если заверну машины. (Задумался.) А представитель медсанбата сопровождает машины? Хоть объяснил бы, в чем там у них дело.
Ц а ц а. Нет. Представителя с ними нет.
С т у п а к о в. Нет? А машины уже на территории госпиталя?
С е р а ф и м а. Стоят за шлагбаумом.
С т у п а к о в (раздумывает, качает головой). Ха! Опять Михайлов скажет, что у Ступакова сердце не на месте.
Ц а ц а (поражена). А где ж ваше сердце?
С т у п а к о в. Оно у меня, по Михайлову, под пряжкой ремня! Ясно?
Ц а ц а (смотрит на Ступакова с испугом). Ну, вот видите! Я же говорила, что вы нездоровы.
С т у п а к о в (строго). Инструкция есть инструкция. И на фронте должен быть хоть элементарный порядок. Все!.. Машины не принимать! Идите!
Пожав плечами, Цаца подталкивает из палатки Серафиму. Они уходят. Ступаков продолжает шагать вдоль стола.
По его определению, я «собиратель жучков», и я же прими раненых не только без обработки, но и без объяснения причин… Шалишь, товарищ Михайлов! Ах да! Тебя бомбили!.. А ты что хотел, чтоб тебя одеколончиком поливали? На то и война!.. Ступаков может прощать обиды. Но оскорбления… никогда!.. Придумал же: сердце под пряжкой ремня!.. Понабирались там, в своей медицинской академии, притчей от Любомирова… И Анна Ильинична… Ну, ничего. Ступаков тоже не лыком шит. Мал барабанщик, да громок, мал золотник, да дорог!.. (Притрагивается рукой к губам.) Вот холера!.. Что все это значит?
Входит К и р е е в а с папкой в руках.
К и р е е в а. Извините, товарищ начальник, опять я. Есть новости.
С т у п а к о в. От Веры?!
К и р е е в а. Нет. Приказ о медико-санитарном обеспечении наступления. (Открывает папку.)
С т у п а к о в (угрюмо). Читайте. Исполнение приказов — суть нашей жизни на войне.
К и р е е в а. Тут надо с картой читать. Приказ о создании головного полевого эвакопункта. Наш госпиталь включается в его систему.
С т у п а к о в. Вот как?! Успел-таки Любомиров!
К и р е е в а. Я только суть. (Читает.) «Подполковнику Ступакову И. А. скомплектовать и возглавить подвижной хирургический отряд и вместе с госпиталем быть готовым к передислокации в район тылов тридцатого полка седьмой гвардейской стрелковой дивизии…»
С т у п а к о в (хмуро). Понятно. Все ясно.
К и р е е в а (с любопытством наблюдает за Ступаковым). Какие будут указания?
С т у п а к о в. Ну что ж… Приказ есть приказ.
З а т е м н е н и е.
Декорация первой картины. В кабинете Крикунова прибавилась еще одна солдатская кровать, аккуратно застланная серым одеялом.
У стола, на котором кипит самовар, сидят за чаем Л ю б о м и р о в и К р и к у н о в.
Л ю б о м и р о в. Мало о полковых медиках пишут наши фронтовые газеты. Солдат должен знать и верить: для его спасения наготове армия медицинских работников и целый арсенал медицинских средств. Это тоже важный моральный фактор.
К р и к у н о в. Пописывают больше о красивых санитарках да молодых врачихах.
Л ю б о м и р о в. И это надо. Надо, чтоб и об этой девушке написали. И орденом наградить ее надо! В одном бою вытащить столько раненых нешуточное дело! Все умоляла, дурочка: «Отвезите к отцу…» Еще бы чуть-чуть промедлили, и никто бы не спас.
К р и к у н о в. Всякое я видел на фронте, но чтобы такую операцию, как вы… вот так, на поляне, в лесу…
Л ю б о м и р о в. Сегодня, с вашего позволения, я съезжу в госпиталь к Ступакову. Посмотрю, как она себя чувствует, подскажу кое-что Ступакову… Интересно, как он встретит меня после того жесткого разговора?
К р и к у н о в. Ступаков воспитан, вежлив. Есть выдержка.
Л ю б о м и р о в. Вежливость отличается от доброты как позолота от золота.
Раздается телефонный звонок. Крикунов встает, берет трубку.
К р и к у н о в. Слушаю!.. Крикунов у телефона!.. (Закрывает рукой трубку, обращается к Любомирову.) Из санитарного управления фронта… (Опять в трубку.) Нет, нет! Мы все-таки остановились на системе головного эвакопункта!.. Виноват… Признаю… Я же нейрохирург, а не штабист!.. Буду только благодарен! Готов хоть сейчас передать!.. Что Ступаков?.. Алло! Алло!.. (Кладет трубку.) Что-то о Ступакове начал говорить, и обрыв. Конечно! (Прохаживается по комнате.) Какой из меня начальник санотдела? Я специалист по черепным и мозговым ранениям!
Л ю б о м и р о в. Но ведь у нас нигде сейчас не готовят ни начальников, ни главных. Приходится…
Слышен стук в дверь. Г о л о с и з с е н е й: «Полковнику Крикунову шифровки!»
К р и к у н о в. Иду! (Быстро выходит.)
Любомиров допивает чай, отодвигает кружку, затягивает ремень на гимнастерке, берет полевую сумку. Возвращается со вскрытым пакетом в руках К р и к у н о в.
К р и к у н о в. Вы послушайте, что пишет Ступаков!.. (Читает.) «С получением приказа о включении… так… так… Прошу разрешить дислоцировать госпиталь на два километра северо-западнее пункта, указанного в приказе, по соображениям условий транспортировки. Свои сомнения о системе эвакопункта снимаю полностью как ошибочные. Ступаков».
П а у з а. Любомиров и Крикунов озадаченно смотрят друг на друга.
Л ю б о м и р о в. Как бы я хотел, чтоб с его стороны все это было искренним.
К р и к у н о в. Алексей Иванович, поверьте мне… Ей-богу, он неплохой мужик!.. Может, по молодости делал глупости, а сейчас… Видите? (Потрясает шифровкой.) Так разрешим?
Л ю б о м и р о в. Разумеется, если для пользы дела.
К р и к у н о в. Что тут еще… (Развертывает вторую бумагу, молча читает, прикладывает руку к груди.) Алексей Иванович… невероятно! «В медсанбат майора Михайлова во время бомбежки прибыли две машины с ранеными. Ввиду невозможности обработки раненых их отправили в полевой госпиталь подполковника Ступакова… Госпиталь отказался принять раненых и завернул машины обратно… Многие раненые отяжелели, а трое наиболее тяжелых… скончались в пути».
Т я г о с т н а я п а у з а.
Л ю б о м и р о в (обессиленно опускается на табуретку). Там, во второй машине, была и Вера… Она была самая тяжелая…
К р и к у н о в (кидается к телефону, с яростью крутит ручку). Соедините с двадцатым!.. Шумилов? Позвоните в санотдел седьмой, а еще лучше прямо Михайлову!.. Да!.. Узнайте, кто завернул машины с ранеными?! Уже известно?.. Не может быть… (Медленно кладет трубку). Они проверили… Сам Ступаков…
Занавес