13

Обычная жизнь на «Варяге» по расписанию якорной стоянки нарушалась выполнением отдельных работ согласно приказу о подготовке эскадры. 26 декабря свезли в порт на хранение мебель, парусину и другие горючие предметы второстепенного значения. В городе чувствовалась напряженность, бродили слухи о надвигающейся опасности. Зато местная газета «Новый край», контролируемая наместником, придерживалась бодрого тона. Но в городе, и особенно на рынке, куда Руднев иногда захаживал, обстановка куда более соответствовала действительности. Торговцы, содержатели трактиров и кабачков, почуяв опасность, срочно вывозили свое имущество, оставляя лишь самое необходимое в надежде урвать побольше барышей напоследок. Только наместник и чины штабов все еще лелеяли надежду на мирный исход событий.

Матросы на «Варяге» и на других кораблях все чаще заводили беседы, полные тревоги за судьбу флота, боеспособность которого была парализована из-за бездарности командования. Родным и знакомым писались тревожные письма. Руднев с досадой отсчитывал дни с момента возвращения «Варяга» из Чемульпо. Еще бы! Сколько труда вложено в обработку предложений в связи с обстановкой в Корее, в том числе о перекраске кораблей в боевой (защитный) цвет, в который уже давно окрашены японские суда, но в штабе не считают даже нужным вызвать его и побеседовать.

Корабли по-прежнему продолжали маячить лебедями на рейде, предательски выдавая себя ослепительной белизной на фоне стального зимнего моря…

Близился новый, 1904-й год. Матросы «Варяга» готовились к его встрече — этой маленькой радости, редко выпадавшей на долю бесправных моряков.

Встреча нового года являлась вековой традицией на кораблях русского флота, но обставлялась на отдельных судах по-разному, в зависимости от отношения командира к матросам. В большинстве случаев она проходила без участия офицеров, смотревших на развлечения матросов с пренебрежением.

Руднев, напротив, отдавал много внимания такого рода мероприятиям, создавая для этого необходимые условия. Как правило, он участвовал в сборе средств на елочные подарки. Наглядный пример командира, естественно, не могли игнорировать остальные офицеры, хотя Руднев отнюдь не принуждал их к участию в матросских праздниках.

Подобное отношение к матросам являлось у Руднева естественной потребностью его натуры, но он, как командир, видел в этом и средство воспитания сплоченности, здорового боевого духа. «От упадка духа один вершок до паники», — говорил он офицерам. «Не теснота делает болезни, а угнетение человека в духе. Ему надобен дух, дух и дух», — любил он повторять слова адмирала Сенявина.

Утром 27 декабря Руднев получил приказ срочно прибыть на «Петропавловск» к начальнику эскадры. В штабе ему сообщили о том, что по решению наместника «Варяг» назначается старшим стационером в Чемульпо.

— Необходимо сегодня принять полный запас топлива, провизии и завтра же выйти в море. При ваших действиях прошу руководствоваться вот этим…

И Старк прочитал подписанный им приказ: «Предписываю вверенному Вам крейсеру 28 сего декабря 1903 года в полдень сняться с якоря и двенадцатиузловым ходом следовать в Чемульпо, где принять обязанности старшего стационера. Имея в виду настоящее положение дел, предлагаю Вам как во время следования, так и во время якорной стоянки соблюдать во всех отношениях крайнюю осторожность, в особенности усилить бдительность в ночное время. Как старший стационер, вверенный Вам крейсер с приходом в Чемульпо поступает в распоряжение посланника нашего в Корее, причем Вам надлежит организовать постоянное сношение с миссией, чтобы в случае замеченных особых событий в Сеуле быть в состоянии оказать должное и своевременное содействие к ее безопасности, для чего иметь наготове десант, который, однако, выслать лишь по особому требованию посланника, переданного не иначе как письменно или по телеграфу.

По приходе Вашем в Чемульпо предложить крейсеру второго ранга «Боярин» принять из Сеула почту и с оставшеюся на нем частью десанта вернуться в Порт-Артур. В случае, если десант, доставленный крейсером «Боярин», свезен весь, крейсер вернется без него, как одинаково он должен вернуться с полным десантом, если таковой не свезен вовсе. Находящийся в Сеуле десант должен быть подготовлен ко всяким случайностям, и потому обратите на это внимание начальника десанта лейтенанта Климова. Окажите ему должное содействие по заблаговременному снабжению десанта не только всем необходимым, но и по заготовлению некоторого запаса по всем частям, который мог бы обеспечить существование десанта и в то время, когда он будет лишен возможности довольствоваться обыкновенным путем. Для этого необходимо, чтобы десант был снабжен провиантом и деньгами с вверенного Вам крейсера.

Обращаю внимание на то, что до изменения положения дел при всех Ваших действиях Вам следует иметь в виду существование пока еще нормальных отношений с Японией, а потому не должно проявлять каких-либо неприязненных отношений и держаться в сношениях вполне корректно и принимать должные меры, чтобы не возбуждать подозрений какими-либо мероприятиями. О важнейших переменах в политическом положении, если таковые последуют, Вы получите или от посланника, или из Порт-Артура извещение и соответствующие приказания».

Как удар из-за угла обрушилось на Руднева это поручение. Ничего подобного он не ожидал. К концу чтения приказа им овладела злоба. Новейший крейсер отделить в это тревожное время от эскадры и послать в чужой порт с таким поручением! Это ли не преступление!

Вручив приказ, Старк спросил, имеется ли что-нибудь неясное. Руднев начал с самого больного вопроса:

— Ваше превосходительство, почему именно «Варягу» выпала такая честь?

— Я полагаю, господин Руднев, — повысил голос Старк, — что у вас будут вопросы поважнее, например, о том, как лучше выполнить приказ.

— Тогда я прошу разрешения перекрасить крейсер в защитный цвет.

— Ни в коем случае! Разве можно демонстрировать неприязнь к японцам? — вмешался в разговор Витгефт.

— Как же мне надлежит действовать, если японцы высадят десант в Чемульпо до объявления войны? — спросил Руднев.

Старк оказался неподготовленным к этому вопросу и выжидающе взглянул на Витгефта. Начальник штаба ответил:

— Главное в таком случае — немедленно сообщить нам. И, вообще, обращаю ваше внимание на связь, информацию. Это главное в экспедиции «Варяга». Обо всем немедленно докладывайте начальнику эскадры. Что касается ухода «Варяга» из Чемульпо или каких-либо его перемещений в территориальных водах Кореи, действуйте только с разрешения посланника, по его письменному указанию.

Рудневу стало ясно, что командование пуще огня боится проявить инициативу. Пусть министерство иностранных дел отвечает за действия посланника!

Уточнив с флагманами эскадры вопросы снабжения крейсера, Руднев отправился на «Варяг». Расстроенный, поднимался он на борт. Настроение его не ускользнуло от матросов, всей душой переживавших невзгоды своего командира.

Вызвав старшего офицера, Руднев кратко изложил ему задание и приказал готовить крейсер к отплытию. Степанов недоумевал:

— Как же так, Всеволод Федорович? Ведь «Варяг» — разведчик и вдруг превращается в стационера!

Руднев устало махнул рукой, показывая, что он уже достаточно наговорился на эту тему и теперь не осталось ничего другого, как только выполнять приказ.

— Вызовите из порта угольщика, да передайте Лейкову, пусть проследит за качеством угля. Прошлый раз портовики подсунули нам такую дрянь, что пришлось собственными мехами раздувать котлы! Попрошу также вызвать ко мне ревизора.

Степанов редко видел командира таким. Необычный сухой тон выдавал с трудом сдерживаемое раздражение.

Поднимаясь по трапу, Степанов задержался: что-то знакомое вспомнилось ему в голосе Руднева. Мгновение — и он вспомнил. Точно таким голосом Руднев разговаривал с ним, когда Степанов ударил матроса. «Значит, допекли тебя, голубчик! И правильно! Так тебе и надо, матросский покровитель!» — вслух подумал Степанов и, повеселевший, выбежал на верхнюю палубу…

После обеда к борту крейсера подвели баржу с углем. Погрузка продолжалась до позднего вечера. Утром следующего дня приняли продовольствие, машинное масло и боезапас.

К обеду 28 декабря «Варяг», осевший в воду по ватерлинию, чистый, словно умывшийся, стоял на рейде, готовый к отплытию. На стеньге взвился запрос «Добро на уход», но ответа с флагмана почему-то не последовало. Наконец, на мостике приняли сигнал: «Задержаться».

— Непонятно что-то, Всеволод Федорович, — обратился к Рудневу старший штурман Беренс. — То экстренно, а теперь вдруг задержаться.

— Очевидно, еще что-нибудь надумали, — ответил Руднев, облокачиваясь на леер. — Видно, погода ожидается скверная. Не везет нам, Евгений Андреевич.

— Совершенно верно. Барометр продолжает падать, приближается шторм, — согласился Беренс.

Сигнальщики доложили: к крейсеру подходит штабной катер.

— Вот вам и новости, Всеволод Федорович, принимайте гостей, — сочувственно обратился Беренс к Рудневу.

Офицер штаба вручил Рудневу пакет на его имя и почту для посланника в Корее. Вскрыв пакет, Руднев быстро пробежал бумагу и отпустил офицера, заявив, что ответа не требуется. В пакете оказалась записка Старка, предлагавшая дополнительно к вчерашнему приказу точно руководствоваться препровождаемой при сем инструкцией наместника. Алексеев приказывал:

«1. Кроме обязанностей старшего стационера, состоя в распоряжении посланника, заведывать десантом и охраной миссии.

2. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны.

3. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами.

4. Ни в коем случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.

5. Крейсер посылается в распоряжение посланника, чтобы он имел возможность немедленно передать в Порт-Артур донесение, если бы действительно началось занятие Кореи японцами».

Записка заканчивалась предложением немедленно отправляться по назначению и любезным пожеланием счастливого плавания.

Зло хлопнув ладонью по бумаге, Руднев воскликнул:

— Все понятно! Фабрикация Витгефта!

В каюту вошли Степанов и Беренс.

— Вот кстати, господа. Познакомьтесь, — протянул Руднев им бумагу. — Давайте сниматься с якоря…

Содержание инструкции с головой выдавало ее составителей. Это была глупость или нечто более худшее. Перед лицом ожидавшейся со дня на день войны отправлять боевой крейсер в порт иностранного государства и лишать его командира самостоятельности действий, зная наперед, что с первого же выстрела с ним не будет никакой связи!

«Преступление», — думал Руднев. Степанов и Беренс, каждый по-своему, выразили свои мысли. Степанов как-то двусмысленно хихикнул, сказав что-то неодобрительное по адресу штаба, а Беренс вспылил и только присутствие старших по званию офицеров удержало его от резкой реплики.

Руднев поднялся и сказал:

— Господа, я объявлю подробно в кают-компании о цели нашего похода в Чемульпо. Наш долг — приложить все усилия к точному выполнению приказа командования. А сейчас — всех наверх!

Боцманы и унтер-офицеры просвистали аврал. Началось снятие с якоря. Раздались стальной лязг якорной цепи в клюзе, «чихание» брашпильной паровой машины. Еще минута — и «Варяг», отвечая на сигналы кораблей эскадры с пожеланием счастливого плавания, направился в открытое море.

После отбоя матросы нехотя расходились, бросая прощальные взоры в направлении удаляющегося берега. Но никто из них не подозревал, что «Варяг» навсегда покидал Порт-Артур, родную эскадру…

Спустившись с мостика, Руднев обошел корабль. Матросы четко отвечали на вопросы о состоянии механизмов. Руднев призвал их к особой бдительности при несении вахты. До сумерек проверялись орудийные установки, ручное рулевое управление, пожарные средства и многое другое.

К ночи ветер развел большую волну. Непроницаемая темнота окружала крейсер. В полночь пробили учебную водяную тревогу. Под заунывный перезвон колоколов громкого боя все бросились на свои посты. Проверили помпы, рожки и другие водоотливные средства. После отбоя Руднев приказал больше не беспокоить команду. Остаток ночи, до восхода солнца, он провел в ходовой рубке, часто выходя на мостик и всматриваясь в темноту.

Перед рассветом в рубку поднялся Беренс. Он предложил командиру отдохнуть, но тот отказался.

— Заканчивайте сверку курса, а затем спускайтесь ко мне в каюту пить кофе, а меня сменит старший офицер.

Приняв от вестового стакан кофе, Беренс взметнул на Руднева черные глаза и спросил:

— Всеволод Федорович, разрешите узнать, известно ли вам что-нибудь о нашем походе кроме приказа и инструкции?

Руднев отрицательно покачал головой.

— Кроме личных догадок ничего не знаю. — И он начал подробно излагать содержание беседы в штабе. — Вот я и догадываюсь, что эта инструкция наместника как раз является ответом на мои вопросы, — добавил он. — Адмирал Витгефт побоялся, как бы я не стал действовать по своему усмотрению.

— Но ведь эта инструкция завязывает мешок, которым окажется Чемульпо для «Варяга» в случае войны! — воскликнул Беренс.

— Совершенно верно, дорогой Евгений Андреевич, — согласился Руднев.

— Но почему именно «Варяг» избран для этой цели? Ведь в Чемульпо сейчас «Боярин», представляющий меньшую боевую ценность для эскадры, чем наш крейсер, — не успокаивался молодой лейтенант.

— Вот этого-то я и не знаю, — с грустью заметил Руднев.

И, действительно, кому принадлежала инициатива посылки в Чемульпо «Варяга» и какие цели этим преследовались, так и осталось непонятным ни для Руднева, ни для истории…

Оба собеседника помолчали, затем Руднев поднялся и, пожимая руку Беренса, сказал:

— Ничего, Евгений Андреевич, если нужно будет, за «Варяг» постоим. В команду я верю.

— Вы совершенно правы, — горячо проговорил Беренс. — Она с вами на чудеса способна.

— Вы в этом уверены? — в глазах Руднева блеснула радость.

— Да, можете не сомневаться, Всеволод Федорович. Со стороны, как говорят, виднее. Матросы за вами куда угодно пойдут.

Руднев взволнованно, почти шепотом проговорил:

— Это самая дорогая для меня награда, которую я всю жизнь стремлюсь заслужить!..