Кто стоит за браком Ивана III и Софьи?

История подготовки свадьбы Софьи с московским великим князем сложна и запутанна. К ее организации — помимо Виссариона (и сочувствовавшего его идее папы Павла II и позже Сикста VI) — был причастен еще один человек. Речь идет об авантюристе из Виченцы Джан-Баттисте делла Вольпе — Иване Фрязине русских летописей. Он «принадлежал к хорошему роду, издавна известному, переселившемуся из Германии, обладавшему достатком и доставившему стране выдающихся юристов и храбрых полководцев. Официальные документы называют его civis и даже civis nobilis (то есть „гражданин“ или „благородный гражданин“. — Т. М.). Его герб красноречив: золотая или серебряная… лисица, стоящая на задних лапах среди лазоревого поля…».^{217}

Иван Фрязин уже был в 1460-е годы московским «денежником», или maestro della zecca — откупщиком монетного дела в Московском княжестве.^{218} Это была сколь высокая, столь и своеобразная должность. И здесь стоит ненадолго отвлечься от рассказа о подготовке брака Софьи, чтобы понять, кем был тот человек, который принимал в этом деле самое непосредственное участие.

В 1460-е годы Московское княжество едва оправилось от раздиравшей его около четверти века феодальной войны. В 1430–1450-е годы на Руси шла ожесточенная борьба между сыном великого князя Московского Василия I Василием II и братом Василия I Юрием Звенигородским (а после его смерти в 1434 году — сыновьями Юрия Василием Косым и Дмитрием Шемякой). Война за московский стол завершилась к 1453 году, когда умер Дмитрий Шемяка — главный соперник Василия II. Время феодальной войны было тяжелым для страны. К середине 1450-х годов страна была разорена, а правил ею слепой правитель (Василий II был ослеплен Дмитрием Шемякой в 1446 году, отсюда его прозвище — Темный). Разорен был и московский монетный двор. Русские умельцы не могли сами наладить производство монеты, так как не имели большого опыта в этом деле. Первые русские монеты относятся ко времени Дмитрия Донского. До той поры в качестве денег использовали шкуры пушных зверей, серебряные слитки или их части («рубли»), а также иноземные монеты, преимущественно арабские, скандинавские и немецкие.

Василию II пришлось принять непростое решение: он отдал монетное производство на откуп иностранным специалистам. Для великого князя было важно, чтобы московская монета с его именем отличалась высоким качеством и начала чеканиться как можно раньше. Это укрепляло его власть в княжестве и упрочивало его авторитет среди других правителей.

В ту пору в Москве находился некий Якопо, выходец из причерноморских колоний итальянских морских республик. Жителей тех мест в средневековой Руси называли «фрягами» («фрязями»), поэтому у Якопо появилось прозвище — Фрязин. Ему и был отдан на откуп московский монетный двор. Он чеканил серебряную и золотую монету для великого князя, а сам имел с этого производства процент. Русские золотые монеты в ту пору чеканились «штучно», они были тогда «„визитными карточками“ московского князя и его государства…»^{219} и использовались только как награды или подарки.^{220} Отметим здесь, что на протяжении всей междоусобной войны чекан собственной монеты всеми претендентами на московский престол был важным фактором утверждения их власти в стране. В 1434 году денежную реформу провел в Москве Юрий Звенигородский.^{221} В 1446 году занявший Москву Дмитрий Шемяка провел новую реформу, причем известно, что он привел своих мастеров из Галича:^{222} он хотел быть уверен, что его, по сути, грабительская реформа будет осуществлена так, как он того желает.

Якопо Фрязин служил Василию II сравнительно недолго. Есть основания полагать, что между денежником и великим князем произошел серьезный конфликт. Причиной этого конфликта, по-видимому, послужило то, что Василий стал подозревать Якопо в измене. Для Василия Темного, пережившего ужасы едва закончившейся междоусобной войны, подозрение такого рода было очень болезненным. Московский великий князь опасался, что ценные металлы из его страны могут идти в руки его возможных врагов.

Известно, что Якопо Фрязин вел частную переписку с миланским герцогом Франческо Сфорца. Письма Якопо до нас не дошли. Но в архиве Милана сохранилось ответное письмо герцога, датированное 12 января 1463 года. Из него следует, что Якопо не только не потерял связей с родиной, но и передал герцогу от своего имени три золотые монеты. Герцогине были переданы удивительной красоты жемчужины.^{223} Если эти факты стали известны Василию II, то они, несомненно, глубоко оскорбили его, поскольку дали повод усомниться в верности Якопо русскому правителю: золотые монеты чеканились в Москве вовсе не для выражения признательности одного иноземца другому.

Именно поэтому, надо полагать, откуп московского монетного производства был изъят из ведения Якова Фрязина и доверен другому специалисту — Ивану Фрязину, который больше устраивал московского князя. Иван Фрязин принял православие и стал, таким образом, «своим» для московского правителя.

Итак, уроженец Виченцы Иван Фрязин занял около 1462 года видное положение в Москве. Он был в курсе придворных интриг, был знаком с проблемами Москвы и итальянских земель. Он знал, что в Риме стремятся использовать любые возможности, чтобы противостоять туркам. Ему было известно и то, что московский великий князь Иван III (сын умершего в 1462 году Василия II) в 1467 году овдовел. Покойная супруга Ивана Васильевича, Мария Борисовна, дочь тверского князя, родила великому князю лишь одного ребенка — сына Ивана. Согласно представлениям того времени, этого было недостаточно для того, чтобы обеспечить государству стабильное будущее: если с единственным наследником что-то случится, то московский престол вновь будет предметом спора между представителями боковых линий московского княжеского дома. Страна в этом случае могла вернуться к тяжелой поре феодальной войны. Опасаясь этого, Иван III считал необходимым вновь жениться. Тем более что великому князю в 1467 году было всего 27 лет. Все эти факты сложились в голове Ивана Фрязина в необычный план.

Несмотря на принятие православной веры, Иван Фрязин оставался человеком западной культуры. «Не вдохновился ли Иван Фрязин — склонный, как видно, к участию в политических комбинациях, — напрасными пока что стараниями кардинала Виссариона (выдать Софью замуж. — Т. М.) и вдруг представившейся перспективой устроить неслыханно выгодный политический брак? — задается вопросом Е. Ч. Скржинская. — Ведь в случае удачи московский великий князь, как супруг деспины, мог бы претендовать… на самую столицу Византийской империи, на Константинополь! Пока война с турками не прекратилась, подобная претензия могла выразиться в форме реального завоевания. Не носились ли эти соображения в талантливом комбинаторском уме Ивана Фрязина? Едва ли он был в силах непосредственно направлять намерения папы и наиболее влиятельного из кардиналов, но он мог пытаться найти пути, чтобы навести их на подобные мысли».^{224}

Итак, идея брака Софьи и московского князя родилась в голове интригана и авантюриста. Однако окончательное решение по этому вопросу должны были принять, разумеется, кардинал Виссарион и папа Павел II. Отметим особо, что организация брака Софьи не была делом одного лишь Виссариона. В конце XIX столетия среди записей папской счетной книги были обнаружены данные о том, что именно папа Павел II, а не лично Виссарион выделил деньги на посольство 1468 года, отправленное из Рима в Москву.

Идея Ивана Фрязина нашла живой отклик в Риме. Это говорит об изменении отношения Виссариона и папы к дочери Фомы Палеолога. Теперь на нее возлагались большие надежды. Кардинал связывал ее будущее не просто с тихим семейным очагом, а с антитурецкой борьбой и даже с восстановлением византийской государственности. К 1468 году он испробовал, казалось, все средства, чтобы склонить европейских государей к противостоянию султану, но его грандиозные усилия — увы! — не принесли плодов. Оставались дети Фомы Палеолога. Вероятно, к изменению отношения к Софье ее римских опекунов подтолкнуло то, что Андрей Палеолог совсем не оправдывал их ожиданий. В Софье, таким образом, увидели человека, способного стать символом в большой политической игре.

Что же было известно Виссариону, Павлу II и их окружению о русских землях, куда они вознамерились отправить Софью — племянницу последнего византийского императора?