На реке Кшень

Как только дивизия переправилась на восточный берег реки Кшень, полкам была поставлена боевая задача — преградить противнику путь на Ливны с юга, не допустить развития вражеского наступления в северном и северо-восточном направлениях. Такая задача даже для полнокровной стрелковой дивизии была непосильной. А в Сивашской дивизии к тому времени осталось в общей сложности не больше полка. Стрелковые батальоны лишь номинально считались батальонами. В каждом из них едва ли можно было насчитать до роты. К тому же люди после трех дней непрерывных боев буквально валились с ног от усталости.

Командованию армии и дивизии все это было хорошо известно. Известно было и то, что противник по-прежнему располагал превосходящими силами. Тем не менее приказ «преградить путь на Ливны» надо было выполнять.

Отдавая приказ на оборону, комдив предупредил командиров:

— Для противника не составит большого труда форсировать Кшень. Речушка небольшая. И все же надо держаться, друзья. Знаю, трудно. Но в армии обещали помощь — на подходе танковый корпус Катукова. Подойдут танки, легче будет.

Танки! Наши танки!.. Когда-то они подойдут? А пока все внимание — борьбе с фашистскими танками.

Кшень гитлеровцы форсировали под вечер 2 июля в районе населенных пунктов Калиновка, Ломигоры, Богдановка. И сразу — атака. Только против 676-го полка фашисты ввели в бой до полусотни танков и несколько пехотных батальонов.

Первую атаку полк с трудом отбил незадолго до восьми вечера, примерно через час после ее начала. Это был поистине героический подвиг всего полка. С минимальной артиллерийской и минометной поддержкой бойцы, командиры, политработники смело вступали в неравные поединки с танками и следовавшей за ними пехотой врага. Грохот орудийных выстрелов, взрывы мин и снарядов, пулеметные очереди «максимов» и «Дегтяревых», рев танковых моторов, стрекот автоматов, винтовочные выстрелы — все слилось в страшный, оглушающий гул.

Артиллерийские снаряды, связки гранат, бутылки с зажигательной смесью то в одном, то в другом месте останавливали вражеские танки. Но гитлеровцы лезли напролом и без танков. Там, где им удавалось врываться в боевые порядки полка, завязывались рукопашные схватки. Некоторым воинам полка нередко приходилось одновременно драться с пятью-шестью вражескими солдатами.

Десять фашистских вояк окружили рослого красноармейца Никитина. «Рус, капут. Хенде хох!» — кричали они, намереваясь захватить Никитина в плен. «Сейчас», — ответил боец и, вскинув винтовку, уложил двух гитлеровцев. Остальных прикончили его соседи по окопу.

Небольшую группу красноармейцев во главе с парторгом роты сержантом Михайловым атаковало довольно крупное подразделение гитлеровцев. Чтобы упредить врага, Михайлов поднял бойцов в контратаку и первым вступил в рукопашный бой: одного фашиста застрелил, другого заколол штыком, третьего оглушил прикладом винтовки… Следуя примеру парторга, так же смело дрались и остальные бойцы. Фашисты дважды атаковали группу Михайлова, но так и не смогли сдвинуть ее с занимаемого рубежа.

Под утро вместе с капитаном Белоусом я поднялся на чердак одного из уцелевших домов, где был оборудован полковой НП. Стояла ранняя предбоевая тишина. Казалось, было слышно, как колышатся, беззаботно перешептываясь между собой, тугие колосья на большом ржаном поле. Совсем по-мирному щебетали предвестники ведренного дня ласточки, пели свою извечную песню кузнечики. И как-то совсем не вязались с этим ранним летним утром черные шлейфы дыма, тянувшиеся от не остывших за ночь пожарищ.

Тишина на фронте часто бывала обманчивой, быстро сменялась грохотом боя. Так было и в этот раз. Когда блеснули первые лучи солнца, перед взором всех, кто находился на НП, открылся развернутый строй вражеского войска — десятки танков, бронемашин, несколько батальонов пехоты. В небе появилось множество «юнкерсов». Разворачиваясь и переходя в пике, они сбросили на позиции полка не меньше двухсот бомб. Одновременно наземные силы врага двинулись в атаку.

И опять горели танки, бронемашины. Опять вражеская пехота, не считаясь с потерями, наваливалась на позиции батальонов полка. Но вот открыли огонь полковые, дивизионные минометчики, артиллеристы, пулеметчики, стрелки, и фашисты не выдержали ответного огня, залегли, а некоторое время спустя, оставляя раненых, убитых, стали пятиться назад. Перед позициями батальонов чадили подбитые танки и бронемашины. Первая утренняя атака врага была отражена.

Не прошло, однако, и получаса, как началась вторая. Высоко в небе появился аэростат-корректировщик. Под прикрытием мощного артиллерийского огня, корректируемого с аэростата, вражеским танкам и пехоте удалось ворваться в боевые порядки полка. Наступил критический момент. Полк уже не имел сил для удержания рубежа. К тому же вновь прервалась связь с соседями — 47-м и 321-м полками.

Не прекращая боя, первыми стали отходить к селу Огрызково остатки батальона капитана Концедалова, а затем и остальные подразделения. Отход прикрывали ротные минометчики и рота ПТР. И вдруг минометный огонь прекратился.

— Немедленно к минометчикам! — приказываю инженеру полка старшему лейтенанту Владимиру Мысину. — Огонь по пехоте не прекращать! Ни на минуту!

Владимир Никанорович бросился к минометчикам. Как выяснилось, в расположение минометной роты внезапно ворвался вражеский танк с десантом автоматчиков. Завязалась схватка. Десант разгромили быстро. Однако оставшаяся без прикрытия рота ПТР вынуждена была отойти. Фашистские танки ринулись на правый фланг полка. Это вынудило меня отдать приказ отойти на новые позиции.

Не всем и не сразу удалось оторваться от противника. Группу бойцов третьего батальона, прикрывавшую отход основных сил полка, дважды атаковала вражеская пехота при активной поддержке артиллерии. И дважды пришлось фашистской пехоте пятиться назад, неся большие потери. Комбат Швендик так умело организовал массированный огонь из пулеметов, автоматов и винтовок, что гитлеровцы прорваться к окопам оборонявшихся не смогли.

На усиление полка комдив прислал саперную роту старшего лейтенанта А. Т. Германа. Подкрепление пришло вовремя. Утром 2 июля противник атаковал полк втрое превосходящими силами. Роте саперов было приказано подпустить вражескую пехоту на близкое расстояние и открыть дружный пулеметный, винтовочный огонь. Атака фашистам не удалась.

Во время боя сержант И. И. Хилько увидел, что по лощине во фланг роте двигается большая группа гитлеровцев. Фашистский офицер, не добившись успеха лобовыми атаками, решил внезапно атаковать саперов с фланга. Иван Хилько, вооруженный ручным пулеметом, бросился к лощине, быстро выбрал удобную позицию и встретил фашистов метким огнем. На помощь сержанту поспешили младший сержант Федор Ткаченко и рядовой Семен Барабанов. Трое против целого взвода! И все же победу одержали саперы. Пулемет Хилько и два автомата, которыми искусно владели Ткаченко и Барабанов, долго сдерживали взвод фашистов. К тройке отважных присоединились еще четыре красноармейца — Бородько, Голенко, Городищанов и Дановский. Потеряв половину взвода убитыми, гитлеровцы откатились назад.

В исключительно трудном положении оказался комендантский взвод полка. Он был атакован и полуокружен ротой фашистской пехоты. В завязавшемся неравном бою многие красноармейцы и младшие командиры погибли. Но в конечном итоге вражеская пехота была рассеяна. Командир взвода лейтенант Георгий Чхенкели из автомата и гранатами истребил несколько вражеских солдат.

В числе тех, кто с оружием в руках самоотверженно отражал атаки врага, был уполномоченный Особого отдела полка старший лейтенант Клименко. Хотя по должности ему вовсе не обязательно было находиться в боевых порядках, но он все время был на переднем крае. Неподалеку от населенного пункта Огрызково старший лейтенант пал смертью героя.

А вражеский аэростат-корректировщик все висел и висел, как дамоклов меч, как проклятие, и, естественно, раздражал бойцов и командиров:

— Висит злодей, и ничего с ним не сделаешь, — с досадой говорили они. — Эх, парочку истребителей бы сюда. С земли его не возьмешь.

Зенитный взвод старшего лейтенанта Зубченко предпринимал несколько попыток сбить дирижабль, но безуспешно. Лишь незадолго до исхода дня в небе появился единственный советский истребитель. Сделал круг, другой. Поднялся еще выше, как бы мимоходом полоснул пулеметной очередью, и аэростат вспыхнул ярким пламенем и рухнул наземь.

Ночью полк снова отходил на северо-восток. В нем были ослабевшие подразделения. Навалилась и еще одна беда. Вновь прервалась связь с соседними полками, со штабом дивизии, который, как позже выяснилось, перебазировался из населенного пункта Нижнее Ольшаное в Верхнее Ольшаное. Многократные попытки установить хотя бы живую связь через посыльных оставались безрезультатными. В глубь обороны прорвались вражеские танки. Где теперь наши полки и штаб дивизии?

Отходили с горьким чувством обиды и разочарования. Потерять столько людей, техники — и вдруг отойти? Новый рубеж обороны сначала предполагалось занять на подступах к Огрызково, но пришлось отходить дальше. Кто знает, сколько бы продержались? Может быть, еще один бой — и от полка ничего бы не осталось.

Но, как говорит пословица, не бывает худа без добра. Полк отходил как раз в том направлении, по которому в сторону фронта двигался танковый корпус генерал-майора М. Е. Катукова.