Глава шестнадцатая ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Глава шестнадцатая

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

В 1914 году началась Первая мировая война, во время которой Гамсун впервые открыто выступил в защиту Германии, во всеуслышание заявил о своей прогерманской позиции.

Ситуация обретения независимости Норвегией во многом была схожей с историей Германии.

Священная Римская империя германских народов распалась в 1806 году, а после поражения Наполеона возник Германский союз, и государствам, входящим в состав этой конфедерации, была предоставлена возможность выбора пути развития.

В 1871 году король Пруссии был провозглашен кайзером Второго рейха, из которого Австрия была исключена. В конфедеративной Австро-Венгрии венгры получили политический суверенитет еще в 1867 году.

Рост пангерманского движения в Австро-Венгрии отразил проблемы немцев в государстве, где они должны были сосуществовать со славянами. Вплоть до 1937 года (до даты включения Австрии в состав Третьего рейха) немцы боролись за отделение немецких провинций от многоязычного государства Габсбургов и включения их в состав Германской империи.

Из-за трудностей в достижении политического единства и образования цельного немецкого государства немцы стали искать единства культурного, что привело к новому осознанию мифов и легенд германских народов, прежде всего скандинавских, и также к созданию большого числа мистических обществ, стремящихся разработать теорию Великого Немецкого Народа.

Пангерманская идея общности европейских народов была чрезвычайно привлекательна прежде всего для Скандинавских стран, поскольку именно северные мифы легли в основу реконструированной истории германцев.

Норвежские писатели — в том числе Бьёрнсон, Ибсен, Ли — всегда тепло относились к Германии, ибо, помимо всего прочего, их книги приходили к европейскому читателю благодаря переводам на немецкий язык.

Во время Первой мировой войны почти все друзья Гамсуна придерживались немецкой ориентации.

Норвежский политик и писатель Л. Р. Лангслет пишет:

«В целом мы можем с полным основанием заявить, что среди той буйной растительности, которой изобиловали „заросшие тропинки“ Гамсуна, можно найти лишь несколько расистских сорняков.

Важно осознавать: эти незначительные проявления расистской идеологии предстают перед нами в истинном свете, если учесть, сколь глубоко была внедрена расистская идеология в тогдашнюю духовную жизнь, ведь ею были пропитаны умонастроения той эпохи, в том числе ее разделяли и некоторые известные норвежские писатели.

Ханс Е. Кинк[129] прямо-таки излучал расовую мифологию. Эвре Рихтер Фишер,[130] Свен Эльвестад[131] и Ларс Хансен[132] обнаруживают совершенно очевидные расистские черты в своих произведениях. Арне Гарборг с восторгом пишет о существующих в чистом виде арийских чертах в крестьянах из Сетесдала:[133] „В Сетесдале живут еще потомки чисто арийской расы, которые завоевали мир. Да, они напоминают рыцарей“. Антисемитские мотивы встречаются в высказываниях многих тогдашних религиозных деятелей. Идеи расовой гигиены были в моде, и в Осло был создан соответствующий институт. И прочее и прочее.

И если мы ознакомимся с тем трудом, который готовился в этом учреждении в качестве вклада в эту растлевающую общество лженауку, получившую развитие в период между Первой мировой и Второй мировой войнами, то становится очевидным, что подобные идеи носились в воздухе и что при этом Гамсун как раз и является счастливым исключением, так как на редкость в малой степени был заражен подобной мутью, хотя многие впоследствии обвиняли его в прямо противоположном».[134]

Гамсун любил Германию всегда и, как мы уже говорили, у него на то были личные причины: его книги стали известны в Европе тоже благодаря Германии, именно немецкий издатель Ланген стал в критический момент его настоящим ангелом-хранителем. В 1898 году Гамсун пишет Лангену: «Гонорар, что Вы мне прислали, очень большой — намного больше, чем я мог ожидать. Это говорит о величии Германии, в своей собственной стране я не получаю ничего».

В 1914 году Гамсун неоднократно писал и говорил о своей приверженности Германии. Собственно, он давным-давно признался в любви к этой стране и сохранил ей верность до последних дней. В 1894 году он пишет из Франции Лангену: «Мне бы хотелось прямо сегодня покинуть Париж, уехать в Германию и жить там. Я чувствую себя в душе целиком и полностью германцем».

Неужели он любил немецкий народ только за внимание к собственной персоне?

Конечно, нет.

Он симпатизировал Германии прежде всего потому, что очень любил свою страну и искренне верил, что маленькая Норвегия всегда была игрушкой великих держав. Он совершенно не сомневался, что при первом же удобном случае Англия вновь подвергнет Норвегию голодной блокаде, как во время Наполеоновских войн, тем более что сразу после начала Первой мировой войны в Англии, особенно среди командования ВМФ, всерьез обсуждалась возможность создания военно-морской базы на юге Норвегии для военных действий на море против Германии.

Кроме того, Англия решила закупить все запасы норвежской рыбы (так называемые «блокирующие закупки»), чтобы предотвратить ее экспорт в Германию, и огромные запасы соленой рыбы скопились в порту Бергена. Норвежцев это радовать не могло, потому что сами они не могли покупать свою же рыбу из-за завышенных цен, вызванных предприимчивостью одного бергенского оптовика, тайно осуществлявшего закупки от лица Англии.

Было еще и много других мелких «пакостей» со стороны некоторых проанглийски настроенных местных толстосумов, поэтому особых симпатий в Норвегии к Англии в те годы не наблюдалось.

«Норвегия была аграрной страной, никогда не знавшей крепостного права, и свободный крестьянин-хуторянин являлся ведущей силой ее социального развития до той поры, пока капиталистические отношения не стали охватывать все области общественной жизни страны, — пишет историк литературы Б. Сучков. — Для Гамсуна крестьянство с его патриархальными традициями, органической связью с землей, родной почвой было основным фактором социальной стабильности, гарантом национальной самобытности норвежской культуры, источником духовного здоровья народа. Ко всем событиям национальной и мировой истории современности он начал подходить с позиций консервативного крестьянства, делая его интересы единственным мерилом ценности материального и духовного прогресса. Как и патриархально-консервативное крестьянство, Гамсун с подозрением и недоброжелательством относился к городу, к городской цивилизации. Индивидуалистические настроения хуторского крестьянина питали индивидуалистические настроения самого Гамсуна. Они лежали в основе его неприятия коллективистского мировоззрения пролетариата и негативного отношения к социализму и организованной борьбе рабочего класса.

Ход исторических событий, казалось, подтверждал верность мировоззренческих принципов Гамсуна: разразившаяся мировая война была вызвана капитализмом, буржуазной демократией — всем тем, к чему Гамсун всегда относился с враждебностью. Война и порожденные ею бедствия в его глазах были следствием неправильности самого исторического процесса, аномалией, вызванной тем, что городская культура, машинная цивилизация, индустриальный прогресс искажают человеческую натуру, лишают человека естественных связей с землей и трудом на земле. Однобокость прогресса вызывает в людях дух брожения, недовольства, протеста и враждебности. Гамсун считал своим долгом дать позитивный ответ на вопрос о тех силах, которые могли бы придать историческому прогрессу правильное развитие».

Помешать дальнейшему разложению Норвегии могла, по мнению Гамсуна, только сильная Германия, которая должна была помешать британцам и дальше лелеять планы по захвату Норвегии и заражать его родину различными нововведениями типа демократии и индустриализации, эмансипации и консервов (которые он просто ненавидел), а также помешать наплыву туристов, которые шастали по норвежской земле и мешали крестьянам трудиться.

Германия могла победить ненавистную дряхлеющую Англию потому, что была сильной и молодой страной.

В немецком журнале «Симплициссимус» в девятом номере за 1914 год Гамсун объявил:

«Я убежден, что в один прекрасный день Германия одержит победу над Англией. Это естественная необходимость. Англия охвачена перманентным регрессом; у нее еще уцелели кой-какие длинные цепкие корни, но нет цветов, нет живой верхушки, нет кроны. Германия же, напротив, бурлит силой и молодостью. <…> Зная оба народа, я совершенно убежден, что однажды Германия подчинит себе Англию. И надеюсь, что Германия победит сейчас. Эта надежда продиктована моей давней, непоколебимой симпатией к Германии, а также любовью к отечеству, которое только выиграет от победы немцев».[135]

В письме профессору Коллину, с которым он вступил в дебаты по «немецкому вопросу», Гамсун все в том же 1914 году писал: «Почему победа Германии над Англией „простая и естественная необходимость“? Да потому, что немцам, как сильной и процветающей нации, у которой рождается много детей и не очень большая территория, требуются колонии».

Норвежский исследователь Атли Киттанг писал, что «в политической мифологии Гамсуна Германия являла собой молодую нацию с юношеской жаждой развития и самораскрытия. Англия же при этом представляется старухой, которая всеми силами пытается одержать верх над девушкой. Но не один он придерживался этих идиотских воззрений. Подобные идеи разделяли в то время многие, безо всякой приверженности нацизму».

В 1915 году экономическая война между Англией и Германией достигла такого размаха, что стало понятно: это вредит экономике Норвегии. Англия пыталась выплачивать дотации норвежским фирмам, которые были готовы сотрудничать с нею, но взамен требовала полной исчерпывающей информации обо всех сделках, что вредило бизнесу Норвегии. Контролировали англичане и норвежский импорт медной проволоки — до такой степени, что это грозило полностью прекратить осуществление программы электрификации страны. Так что все основания не любить Англию у Гамсуна были.

С друзьями, которые не поддерживали его в любви к Германии, Гамсун мог спорить и даже выступать с обличительными статьями, как это случилось с датским издателем Свеном Ланге. Когда Ланге категорически не согласился, что датско-норвежская духовная жизнь вообще хоть чем-то обязана Германии, Гамсун написал «протестную» и язвительную статью в датскую же газету «Политикен» (9 ноября 1914 года). Однако на дружеские отношения подобные споры никак не влияли (так было на протяжении всей жизни писателя). Гамсун продолжал общаться с Ланге и в 1917 году пишет ему: «Если бы Америка все время (Первой мировой войны. — Н. Б.) не поддерживала Англию и другие страны альянса и не посылала ей амуницию и вооружение, то война закончилась бы полтора года назад. Но сейчас Америку остановили немецкие подводные лодки,[136] будем надеяться, что и война остановится!

Вновь и вновь убеждаюсь я в правильности своего мнения по поводу материализма янки, которое было у меня в молодые годы».

В 1928 году в статье «Festina lente» («Спеши медленнее») он напишет:

«…для нас, европейцев… совершенно непонятна поразительная жестокость, заметная в некоторых государственных акциях со стороны Америки: я имею в виду жесткие таможенные барьеры, беспощадность во взыскивании военных долгов с европейских стран. Как дилетант, обыватель, я рассуждаю следующим образом: да, в настоящее время благодаря своей финансовой политике Америка богатеет, как никакая другая страна; но возникает вопрос: а что же она создает все-таки для будущего, для грядущих поколений? Америка, как и любая другая страна на земном шаре, не может жить в одиночку. Америка — это еще не весь мир. Америка — это только часть мира и должна сосуществовать со всеми другими странами.

…Современное состояние духовной жизни Америки и то, которое я застал в восьмидесятые годы, разнятся как небо и земля. Духовная жизнь здесь всегда бурно кипела, ее всегда характеризовал размах, обусловленный большими экономическими и интеллектуальными возможностями, но в наши дни во всех областях знаний Америка достигла таких вершин, что стала признанным лидером… Искусство в теперешней Америке — предмет особого внимания, живопись многообразна и талантлива, литература процветает, особенно роман, созданные здесь молодым поколением писателей образцы именно этого жанра поражают свежестью и новизной по сравнению с тем, что имеется в других странах, это пример для подражания в Европе. Ощутимо влияние Шопенгауэра, так же как и Ницше, но есть и вполне оригинальные духовные лидеры в американской культуре, такие как глава прагматизма в философии Уильям Джеймс.

Если бы в моем распоряжении было бы больше газетной площади! Я бы поведал о чудесных ребятишках и об американских женщинах, являющих собой самый очаровательный женский тип на нашей земле. В молодости я исколесил полмира, встречал представительниц всех рас, но нигде я не сталкивался с образцами такой совершенной красоты, как в городах на востоке Америки. Черты лица, каждый изгиб их тела, манеры, изысканность, кокетство — все дышало красотой. А ведь мне, простому рабочему, не доводилось даже мельком взглянуть на представительниц привилегированных классов.

То немногое газетное пространство, которое у меня осталось, я употреблю для выражения искреннего восхищения Соединенными Штатами за то, что они доказали всему человечеству, что такое честный пламенный труд. Америка трудится. Америка учит весь мир трудолюбию. Я не имею в виду участие в бешеной гонке с целью пробиться, да еще, если надо, с пистолетом в руке, золотую лихорадку, суматоху на бирже. Я имею в виду среднего американца, у которого есть рабочие руки да голова на плечах и который вполне умеет распорядиться ими. Но использует чересчур.

Для американцев главное — труд, но в целом нация, народ работает прямо-таки с какой-то алчностью, в лихорадочном темпе. Я читал в автобиографической книге Генри Форда, что на своих заводах он устанавливал станки так близко друг к другу, чтобы рабочие делали ровно столько шагов, переходя от одного станка к другому, сколько необходимо. Время — деньги, а деньги — это всё. Так считают исключительно все в соответствии с логикой экономических интересов. В свое время мне доводилось вместе с другими сельскохозяйственными рабочими трудиться на уборке урожая по шестнадцать часов в день, чтобы как можно скорее закончить страду. Помимо всего прочего, в таких условиях мы могли трудиться только как негры, как рабы, мы работали в ужасающем напряжении, от нас не требовалось красиво выполнять свою работу, а для настоящего рабочего в этом ее нравственный смысл. По утрам бывало так холодно, что приходилось согревать масленку с машинным маслом над зажженной скирдой из шести снопов пшеницы. Мы всегда были в такой лихорадочной спешке, что у нас не было времени сложить костер из соломы.

Но ведь все дело в том, что человеческая жизнь коротка, так давайте же стремиться к тому, чтобы у нас было время ее прожить! Работая на износ, мы изнашиваемся и дряхлеем до времени. „Festina lente“.

Американцы не привыкли довольствоваться малым. Им всегда хочется превосходства. Изобилия. Жители Востока своей умеренностью, своим природным даром довольствоваться малым являют им полную противоположность. В Персии мне доводилось видеть сидящих на козлах возчиков, отщипывающих от хлебного ломтя и виноградной грозди, это был их обед, они обходились без мяса. Они способны обходиться также, например, без золотого брегета. Однажды я спросил своего кучера, когда мы приедем в следующий город. Он взглянул на солнце и ответил: „Сдается, будем там до большой жары“ (до полудня). Какое точное и одновременно поэтическое выражение, звучит, как стихотворная строка.

Американцы скажут, что их неуместно сравнивать с персами и что какой-нибудь „форд“ проделал бы этот короткий путь меньше чем за час. Персия, скажут они, — одно, а прогресс другое. Да, мой возница правил лошадью, у него было на это время, это ему нравилось, по дороге он развлекался тем, что разговаривал с конем, как со старым товарищем. Он увещевал коня, уговаривая его поторопиться: „Посмотри, как пылает солнце, ты что, хочешь сгореть?“

Что такое прогресс? Разве он заключается в том, чтобы быстрее передвигаться по дорогам? Отнюдь нет, если так подходить к положительным и отрицательным сторонам прогресса, то окажется, что издержки слишком велики. Прогресс состоит в том, чтобы обеспечить телу отдых, а душе — покой. Прогресс — в благополучии человека».[137]

Америка всегда «беспокоила» Гамсуна, однако никогда он не испытывал к ней такой же ненависти, как к Англии.

В Америке издавались его книги, и в 1914 году писатель даже собирался отправиться, как в годы молодости, в лекционное турне по Штатам. Это, помимо всего прочего, очень помогло бы поправить финансовое положение семьи, поскольку денег на Скугхейм тратилось много и долги Гамсуна были велики. Предложенный гонорар за лекции впечатлял и не мог не порадовать писателя, однако он был слишком занят своим основным делом — написанием книг — и так и не собрался в путешествие через океан.

* * *

Зато много внимания он уделял в это время — в тяжелые годы войны — детям. Он имел своих малышей, которых очень любил, поэтому не мог спокойно смотреть на ужасы войны.

Для начала Гамсун организовал сбор средств для французского детского дома и первым внес в его фонд деньги.

Сиротам он помогал всегда. В 1922 году он отправил телеграмму Фритьофу Нансену, в которой писал, что посылает «господину профессору тысячу крон на помощь страдающим от голода детям» и выражает сожаление, что не может «послать миллион».

Особое внимание Гамсуна вызвал новый закон, принятый в Норвегии в годы Первой мировой войны, по которому матери, убивавшие своих детей, получали минимальное наказание за свое преступление.

Гамсун выступил против матерей-детоубийц. Понимая, что виноваты не они, не имеющие возможности прокормить новорожденных младенцев, а виноваты социальные условия, тем не менее в январе 1916 года Гамсун пишет статью «Ребенок» в «Моргенбладет», в которой призывал «повесить первую сотню» родителей-детоубийц — это, по его мнению, должно будет напугать остальных.

Статья, как и следовало ожидать, вызвала бурную реакцию общественности. Многие считали — вполне справедливо, — что силой и уж тем более насилием ситуацию не исправить, однако Гамсун продолжал упорствовать, поскольку считал, что убийцы собственных детей «просто совокупляются в первый и последний раз в своей жизни» на вечеринке или после случайного знакомства, «выпивают и расходятся по домам».

Но, несмотря на многочисленные статьи в газете и развернувшуюся дискуссию, найти решение болезненного вопроса не удалось.

Гамсун не отступил, но понял, что ничего изменить не в силах, и заперся в Скугхейме. Он работал и жил своей жизнью, отказываясь от всех приглашений внешнего мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.