1977 год

1977 год

Начало января 1977 года застало Владимира Высоцкого в Москве: 7 января он открывает новый концертный сезон выступлением на АЗЛК. Затем вместе с Театром на Таганке он улетает на гастроли в Сочи.

Со дня своего последнего загула в феврале 1976 года Высоцкий каким-то немыслимым образом держал себя «в форме»: по всей видимости, посещение тибетского монаха не прошло для него бесследно. И все же синдром начала года был сильнее заклинаний учителя Далай-ламы: в начале марта 1977 года Владимир Высоцкий вновь сорвался «в пике». И опять, как и в прошлые годы, из-за этого загула Высоцкого в театре сорваны спектакли — «Пугачев» и «Гамлет».

К этому времени уже успела пропасть новизна от поездок за границу, и теперь, даже находясь там, Высоцкий умудрялся уходить в такие «пике», которые редко удавались ему и дома. Как писала Марина Влади: «После первой поездки за границу у тебя появляется чувство разочарования, отчаяния оттого, что и здесь ты не нашел решения проблемы. И уже практически ничто не в силах сдержать твоих разрушительных импульсов. В этом и заключается парадокс, невообразимый для нормального здорового человека: имея, казалось бы, все, ты буквально тонешь в отчаянии.

Довольно быстро выясняется, что возможность выехать из СССР ничего не решает, лишь убыстряет падение. Пьяных загулов, которые время от времени можно себе позволить в Москве, на Западе не понимают…

Человек, живущий в тоталитарном государстве, неловко чувствует себя даже в собственной шкуре. Он надеется найти на Западе окончательное разрешение всех проблем и избавиться от своих страхов. И вдруг понимает, что сам по себе Запад ничего не изменит в его жизни — у него лишь возникнет множество неведомых доселе обязанностей…

У тебя дома, в СССР, тебя понимают. Ты не признан официально, но зато любим публикой… Во Франции счастлив ты бываешь всего несколько дней, и вот тебя уже снова раздирают противоречивые желания. Дни начинают тянуться невыносимо долго, ты наконец с облегчением возвращаешься в Москву, но, как только проходит радость встречи с городом, с театром, с публикой, у тебя снова появляется непреодолимое желание уехать… И повсюду ты чувствуешь себя изгнанником, ты не можешь жить ни поднадзорно-свободным в Москве, ни условно-свободным на Западе. Ты выбираешь внутреннее изгнание. Шаг за шагом ты покидаешь себя».

Горькие слова, написанные самым близким для Владимира Высоцкого человеком, констатируют одно: к концу жизни поэт вступил в неразрешимый конфликт не только с той социальной средой, в которой жил, но и с самим собой. И если бы он был рожден под другой звездой, то наверняка жизнь его оборвалась бы так же трагически, как у Есенина, Маяковского или того же Шпаликова, наложивших на себя руки. Но Владимир Высоцкий был рожден под самым жизнестойким знаком (Тигр), а люди этого знака если и укорачивают себе жизнь, но только не добровольным уходом из жизни. В той социальной среде, в которой жил Высоцкий, мятущаяся душа его не нашла иного пропитания, чем водка, и та в конце концов и стала его убийцей. Трижды круто меняя свою личную жизнь, в третий раз женившись на иностранке, Высоцкий сумел лишь оттянуть на время трагический конец своей жизни, но не смог предотвратить его. К 1977 году отношения с Мариной Влади зашли в тупик из-за того, что еще одна попытка Высоцкого побороть свой тяжкий недуг закончилась провалом.

Такого сильного запоя, какой случился в марте 1977 года, Владимир Высоцкий давно не переживал. К тому же давал о себе знать и вконец разрушенный организм Высоцкого. Последствия этого запоя для подорванного здоровья Высоцкого были страшными: в начале апреля его положили в институт им. Склифосовского, и в связи с тем, что все функции организма отказали, были подключены аппараты поддержания жизнедеятельности. За короткий промежуток времени Высоцкий сильно сдал в весе и стал выглядеть как 14-летний подросток. Одна его почка вовсе не работала, вторая еле функционировала, печень была разрушена. Высоцкого постоянно мучили галлюцинации, он бредил, у него произошла частичная отечность мозга. Когда в его палату вошла Марина Влади, он ее попросту не узнал. Присутствовавший рядом врач горько констатировал, что если больной еще раз «сорвется» подобным образом и не умрет, то на всю жизнь останется умственно неполноценным человеком.

Вот после этого срыва, видя, куда несет его собственное безволие, Высоцкий решается на последний отчаянный шаг: по совету кого-то из своих «товарищей» он вкалывает в себя наркотик — «садится на иглу».

Через это прошли многие артисты, и большинство из них после этого плохо кончили. Свидетельства, оставленные ими же в собственных воспоминаниях, должны, кажется, были бы предостеречь тех, кто становился на их дорожку. Но Владимир Высоцкий к тому времени дошел до той черты, переступив которую люди окончательно утрачивают контроль над своими поступками, становятся неуправляемыми. Он давно отпустил поводья у своих бешено мчавшихся лошадей, и те, почуяв свободу, понесли своего седока в пропасть.

Прошедшая через наркотическое безумие Эдит Пиаф писала в своей книге «Моя жизнь»: «Никто не пытался меня удержать, и я катилась по наклонной плоскости… Я и не подозревала, что меня ждет, когда согласилась на первый укол…

Я попала в автомобильную катастрофу… Меня вытащили из-под машины — груды металлических обломков — всю израненную, со сломанной рукой и перебитыми ребрами, очнулась я уже в госпитале. Каждое движение причиняло мне такое сильное страдание, что я не могла не кричать. И тогда одна из больничных сестер сделала мне первый укол. В одно мгновение боль прекратилась, и я почувствовала себя прекрасно. Когда действие наркотика кончилось, мучения возобновились. Я потребовала еще укол… Мне сделали инъекцию. Это был конец…

Я стала неузнаваемой. Я дошла до того, что, несмотря на ежедневные впрыскивания, несмотря на увеличившиеся дозы, наркотики удовлетворяли меня ненадолго. Кроме того, мне некуда уже было себя колоть. Мои ноги и руки были сплошь покрыты огромными отеками».

О том, как пришел к морфию Владимир Высоцкий, не менее горькие строки в книге Марины Влади: «Очевидно, после очередного срыва ты по преступному совету одного приятеля впервые вкалываешь себе морфий: физическая боль после самой жуткой пьянки — это ничто в сравнении с психическими мучениями. Чувство провала, угрызения совести, стыд передо мной исчезают как по волшебству: морфий все стирает из памяти. Во всяком случае, в первый раз ты думал именно так. Ты даже говоришь мне по телефону с мальчишеской гордостью:

— Я больше не пью. Видишь, какой я сильный?

Я еще не знаю цены этой твоей «силе». Несколько месяцев ты будешь обманывать себя. Ты прямо переходишь к морфию, чтобы не поддаться искушению выпить. В течение некоторого времени тебе кажется, что ты нашел магическое решение. Но дозы увеличиваются, и, сам того не чувствуя, ты попадаешь в еще более чудовищное рабство. С виду это почти незаметно: ты продолжаешь более или менее нормальную жизнь. Потом становится все тяжелее, потому что сознание уже не отключается. Потом все это превращается в кошмар, жизнь уходит шаг за шагом, ампула за ампулой, без страданий, потихоньку — и тем страшнее. А главное — я бессильна перед этим новым врагом. Я просто ничего не замечаю…

Венгрия, конец семьдесят седьмого года… Я жду тебя уже два часа — ты должен прилететь в Будапешт на съемки фильма, где снимаюсь и я (фильм — «Их двое»)…

Ровно в пять тридцать поезд подходит к вокзалу… Я вижу тебя в конце платформы — бледного, с двумя огромными чемоданами, которые я не узнаю… У меня очень болит голова, и от твоего отсутствующего вида мне становится совсем грустно. Я на всякий случай тайком принюхиваюсь, но от тебя не пахнет водкой, и я уже ничего не понимаю. Ты смотришь как-то сквозь меня, и в твоих глазах меня пугает какая-то пустота…

Прошло много лет. И только теперь я понимаю причину моего беспокойства. Холодная паника, которую я увидела тогда у тебя в глазах, возникает у наркоманов, когда они вовремя не получают своей дозы наркотика».

В конце мая 1977 года Владимир Высоцкий возобновляет свои концертные выступления и с 20 по 27 мая дает несколько концертов на Украине в городах Донецк, Макеевка, Дзержинск. А 28 мая уже выступает в Москве перед студентами МВТУ имени Н. Баумана.

Между тем театр продолжает давить на Высоцкого своей дисциплиной, и находиться в нем для него с каждым днем становится все тягостней. К середине 70-х умерла старая романтическая Таганка, а новая не торопилась рождаться. К актерам театра пришла естественная усталость. Как писал В. Смехов: «Должна же была сказаться на актерском «организме» череда лет непростой таганковской жизни. Пришла усталость. Пришло осмысление. Пришло обостренное чувство собственного достоинства. Пришло желание распорядиться остатком жизни не только в пользу идеи, но и в пользу собственных близких».

Конфликтных ситуаций с Юрием Любимовым если и не становилось больше, но теперь каждая из них стоила Высоцкому гораздо больших волнений и переживаний, чем раньше. И все перемешалось в этом извечном конфликте двух талантливых людей: и общая усталость от общения друг с другом, и профессиональная неудовлетворенность режиссера актером и наоборот. В конце концов, чтобы не разжигать конфликт внутри коллектива, Высоцкому разрешили уйти в длительный отпуск, оставив за ним лишь роль в спектакле «Гамлет», которую он должен был играть два раза в месяц.

Переживавший в те же дни те же самые чувства Олег Даль писал в своем дневнике: «17 октября. Раздражение…

2. Эфрос… С одной стороны, ему нужны личности, с другой — марионетки. Вернее, так: он мечтает собрать вокруг себя личности, которые, поступившись своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской «гениальности» словно марионетки. Он мечтает не о содружестве, а о диктатуре.

Но это его мечты, тщательно скрываемые. Он весь заведомо ложен, но не сложен».

Через несколько лет и актриса Театра на Таганке Алла Демидова, раскрывая секреты таганковекой «кухни», скажет идентичное словам Даля, но теперь про Любимова: «Любимов ведь не очень старался подбирать людей самостоятельно мыслящих, наоборот — подчиненных. То, что вокруг него оказались люди сильные, происходило вопреки Любимову».

Коллега Демидовой и Высоцкого по театру Леонид Филатов сказал о своем режиссере еще безжалостней и жестче: «Актеры позволяли ему все, они его любили, обожали, получали очередную порцию хамства и прощали. Считали: пока не опустится занавес, мы должны быть с ним».

Касаясь взаимоотношений Высоцкого и Любимова, В. Смехов в своих воспоминаниях писал: «Высоцкому приехать бы вовремя на репетицию «Гамлета», да скромно предстать пред очи режиссера, да надеть на себя что похуже — тренировочный костюм родного производства — так нет же! Явился на неделю позже, привез из-за кордона новый «Мерседес», опоздал на час к репетиции… «Ну и где этот господин? Ага, ну спасибо, что посетили нас, почтили своим вниманием…»

— Юрий Петрович, я вам все потом…

— Не надо мне ваших объяснений, Владимир Семенович! Я знаю вас всех насквозь! Ролью надо болеть, такие роли на дороге не валяются… И в каком вы виде сюда пожаловали? Что за кокетка! Разве Гамлета можно в таком виде? Прилетел… опоздал… подкатил в «Мерседесе»… и в бархатных штанах. О чем вы думаете? В облаках всемирной славы купаетесь? А ну, снимите к чертовой матери эти брюки, репетируйте в нормальной рабочей форме, или вообще не надо ничего!

И никогда не знаешь, как лучше ответить. Огрызнешься — получишь горячую порцию «правды жизни», промолчишь — разозлишь его не меньше, и разольется кипяток густой унижающей брани — аж пар гуляет над прибитыми актерами».

Но даже несмотря на все сложности отношений с Юрием Любимовым в тот год, Владимир Высоцкий тепло поздравил своего учителя 30 сентября в Театре на Таганке с 60-летием. На следующий день, 1 октября Высоцкий поздравляет с 50-летием еще одного театрального «мэтра» — Олега Ефремова. В тот год, танцуя на развалинах Таганки, власти не боялись делать широкие жесты в ее сторону. Неожиданно легко ими была разрешена премьера «Мастера и Маргариты», к 60-летию Октября Таганку на целых полтора месяца выпустили не куда-нибудь, а во Францию, да еще в довершение ко всему к 60-летию Юрия Любимова театру вручили орден Трудового Красного Знамени.

В ноябре, находясь с гастролями во Франции, Таганка получила специальное поощрение журналистов за лучшее гастрольное представление — за спектакль «Гамлет» с Владимиром Высоцким в главной роли. Эта награда была той удачей для Высоцкого, что так редко выпадала ему в последние годы. Но награда эта была вручена ему за пределами его родины, а ему так хотелось быть признанным именно здесь, в Союзе. Но на родине все оставалось по-прежнему. Когда А. Вознесенский принес книгу стихов Высоцкого в издательство «Советский писатель» Егору Исаеву, тот рукопись принял, обещал помочь пробить ее. Но дирекция издательства и слышать ничего не хотела о поэте Владимире Высоцком. Единственное, что тогда удалось пробить, так это одно-единственное стихотворение Высоцкого в альманахе «День поэзии».

Когда в том же году на фирме «Мелодия» вышел двойной альбом с записью музыкальной сказки «Алиса в Стране чудес», музыку и стихи к которой написал Владимир Высоцкий, два автора аннотации, отпечатанной на обложке пластинки, ни разу не упомянули фамилии Высоцкого. Получалось, что музыку и стихи написал безымянный автор.

В конце октября 1977 года группа советских поэтов приехала в Париж для участия в большом вечере советской поэзии. Среди поэтов были К. Симонов, Е. Евтушенко, О. Сулейменов, Б. Окуджава, В. Коротич, М. Сергеев, Р. Давоян. Волею судьбы включили в эту делегацию и Владимира Высоцкого. На том вечере присутствовали две с половиной тысячи человек, и такой огромной аудитории Высоцкий читал свои стихи. По словам Р. Рождественского, видевшего это выступление Высоцкого, а он выступал на вечере последним, оно «было не точкой, а восклицательным знаком».

Не находя у себя на родине выхода к широкой аудитории на страницах печати, Высоцкий старался компенсировать это своими концертами. Год за годом количество их вновь стало расти (1975-й — 27 концертов, 1976-й — 40), и в 1977 году эта цифра достигла 50. Среди песен этого года и знаменитая «Конец охоты на волков», и «Пожары», и «Речка Вача». Но программной песней этого года можно смело назвать «Райские яблоки». Спеленутое бессилием и перед тяжким недугом алкоголизма, и перед цензурой со стороны властей, сознание Высоцкого все чаще обращается к теме ухода из этой жизни, к теме смерти:

Я когда-то умру — мы когда-то все умираем, —

Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом.

И чем громче раздавались вокруг Высоцкого литавры в честь «самого гуманного в мире общества развитого социализма», тем более возникало в нем желание написать горькую правду об этом обществе:

Наважденье, знакомое что-то, —

Неродящий пустырь

И сплошное ничто — беспредел,

И среди ничего

Возвышались литые ворота,

И этап-богатырь —

Тысяч пять на коленях сидят…

Вот уж истинно — зона всем зонам!

Старческий маразм 70-летнего Леонида Брежнева и его страсть к золотым орденам, проявившаяся в прошлом году, когда престарелый генсек собрал на свою грудь орденов и медалей чуть ли не со всего света, в этом году успешно продолжилась. 14 апреля Брежневу торжественно вручены комсомольский билет № 1 и высшая награда ВЛКСМ — Золотой почетный знак. 16 ноября Брежневу вручили еще одну золотую награду — медаль имени Карла Маркса.

За день до вручения Леониду Брежневу этой награды в далеком Париже Владимир Высоцкий сорвался в новое «пике». Случилось это во время гастролей Театра на Таганке во Франции, которые начались 11 ноября. Последняя декада гастролей проходила в Марселе, где театр должен был показать зрителям «Гамлета». То, что произошло в те дни, описывает свидетель тех событий В. Смехов:

«Накануне финального «Гамлета» — ЧП! Сорвался принц — Высоцкий. За ним снарядили погоню. Любимов с Боровским (главный художник театра) отчаялись догонять: от кабака к кабаку, от улицы к улице. Высоцкий с приятелем убегают. Бешеная езда на такси. Вот мелькнули знакомые силуэты. Наконец встреча состоялась, и ничего интересного в ней не было. Ни для Любимова, ни для Высоцкого. Были только глухая злость, злая тревога и тревожное колотье в груди у каждого. Смирился буйный дух, и «Гамлет» состоялся. Но что это был за спектакль!

…За кулисами — французские врачи в цветных халатах. Жестокий режим, безмерные страдания больного Высоцкого. Уколы, контроль, нескрываемая мука в глазах. Мы трясемся, шепчем молитвы — за его здоровье, чтобы выжил, чтобы выдержал эту нагрузку. Врачи поражены: человека надо госпитализировать, а не на сцену выпускать… Когда все было позади, Любимов сообщил «господам артистам»: «Такого «Гамлета» я ни разу не видел! Это была прекрасная роль! Так точно, так глубоко Володя никогда… да близко рядом я не поставлю ни один спектакль!» А за полчаса до начала, когда и зал в Марселе был полон, и Высоцкий с гитарой уже устроился у сцены, Юрий Петрович позвал всю команду за кулисы. Очень хорошо зная, какие разные люди перед ним и кто из них как именно его будет осуждать, он сказал нам жестко, внятно, и голос зазвучал как-то враждебно: «Вот что, господа. Вы все взрослые люди, и я ничего не собираюсь объяснять. Сейчас вам идти на сцену. Соберитесь и — с богом. Прошу каждого быть все время начеку. Врачи очень боятся: Володя ужасно ослаблен. Надо быть готовыми и надо быть людьми. Иногда надо забывать свое личное и видеть ситуацию с расстояния. Высоцкий — не просто артист. Если бы он был просто артист — я бы не стал тратить столько нервов и сил… Это особые люди — поэты. Но мы сделали все, чтобы риск уменьшить. И врачи, и Марина прилетела… И еще вот что. Если, не дай бог, что случится… Вот наш Стае Брытков, он могучий мужик, я его одел в такой же свитер, он как бы из стражи короля… и если что, не дай бог… Стае появляется, берет принца на руки и быстро уносит со сцены., а король должен скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь… в размере Шекспира: «Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его…» и так далее… ну ты сам по ходу сообразишь… И всех прошу быть как никогда внимательными… Надо, братцы, уметь беречь друг друга… Ну идите на сцену… С богом, дорогие мои…»

Еще один коллега Владимира Высоцкого по театру, актриса Алла Демидова, дополняя рассказ В. Смехова, писала: «Помню, на гастролях в Марселе Володя «заболел», сорвался, пропал. Мы его искали всю ночь по городу, на рассвете нашли. Прилетела из Парижа Марина. Она одна имела власть над ним в таком состоянии. Он спал, приняв снотворное, в своем номере до вечернего «Гамлета», а мы репетировали новый конец спектакля, на случай, если Высоцкий не сможет выйти на сцену, если случится непоправимое. Спектакль начался. Так гениально Володя не играл эту роль никогда — ни до, ни после. Это уже было состояние не «вдоль обрыва, по-над пропастью», а по тонкому лучу через пропасть. Он был белый, как полотно. Роль, помимо всего прочего, требовала еще и огромной физической затраты энергии. В интервалах между своими сценами он прибегал в мою гримерную, которая была ближе всего к кулисам, и его рвало в раковину сгустками крови. Марина, плача, руками выгребала это».

Как уже писалось выше, за эти французские гастроли, за спектакль «Гамлет» Таганка получила специальное поощрение французских журналистов. Сам Владимир Высоцкий, вспоминая через два года эти гастроли, рассказывал своим слушателям: «Гастроли прошли с очень большим успехом. И опять я об этом говорю, потому что, кроме единственной публикации в «Литгазете» совсем не по поводу гастролей, в прессе материалов не было. В «Литературной газете» употребили две цитаты из двух единственных критических статей из сорока, которые вышли во Франции. Таким образом, создали впечатление у читателей, что наши гастроли там провалились. Это — неправда. Гастроли прошли великолепно. И французы говорили, что за последние десять лет не было такого успеха у драматического театра. И свидетельством тому была высшая премия французской критики за лучший иностранный спектакль года».

Между тем ни новые мучения, ни кровь, ни мольбы жены и уговоры друзей не могли уже остановить неумолимо приближавшегося к своей гибели Высоцкого. Не прошло и месяца после марсельских событий, как новый уход «в пике», все в той же Франции, теперь уже в Париже, потряс друзей и близких Владимира Высоцкого. Участник той попойки художник Михаил Шемякин оставил об этом свои воспоминания: «Я был на одном концерте Высоцкого в Париже… Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич. Володя был после большого запоя, его с трудом привезли… Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Я и сам еле держался, буквально приполз на этот концерт — и Володя видел меня. Он пел, и у него на пальцах надорвалась кожа (от пьянки ужасно опухали руки). Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Играл блестяще!»

Жена М. Шемякина Ревекка, будучи на том же концерте, оставила о нем воспоминания: «Это был страшный концерт, — Володе было плохо, плохо с сердцем… В зале, конечно, никто ничего не знал, но мы-то видели! Володя пел, пел как всегда, пел замечательно, — но мы-то знали — какое это было напряжение! Потом мы зашли к нему за кулисы — в артистическую, — я подошла к Володе… Помню, он так схватился за меня, — весь зеленый и в поту. Страшно…»

22 декабря 1977 года в переполненной русской церкви на рю Дарью произошло отпевание Александра Галича, погибшего 15 декабря от удара электрическим током. На нем присутствовали руководители, сотрудники и авторы «Континента», «Русской мысли», «Вестника РСХД», журнала и издательства «Посев», писатели, художники, общественные деятели, друзья и почитатели: многие из них прибыли из-за границы, например, из Швейцарии и Норвегии. Вдова А. Галича Ангелина Николаевна получила большое количество телеграмм, в том числе от А. Д. Сахарова, Л. Копелева и от «ссыльных» А. Марченко и Л. Богораз.

Уже тогда многие из присутствовавших на отпевании не верили в случайность гибели Александра Галича. Значительно позднее дочь погибшего — Александра — рассказывала: «Самым, на мой взгляд, странным является то обстоятельство, что когда вызвали стражей порядка, а сделала это пожарная охрана, находящаяся напротив дома, в котором жил папа: пожарники прибежали от сильных криков Ангелины Николаевны, полисмены первым делом сообщили по телефону о смерти Галича дирекции радиостанции «Свобода», на которой отец работал. Почему? У отца при себе не было никаких документов, Ангелина Николаевна на французском языке не разговаривала».

По словам Михаила Шемякина: «Высоцкий не очень любил Галича. Он считал Галича слишком много получившим и слишком много требовавшим от жизни. Они с Володей были совершенно разными структурами».

В отличие от В. Высоцкого, который так и не пошел на компромисс с режимом и сохранил свое лицо, Александр Галич этого сделать не сумел или не захотел. Создавая свои антикультовые песни, он одновременно с этим продолжал писать и печатать свои розовые, романтические, официозно-патриотические произведения. И, как написал об этом позднее Ю. Андреев: «По законам неисповедимым, но тем не менее действующим, отсутствие целостного взгляда, органической искренности — не лучший скрепляющий раствор в том же глубинном фундаменте поэтического творчества… Вот как на деле выглядел период «равновесия» двух муз: с одной стороны, песня в «Комсомольской правде» под названием «Руку дай, молодость моя», с другой — «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте», с одной — песенки из сценария «Добрый город» в «Неделе», с другой — «Старательский вальсок», с одной — песенка «Дождик» в той же «Неделе», с другой — «Облака плывут, облака» и т. д. и т. п.

Уж очень это походит на аналогичную ситуацию, возникшую в творчестве другого литератора примерно в то же самое время: он одновременно напечатал две большие статьи: одну — в Союзе о Максиме Горьком как об основоположнике советской литературы, другую — за рубежом (правда, под псевдонимом) о Максиме Горьком как о погубителе советской литературы…

Замечу, что и Б. Окуджава, и В. Высоцкий всегда служили одной музе».

С отъездом А. Галича на Запад служение двум музам прекратилось, и вполне вероятно, что Галич стал неудобен КГБ так же, как стал неудобен болгарским спецслужбам болгарский писатель-эмигрант Георгий Марков, убитый с помощью КГБ в октябре 1978 года.

Следует отметить и то, что Франция всегда занимала в тайных планах КГБ одно из ведущих мест, а благодаря тому, что основные разведоперации курировались непосредственно руководством Первого Главного управления (внешняя разведка), во Франции раскрываемость агентуры КГБ была самой минимальной по сравнению с другими странами Западной Европы. В год гибели А. Галича в парижскую резидентуру КГБ пришел новый руководитель: вместо И. П. Кисляка, пробывшего резидентом целое пятилетие, из Москвы прибыл Николай Четвериков. Не послужила ли смена руководства поводом для активизации действий парижской агентуры против так называемых «агентов влияния», которые действовали не только в Советском Союзе, но и за его пределами?

24 января 1977 года председатель КГБ Ю. Андропов подписал весьма интересный документ, в котором, в частности, говорилось: «По достоверным данным, полученным Комитетом государственной безопасности, в последнее время ЦРУ США на основе анализа и прогноза своих специалистов о дальнейших путях развития СССР разрабатывает планы по активизации враждебной деятельности, направленной на разложение советского общества и дезориентацию социалистической экономики. В этих целях американская разведка ставит задачу: осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферы управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза.

При выработке указанных планов американская разведка исходит из того, что возрастающие контакты Советского Союза с Западом создают благоприятные предпосылки для их реализации в современных условиях.

По заявлению американских разведчиков, призванных непосредственно заниматься работой с такой агентурой из числа советских граждан, осуществляемые в настоящее время американскими спецслужбами программы будут способствовать качественным изменениям в различных сферах жизни нашего общества, прежде всего в экономике, и приведут в конечном счете к принятию Советским Союзом новых западных идеалов».

Появление подобного документа явилось естественной реакцией КГБ на ту разрядку международных отношений, что наступила между Востоком и Западом в начале 70-х. После подписания Хельсинкских соглашений в 1975 году контакты между Западом и Востоком расширились, а это прибавило дополнительных хлопот КГБ. Каждый мало-мальски интересный для КГБ контакт советских граждан с иностранцами должен был фиксироваться. Не избежал столь пристального внимания к себе и Владимир Высоцкий, который как магнит притягивал к себе разных людей как в Союзе, так и далеко за его пределами. Работу КГБ в этом направлении облегчала болезнь Высоцкого, к которой с этого года прибавилось и увлечение наркотиками. Те рейсы советских летчиков, которые привозили Высоцкому в Москву наркотики, спрятанные в бутылки и выдаваемые за облепиховое масло, наверняка были известны чекистам. Это был отличный компромат на Владимира Высоцкого, и при удобном случае он всегда мог послужить хорошим средством давления на него.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.