ПОСТСКРИПТУМ: 8 ВОПРОСОВ БОРИСУ СТРУГАЦКОМУ ОТ ИЛЬИ СТОГОВА

ПОСТСКРИПТУМ: 8 ВОПРОСОВ БОРИСУ СТРУГАЦКОМУ ОТ ИЛЬИ СТОГОВА

— Как-то вы сказали, что, после того как скончался Аркадий Натанович, «писатель братья Стругацкие» перестал существовать. А потом выпустили два романа, подписанных псевдонимом С. Витицкий.

Вы сразу знали, что писать будете и дальше? Или рассматривали вариант, чтобы все-таки махнуть рукой и не писать больше вообще ничего?

— Мне было изначально ясно, что я обязательно буду пытаться что-то написать. Просто для самоутверждения хотя бы. Неясно только было, сумею ли я. Я знал, что писать в одиночку что-либо серьезнее статьи или рецензии невероятно трудно. Но я даже и представить себе не мог, насколько это трудно.

— В советское время вы ведь тратили огромное количество сил и времени на поединки с цензурой. А если бы не это, если бы не внешний прессинг, то все было бы иначе, да? Вы написали бы другие романы? О другом?

— Вопрос интересный. Как известно, «история не терпит сослагательного наклонения». К истории отдельных людей (к биографии) это тоже относится. Очевидно, впрочем, что социум формирует личность. Другой социум — другая личность. Другая личность — другая биография.

Скорее всего, мы все-таки стали бы писателями (начальный импульс не зависел от системы — желание писать «хорошую фантастику»). А вот что бы мы писали? Это — вопрос!

Почему-то мне кажется, что мы стали бы работать в манере Станислава Лема — из всех современных научных фантастов он нам, пожалуй, ближе всего.

— Можно немного о личном? Меня всегда интересовало: как это, старость? Что меняется?

— Старость, как известно, не радость, а большая, извините за выражение, гадость. Теряешь здоровье, теряешь энергию, теряешь друзей, теряешь возможность ставить сколько-нибудь отдаленные цели... Горизонт делается близким, словно ты вдруг оказался на Луне. Или — по колено в яме. Неприятное ощущение. И становишься дьявольски тяжел на подъем — о чем бы ни шла речь: новый роман начинать или просто в гости сходить к кому-нибудь, на день рождения...

— Вы ведь примерный семьянин, да? Насколько большую роль сыграли женщины в Вашей жизни? Была ли супруга Вашей музой? Ради того ли, чтобы понравиться ей, Вы годами садились за стол и продолжали писать?

— Давайте не будем говорить о личной жизни. Ей-богу, это никому не должно быть интересно. «Жизнь писателя — его книги». А вовсе не его взбрыки, закидоны, прибабахи и прочие амурные приключения. Да, впрочем, и не было ничего этого в моей жизни. Дружба, любовь и работа — это, да, было, а ведь это, как известно, три главные счастья, которые жизнь может дать человеку.

— На самом деле я знаю, что Вы атеист. И не спрашиваю, верители Вы в Евангелие. Вопрос в другом: ХОТЕЛИ БЫ Вы, чтобы евангельская история была правдой? Чтобы у человека действительно нашелся могучий Друг, Который избавил бы всех нас от несчастий, от болезней, от смерти?

— «Блажен, кто верует, — тепло ему на свете!» Но я не люблю наркотиков. Никаких — будь то героин, слег или религия. Конечно, болеутоляющее — хорошая штука, и все мы прибегаем к нему, когда по-настоящему болит. (Под бомбежкой или артобстрелом самые отпетые атеисты становятся верующими.) Но я и пирамидон-то глотал, только когда терпежу уж совсем никакого не было.

— А еще я знаю, что вы равнодушны к алкоголю. И это странно, ведь все более или менее приличные прозаики умерли именно от алкоголизма.

— Хм. Сомнительное утверждение. А Толстой? А Булгаков? А Гроссман? А Трифонов? Или они, на Ваш взгляд, недостаточно «приличны»?

— Писателя Уильяма Бероуза спросили, что происходит с человеком после смерти, и он ответил: «Ничего. Ты просто умираешь, и все». Вы тоже так считаете? Что человек просто умирает и все?

— «Куда девается ток, когда его выключают?» Боюсь, когда мы умираем, мы умираем совсем, без всякого остатка и без всякой надежды хоть в каком-то виде сохраниться. Смерть — это очень просто. И очень печально.

— Вы считаете, Ваша жизнь удалась? Все происходившее — стоило оно того, чтобы происходить?

— Наверное, удалась! Уж очень жалко, что она идет к концу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.