Муж не брал жену в разведку»

Муж не брал жену в разведку»

— Руфина Ивановна, спасибо за экскурсию. И, если позволите, попробую как следует расспросить вас о профессиональной работе Кима Филби. Наверняка за эти восемнадцать лет он рассказывал о своей жизни там…

— Как вам сказать. Чувствовалось, что о деталях работы говорить ему не хотелось. Я ведь понимала, что всё засекречено, и не допытывалась. Рассказывал, правда, без подробностей, как убегал в 1963-м из Бейрута. Теперь это уже известно: на пароходе «Долматов». Но поведал одну интересную деталь, о которой не упоминают. Был у них с советским куратором, там работавшим, условный знак. Когда тот проходил мимо его дома, Ким видел куратора с балкона — значит, назначена встреча. Если вдруг предстоит побег, знаком опасности должна была стать газета в руках куратора. И человек этот мимо дома в нужный момент прошел, только вот газету забыл. Ким встретился с куратором, но что надо бежать прямо сейчас, не знал. Показывал мне: «Я ушел, как был, в этом костюме с одним носовым платком — и всё».

— Вы с этим куратором не встречались?

— Была с ним нежданная встреча. Фамилия его П-в. Я тогда имен не знала, а познакомилась с ним на улице. Я уже рассказывала, что Ким любил прогулки. В тот раз были на Красной площади. Возвращались, и тут я должна вам объяснить: все время была я под страхом. Постоянно снились кошмары. Сидело все это в подсознании. Меня все время пугали, что его могут похитить, убить, хотя Ким считал, что это — полная ерунда, и относился к этому спокойно. Но, повторюсь, будучи человеком исключительно дисциплинированным, поступал всегда так, как говорили. Никогда ничего не нарушал. Он бережно относился к людям — со всех точек зрения. Повторял: «Ну а вдруг со мной что-то случится? Значит, будет отвечать тот, которому все это поручили».

И вот мы идем, глубокая зима, морозный день. Ким любил такую погоду. Проходим мимо еще той, старой гостиницы «Националь», и я вижу человека, который приближается к нам. И на моих глазах его лицо резко меняется — становится свирепым, ужасным. И этот незнакомец кидается на Кима. Я застываю, как соляной столб, но вдруг вижу: они оба улыбаются и обнимаются. Оказалось, это был тот самый П-в, который был его контактом в Бейруте и с которым он здесь никогда не виделся. Да, контактов с людьми Ким имел немного. Чисто случайная встреча! Потом П-в приходил к нам в гости с женой. Пригласили и нас к себе. Через несколько лет этот человек умер.

— Если верно понимаю, воспоминания о жизни там были отрывочные.

— Ким обычно рассказывал какие-то забавные случаи, со своими детьми, например.

— И ничего — совсем ничего о работе?

— Вспоминал какие-то эпизоды из той жизни, но это не касалось работы.

— Затрону тему серьезную. Существует мнение, что Киму Филби дали убежать из Бейрута. Допрашивал его приехавший из Лондона старый друг Николас Элиотт, чуть ли не сразу после тяжелейшего разговора улетевший обратно в Англию. А местный резидент Лан вообще общался с Филби только по телефону. Небрежность для таких асов непростительно странная. Как этот момент оценивал сам Филби?

— Ким мне этого никогда не говорил. Я узнала это позже. То, что приезжал человек, допрашивал. И вместо того чтобы сразу забрать, дал ему время — субботу и воскресенье. Ким рассказывал, как ему пришлось уходить с пустыми руками. На такой случай у него была приготовлена сумма денег, которую он оставлял жене. Тем не менее Ким всегда был готов к неожиданному исчезновению.

Я вам расскажу о другом. Ким был необычайно теплым, доброжелательным человеком. Вот он сидит в кабинете, работает, печатает на машинке. Я открываю дверь, хочу что-то сказать, но понимаю, что не вовремя, и ухожу. Но он тут же поворачивается с улыбкой, как бы ни был занят, и спрашивает: «Что ты хотела?»

— Это любовь к вам у интеллигентность или выдержка?

— Это нельзя воспитать. Натура есть натура. Многие, кто считает себя интеллигентами, так себя не ведут. Даже с вежливыми людьми случается всякое. Я говорила вам об одном из наших кураторов, человеке вполне достойном. Но случился эпизод, который привел Кима в бешенство. Мы путешествовали по Волге с его сыном и каждый день обсуждали, где высаживаемся, какой у нас маршрут. Собирались у нас в каюте — мы с Кимом, сын Джон с женой и наш куратор. Я задаю куратору вопрос, пытаюсь обсудить какое-то предложение, а он сидит и, не глядя на меня, листает и листает журнал. Что было с Кимом! Он в бешенстве вскочил со стула: «Кто не вежлив с моей женой, тот оскорбляет меня». Он произнес это по-русски.

— Руфина Ивановна у ваш муж задавал высокую планку. Может, для большинства она слишком высока…

— Да, это так. Например, с Кимом невозможно было ездить в метро. Выплескивается поток, куда-то устремляется. А он всегда всех пропускает. Я иду, привычно лавируя в толпе, и его теряю. Вижу его далеко, а он все еще пропускает, пропускает… И так каждый раз. Рассказывал, что приехав в Москву, решил зайти в знаменитый наш «Елисеевский». Подходит к магазину, открывает дверь. Видит женщину и пропускает ее. А за этой женщиной ринулся один мужчина, другой, все подряд. Ким смеялся: «Я стоял, как швейцар, держа эту дверь». Вот напротив — стоит его кресло. И всякий раз, когда я входила в комнату, он вставал. Я с трудом отучила его от этого. А моя мама мучилась. У нее здесь была своя комната, и она часто оставалась у нас. Мама входит, и муж сразу вскакивает. Мама: «Ким, ради бога! Я боюсь входить в комнату». А он говорит: «Я был таким мальчиком».

— Что он имел в виду?

— Он рассказывал, что начал читать с четырех лет, углубляясь в книги и ничего не замечая вокруг, и говорил мне: «Вдруг слышу: Ким, твоя мама зашла. И я сразу вскакивал». Натура и воспитание, конечно, тоже.

— Руфина Ивановна, давайте вернемся к работе вашего мужа. Было ли нечто такое для нашей страны сделанное, чем он особо гордился?

— Да. Часто он повторял: «Прохоровка, Прохоровка».

— Это о материалах, которые он с друзьями по «пятерке» передави накануне Курской битвы?

— Да. Я-то о Прохоровке мало слышала, все больше о Курской дуге. А он повторял: «Прохоровка — это же я». Никогда свою роль не выпячивал, но в этом случае гордился.

— А об атомной бомбе вопрос возникал?

— Это другое дело. Рассказывал, когда на него впервые пало подозрение, как он сумел выйти из опасной ситуации. Написал две статьи, смысл которых сводился к одному: ни в коем случае не признаваться.