Приложение II Немного о себе
Приложение II
Немного о себе
Когда наши войска отступали на всех фронтах, оставляя врагу город за городом, область за областью, мы в училище без роздыху изучали военные науки, не оставляла мысль, что в любую минуту нас могут досрочно выпустить: поступит приказ — и на фронт.
Но когда битва под Москвой окончилась поражением немцев и переходом в контрнаступление, у нас изменили распорядок дня, включив в него один час личного времени.
Я в этот час писал письма родным и друзьям, иногда играл в шахматы, а больше всего вспоминал о своей родной деревне Крысовы Оричевского района Кировской области, в которой я родился 31 декабря 1922 года. Можно было записать датой рождения 1 января 1923 года, но мой дальновидный отец посчитал, что так я быстрее отслужу в армии и поступлю в ВУЗ. Однако война перепутала все планы.
Мой отец Семен Васильевич Крысов работал директором Истобенского овощеперерабатывающего завода, хотя за плечами имел, как и мама, только церковноприходскую школу. Оба они окончили школу с отличием, и по окончании им вручили именные Евангелия.
Завод отца располагался в старинном селе Истобенске, которое появилось на карте Вятской губернии одновременно с губернским центром — городом Хлыновом, который потом дважды переименовывали, сначала в Вятку, затем в Киров.
Расположен Истобенск живописно, на высоком берегу Вятки. За рекой раскинулись заливные луга с большой сетью красивых озер и богатейшей растительностью. Украшали село два храма — Никольский и Троицкий. Первый большевики закрыли, сбросили крест с главного купола, все колокола и превратили храм в склад всякого хлама. А Троицкий храм не закрывали. В нем по-прежнему крестили детей, проводили венчания молодых и отпевали усопших. Хотя те миряне, кто держался за должность, все эти таинства проводили тайно от властей.
Мне очень хорошо запомнилось венчание моей старшей сестры Таисии с Иваном Улановым, крестьянином из дальней деревни, километрах в двадцати от нас. Колхозов еще не было, и к нашему дому первыми на добрых конях приехали гости со стороны жениха. Потом подъехали гости и с нашей стороны — в расписных каретах, бляхи на конских сбруях начищены до золотого блеска, звенят на шеях коней бубенцы, под дугами колокольцы заливаются! Гостей, по обычаю, пригласили в избу выпить по большой кружке пива домашнего. А потом вся большая кавалькада помчалась в село к Троицкому храму; взяли и меня, десятилетнего мальчишку, правда, ехал я в конце праздничного поезда.
Трудно без восхищения вспоминать церемонию венчания молодых! Невесте и жениху надели на головы «царские короны». Они стояли у амвона со свечами в руках и повторяли за батюшкой клятву верности. Гости, тоже со свечами, стояли кругом, внимательно слушали батюшку и созерцали весь церемониал. Все было торжественно и благопристойно. Такое не забывается, и разводов тогда не знали.
В селе, кроме овощезавода, были еще несколько: маслобойный, небольшой хлебный и маленький конезавод, и еще была ферма племенных быков. Истобенская порода коров пошла от шведского быка Моти. Когда быки, наследники Моти, учиняли между собой драку, было страшновато на них смотреть, и мы взбирались на крыши домов. Коровы в ту пору давали надои до 8500 литров молока в год от каждой, а потом племработа была заброшена и докатились до 1500 литров в год.
На ниве просвещения в Истобенске были средняя школа, сельскохозяйственный техникум и курсы маслоделия (2-годичные).
По воскресеньям, еще затемно, жители всех окрестных деревень слышали малиновый звон колоколов Троицкого храма, и с рассветом на центральной площади села начинался базар. Чего только там не продавали! И мясо, и рыбу, и птицу! Поросят, ягнят! Дары леса и лугов! А в дни народных праздников устраивались ярмарки, на которые съезжались не только из соседних сел и районов, но и из других городов. Продавали даже коней и скот! Везли на ярмарку арбузы, дыни, фрукты и даже цитрусовые! Особый ряд занимали кустари и умельцы, у них можно было купить валенки, лапти, сапоги — хромовые и попроще.
Матушка моя Афанасья Федоровна — урожденная Тупицына. Что поделаешь, вот такими нас наградило фамилиями; у нас, в вятском крае, и не такие фамилии-прозвища придумывали, одним словом, сквернословы были. Мама была из крестьян, работала сначала на своей земле, потом в колхозе. А ночами шила, по просьбе соседей, брюки, кофты, платья, пиджаки, костюмы, рубашки. Да и приусадебный участок был большой — 40 соток, требовал большого труда. Правда, полив в основном лег на мои плечи, так как все три сестры вышли замуж и разъехались из села, а младшие два брата были еще малы. Папа был всегда занят на работе, поэтому нам с братьями по осени, готовясь к зиме, приходилось еще и дрова пилить и колоть.
Моя чудесная бабушка Анастасия Трофимовна осталась вдовой с тремя малыми детьми, старшим из которых был мой папа, пяти лет. Муж бабушки, Василий Петрович, мой дедушка, был моряком и утонул. Бабушка была глубоко верующим человеком, постоянной прихожанкой храма.
Я бесконечно благодарен маме и бабушке, что они привили мне трудолюбие, честность, доброту к людям, а главное, быть порядочным и справедливым.
Мое детство и юность прошли в тревожные годы, а я был очень впечатлительным. Я каждый раз сопровождал маму на собрания, когда шел процесс добровольно-принудительной коллективизации. Приезжали начальники из района да еще прихватывали для острастки пару милиционеров. Пугали раскулачиванием и хвалили колхозный рай. Но крестьянам жалко было сдавать коней и все имущество, накопленное многими поколениями семьи. Из 65 хозяйств деревни первыми записались беднейшие — 10 безлошадных семей. Потом уломали и всех остальных. Забрали и коров, но они от некормления, непоения и недоения подняли такой рев, что через три дня их вернули хозяевам.
По Сталину, «жить стало лучше, жить стало веселее». Если раньше крестьянин в шесть часов был уже в поле, то теперь ударом железяки по рельсу, подвешенному у пожарной каланчи, только к девяти собирали колхозников. Зато по каждому поводу колхоз устраивал общие пьянки: закупали водки и резали то бычка, то коня.
Когда я узнал, что нашего коня Буланку поведут на мясобойню, пошел с ним прощаться, прихватив краюху хлеба. Увидев меня, он обрадовался, но хлеб ел без большой охоты, а по щекам у него катились слезы. Видимо, он предчувствовал свою смерть. Я обнял его и еле сдерживал слезы.
Только закончилась коллективизация и убрали плакаты о колхозном благе, как их место заняли плакаты, где фашиста со свастикой давят за горло ежовые рукавицы. Мы поняли, что у нас враг номер один — германский фашизм.
У нас в школе преподавал немецкий язык Карл Петрович Крюгер. Он был из тех немцев, которых завезли еще при Екатерине Второй в XVIII веке. Ночью к их дому подъехал «черный ворон», и забрали бедного Карла Петровича, забрали с концами — как «врага народа», больше его не видели. Жена его Анна Васильевна была завучем школы. Ей не было еще тридцати. Утром она пришла на работу вся седая.
Следующее для меня потрясение было, когда нас заставили в учебниках истории замазывать чернилами портреты героев Гражданской войны — Блюхера, Тухачевского, Егорова, Якира, Уборевича и других. Под их командованием была одержана победа в Гражданской войне — и вдруг-то они оказались «врагами народа»! В душе я страшно возмущался! Но понял, что об этом говорить нельзя.
Потом вдруг фашистская Германия стала самой дружественной страной Советскому Союзу. И в то же время пропаганда стала превозносить силу и мощь Красной Армии: «Красная Армия — всех сильней!», «Наши границы на замке!», «Воевать будем только на чужой территории!» Даже в песнях превозносили как гениальных полководцев Сталина, Ворошилова, Буденного.
Мы верили в это бахвальство и войны не боялись.
Примерно за неделю до начала войны я получил письмо от двоюродного брата Павла, который служил в Кобрине, недалеко от Бреста. Он мне написал, что скоро начнется война с немцами. Удивительно, как проглядела это письмо военная цензура.
Еще в училище родители сообщили мне письмом, что Павел погиб. А потом написали, что погибли дядя Миша и дядя Коля, папины братья, а дядя Иван Никитович, муж папиной сестры, умер в запасном полку в Сернурских военных лагерях Марийской Республики. Я, конечно, догадался, от чего он умер, но рассказывать никому не стал. Дело в том, что в этих лагерях, где формировались части для фронта, люди могли находиться и месяц, и два, а питания практически никакого не было, и много, очень много новобранцев умерло от голода.
Я тяжело пережил гибель родных, но опасность за Отечество заглушала все личные боли.
К сожалению, и теперь никто не скажет, сколько погибло сынов и дочерей нашего Отечества. Сталин сказал, что мы потеряли 7 миллионов человек, а немцы, мол, вдвое больше — 13 миллионов 600 тысяч. Вряд ли кто верил в это кощунственное вранье, но политруки это выдавали за истину. Кто мог противоречить вождю — никто! И в учебниках так записали, школьникам говорили это вранье. Хрущев сказал, что потеряли 20 миллионов, а Горбачев — что 27. Все эти цифры потолочные.
Я не согласен с существующей оценкой потерь, я их досконально подсчитывал. Некоторые 44 миллиона называют, но без обоснования, а у меня обоснование есть. По моим расчетам, мы потеряли 32 912 тысяч человек. Я прочитал всех коллег, кто подсчитывал потери. Из военных специалистов только генерал-полковник Дмитрий Антонович Волкогонов имел доступ к документам потерь. Он дает цифру только за один 1942 год: 6 миллионов погибших.
Я при расчетах исходил из численности населения в стране до войны и после ее окончания. За время войны родилось 18 миллионов детей, но большинство их умерло. Или вот на Западном Буге строили доты 136 тысяч солдат, и Сталин запретил им давать оружие: приказом было отобрано и заперто под замок все оружие — и все они одним махом попали в плен. Подсчеты и обоснование потерь я привожу в своей книге «Зигзаги войны» (Кишинев, самиздат, 2001; тир. 20 экз.).
Во время войны я получил три ранения и тяжелую контузию. Был награжден тремя боевыми орденами. Закончил войну в звании старшего лейтенанта.
После войны служил на командных и штабных должностях. В 1958 году с отличием окончил Военную академию бронетанковых и механизированных войск имени И. В. Сталина в Москве, но через три года в звании подполковника уволился в запас по состоянию здоровья, сказались ранения и тяжелая контузия в Польше. С 1961 года, находясь сначала в запасе, а потом в отставке, я до 70 лет работал, в основном в области механизации строительных работ. В 2000 году мне присвоили звание полковника.
С начала 70-х начал собирать материал для книги. Я очень благодарен однополчанам, которые своими воспоминаниями помогли мне восстановить в памяти некоторые картины боевых действий, это Павел Данилович Ревуцкий, Иван Георгиевич Шулико, Иван Петрович Марченко, Сергей Григорьевич Быков, Георгий Дмитриевич Истомин и другие.
Изучая документы, я трижды работал в архиве Министерства обороны в Подольске. Ездил и по местам боев. Разыскал многих однополчан, что давалось очень нелегко, так как адреса у всех изменились. Но какая это была радость для людей! Каждый радовался, что не забыли, вспомнили о нем. Написал я и много очерков о живых и погибших для региональных издательств тех областей, районов, где жили мои однополчане, — а то бы и не знали там, как их земляк воевал! Много раз мы всей семьей, с женой Розой Ивановной и сыном Григорием, ездили на встречи ветеранов и даже по боевым местам, встречались с жителями сел, деревень, где происходили бои.
Продолжаю писать и теперь, больше полагаясь на свою память и как-то думая, что если я не опишу наши бои, то уже и некому будет, так как все меньше остается тех, кому пришлось испить свою страшную чашу из чудовищного котла той войны. Но, часто выступая в школах, других учебных заведениях, я не стремлюсь к натурализму изображения картин войны, это мало чему научит, я рассказываю о своих боевых друзьях, поименно, их жертвенности, о взаимовыручке в бою. В бою мы распознавали кто есть кто и познавали самих себя. Вот это мне кажется важным.
Сын наш Гриша тоже окончил Челябинское танковое училище, но до генерала не дослужился, да мы от него этого и не желали, больше ориентировали на нормальную службу и, главное, чтобы порядочным, достойным был человеком. Вроде получилось. Есть и продолжатели рода, у нас уже три внука.
Вот, пожалуй, и все. Такова вкратце моя биография. Думаю, этого достаточно для рядового воина.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.