Эльдар РЯЗАНОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эльдар РЯЗАНОВ

Э. Рязанов родился 18 ноября 1927 года в Самаре. Незадолго до появления на свет сына его родители работали в советском торгпредстве в Персии, поэтому имя новорожденному решили дать восточное — Эльдар.

Э. Рязанов вспоминает: «Родители мои никакого отношения к искусству не имели. Отец был большевиком, участником гражданской войны. Мать, повстречав бравого красноармейца, ушла с ним из своей мещанской семьи. Отец воевал против Колчака. В 1922 году, когда ему было 24 года, его послали разведчиком в Китай. Мать поехала с ним. Потом, еще до моего рождения, они работали в Персии, в Тегеране. Они числились работающими в торгпредстве, но отец, видимо, засыпался как шпион, и их оттуда выслали. Я говорю достаточно приблизительно, потому что с отцом у меня в жизни было крайне мало контактов. В Москве отца назначили начальником винного главка. И тут произошла трагедия — он начал пить. Возвращался с работы в невменяемом состоянии, бывало, в одном нижнем белье, начал поколачивать мать. В 1930 году, когда мне было три года, у нас была отдельная трехкомнатная квартира в Зарядье, где сейчас гостиница «Россия», — с окнами на Красную площадь. И мать взяла меня, трехлетнего, в охапку и ушла жить к подруге. Отец женился второй раз. У меня должна быть сестра 34-го или 35-го года рождения, но я так и не знаю, где она, как ее зовут, жива ли вообще, может, умерла маленькой? Все следы потеряны, потому что в 38-м году отца посадили. В начале 60-х он меня нашел по моим фильмам. Но близкого контакта не получилось: пришел совершенно незнакомый мне, сломанный жизнью, разбитый человек. И свою дочку он не нашел. Такая вот печальная история. Ну а мать вышла замуж, и меня с семилетнего возраста воспитывал отчим. Это был совершенно потрясающий человек. У меня есть сводный браг, и никогда в жизни я не чувствовал разницы отношений отчима к родному сыну и ко мне. Он был рядовой инженер, совершенно обычный человек, но с огромной внутренней интеллигентностью. Прожил восемьдесят шесть лет».

С трех лет любимым занятием будущего режиссера и комедиографа было чтение. Читал же он все подряд: вывески на магазинах, надписи на заборах, газетные передовицы. Его интересовало само чудо — каким образом из букв составляются слова. Примерно с пяти лет Рязанов всерьез взялся за книги. Сначала читал запоем сказки и детские стихи, затем переключился на «толстую» литературу: на книги Джека Лондона, Майн Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна, Александра Дюма.

К третьему классу Рязанов уже заметно опережал своих сверстников по чтению, но мечта пойти еще дальше не покидала его. Когда стены сразу нескольких детских библиотек, где он был записан, стали для него тесны, он решил записаться еще в одну, где книжный фонд был побогаче. Однако туда записывали лишь с 5-го класса. Но для третьеклассника Элика Рязанова, мечтавшего к своему совершеннолетию перечитать всю отечественную и мировую классику, преград на пути к совершенству не существовало. Взяв ручку, он смело исправил в школьной справке цифру 3 на 5, перепрыгнув тем самым сразу два класса. Как ни странно, но подлог остался незамеченным, и уже через несколько минут после предъявления «мандата» Рязанов держал в руках увесистые тома нового чтива.

Любимой книгой Рязанова в те годы был «Мартин Иден» Джека Лондона. Как известно, герой романа был сначала моряком, а затем писателем. Вот и Рязанов решил списать свою миографию с любимого героя. «Поступлю сначала в мореходку, а потом, побороздив просторы морей и океанов, опишу все виденное в своих сочинениях», — решил Рязанов. А чтобы не тратить целый год на опостылевшую учебу, он задумал сдать» к замен за десятый класс экстерном.

Рязанов шел к своей цели столь стремительно, что сам поражался. Лихо прошел первые три экзамена — литературу, русский устный и сочинение, получив за них пятерки. На четверку сдал немецкий, затем осилил географию, физику. Оставатсь одна химия, которая не обещала Рязанову больших трудностей. Однако именно на ней он едва не провалился. Вытащил билет и не смог ответить ни на один вопрос. Учителя недоумевали, глядя на лежащий перед ними табель, — там у Рязанова были сплошные пятерки и четверки. Что делать? И конце концов они сжалились над своим учеником и, несмотря на его невразумительные ответы, поставили ему тройку. Так Рязанов заработал аттестат об окончании десятилетки. Из шесшдесяти человек, которые пустились в это рискованное приключение, до финиша добрались лишь восемь. На дворе стоял 1944 год.

Вскоре, собрав нужные документы, Рязанов отправил их в Одесское мореходное училище. Однако дни летели за днями, а ответа все не было. Смутная тревога стала терзать юную душу Рязанова. «А вдруг письмо не дошло до адресата? — мучил он себя страшными подозрениями. — Или, может быть, я не поюшел им по каким-то причинам? Что же делать?»

Ситуация разрешилась самым неожиданным образом. Однажды Рязанов встретил на улице своего школьного приятеля (одного из тех восьми счастливчиков, что вместе с ним получили аттестат), который сообщил ему, что поступает во ВГИК.

— А что это такое? — спросил в свою очередь Рязанов, тем самым выдавая полную неосведомленность в этом вопросе. «Институт кинематографии, — ответил приятель. — Если хочешь, поедем со мной, сам все посмотришь». Делать в тот день Рязанову было нечего, и он согласился. Та поездка круто изменила л о судьбу.

Подавая документы во ВГИК, на режиссерское отделение, Ря шнов был уверен, что провалится. «А если поступлю, проучусь только год, — размышлял он. — За это время сумею списаться с Одессой, выясню условия приема и обязательно поступлю в мореходку». Но все вышло иначе. Несмотря на то что из трех экзаменов два он сдал на тройки (лишь за письменную работу заработал пятерку), его приняли, правда, с оговоркой «условно». То есть с испытательным сроком. Рязанову предстояло проучиться первый семестр, после чего высокая комиссия решила бы — оставаться ему в стенах ВГИКа или нет. Рязанов эти условия принял.

Курс, на котором должен был учиться Рязанов, вел прославленный режиссер Григорий Михайлович Козинцев, человек достаточно строгий. Если добавить к этому, что Рязанов был на курсе самым молодым, что про кино он ничего не ведал и особенной любви к нему не питал (в отличие, скажем, от литературы), то легко представить, в каком трудном положении он оказался. Однако уже тогда был он изрядно честолюбив и не привык останавливаться на половине дороги. Это и решило его судьбу. Первый семестр он закончил весьма успешно и пос лучил постоянную «прописку» во ВГИКе. Правда, после второго курса был момент, когда Козинцев внезапно вознамерился его отчислить. Сказал: «Вы, Элик, слишком молоды». Однако Рязанову палец в рот не клади. Он парировал: «Когда вы меня принимали, я был на два года моложе. Вы могли бы это заметить тогда». Видимо, Козинцеву этот ответ понравился, и он махнул рукой: «Ладно, учитесь».

Учеба давалась Рязанову с трудом. У него многое тогда не получалось, буквально валилось из рук. В 1947 году всем курсом поехали в Ленинград, где Козинцев снимал фильм «Пирогов», а Рязанов был снабженцем. Надо было достать то, это, но он все завалил — ничего не достал. В наказание его не допустили к работе с массовкой — единственного со всего курса.

На третьем курсе студенты режиссерского факультета получили возможность запечатлеть свои идеи на пленку — снять короткометражки. Рязанов выбрал юмористический рассказ К. Чапека «Покушение на убийство». Причем в качестве исполнителя главной роли пригласил не профессионального актера, а своего приятеля из текстильного института. Но дебют оказался провальным. Козинцев разбомбил его фильм в пух и прах, заявив напоследок, что «любой художник должен воспитывать в себе чувство стыда». После этого Рязанов дал себе слово больше комедий не снимать.

В те годы в советском кино царило время малокартинья, когда в год выходило менее десяти картин, и выпускники режиссерского факультета прекрасно осознавали, что в будущем их ждет в лучшем случае работа ассистентов. Поэтому многие из них или вовсе уходили из профессии, или переходили в смежные области. Рязанов выбрал второе — на четвертом курсе он перешел в мастерскую документального кино. Его дипломной работой стал фильм о Москве (в соавторстве с Зоей Фоминой), за который его авторы получили диплом с отличием.

ВГИК Рязанов закончил в 1950 году. Тогда же он женился в первый раз. Его женой стала однокурсница по ВГИКу, симпатичная девушка Зоя. Через год в молодой семье произошло радостное событие — родилась дочь.

После окончания института Рязанов стал режиссером-документалистом на Центральной студии документальных фильмов (ЦДСФ). По его же словам, в документалистике он занимался тем же, чем тогда занимались все его коллеги — лакированием действительности. Это была целая наука. К примеру, снимая фильм о нефтяниках Кубани, он заставил покрасить фасад магазина, чтобы тот выглядел на экране новеньким и красивым. У одного нефтяника, Героя Труда, в квартире стояла старая, побитая временем мебель. Зато у его соседа — наоборот, отменная, чуть ли не из Мосторга. Но фильм снимали про Героя Труда, поэтому Рязанов уговорил его соседа одолжить на несколько часов свою мебель для съемок. Когда тот согласился, Рязанов вместе с оператором под покровом ночи перетащили отличную мебель в нужную им квартиру.

Но были в этой работе и прекрасные моменты. В 1954 году Рязанов снимал очередной фильм на Сахалине. Там он в какой-то мере сумел удовлетворить свои романтические, джеклондоновские наклонности. Он охотился на китов с китобоями, бродил по тундре с геологами и оленеводами, ловил с рыбаками сельдь. Даже вместе с пограничниками преследовал нарушителей границы. Однако именно там он вдруг впервые стал задумываться о своем будущем. О том, что каждодневная работа над киножурналами и выпусками новостей приучает его к стереотипности мышления, к штампам. Что готовые рецепты. годящиеся на все случаи жизни, подменяют творческие поиски. И Рязанов решил уйти в художественное кино. Тем более само время диктовало это. На дворе был 1955 год, время «оттепельное», когда на уровне правительства был поднят вопрос об увеличении количества выпускаемых в год художественных фильмов. Киностудии страны с энтузиазмом откликнулись на это решение и споро взялись за дело. В итоге в том же 1955 году было выпущено в производство 75 новых фильмов — на 24 фильма больше, чем в предыдущем. Среди этих лент была и рязановская — фильм-ревю «Весенние голоса», который он снял в соавторстве с Леонидом Кристи.

После выхода «Весенних голосов» на широкий экран Рязанова приняли в штат киностудии «Мосфильм», и он решил взять первый в своей жизни отпуск. Однако отдохнуть ему не дали. За день до отпуска его вызвал к себе руководитель киностудии Иван Александрович Пырьев и нагрузил новой работой — предстояло снять музыкальную комедию по сценарию Бориса Ласкина и Владимира Полякова. Рязанов попытался возразить, приведя в свое оправдание два, как ему казалось, серьезных аргумента: мол, во-первых я не хочу снимать музыкальную комедию, и во-вторых, — завтра уезжаю в отпуск. И, наивный, протянул Пырьеву купленный в железнодорожной кассе билет на поезд. Больше он этого билета не увидел. Пырьев вызвал в кабинет своего секретаря и попросил немедленно поехать на вокзал, сдать билет и вернуть Рязанову деньги. После того как дверь за секретарем закрылась, Пырьев вновь обратился к ошеломленному Рязанову:

— А ты поедешь в Болшево, в наш Дом творчества. Будешь там отдыхать и помогать Ласкину с Поляковым писать сценарий.

Так как Пырьева боялись практически все на киностудии (в гневе он был страшен), Рязанову не оставалось ничего иного, как безропотно идти и выполнять приказ. Но, как говорится, худа без добра не бывает. В итоге на свет появилась замечательная картина, можно сказать, классика отечественного кинематографа — «Карнавальная ночь».

Как вспоминает сам Рязанов, будущий шедевр рождался в неимоверных муках. И виной всему был все тот же Пырьев, который буквально контролировал каждый его шаг, диктовал свое видение фильма. Сам Рязанов мечтал снять реалистическую, не только смешную, но и ядовитую ленту, где социальные мотивы — разоблачение Огурцова — играли бы доминирующую роль. Пырьев же направлял его в сторону более условного кинозрелища, где красочность, музыкальность, карнавальность создавали бы жизнерадостное настроение, а Огурцов был бы лишь нелеп, смешон и никого не пугал. При этом он не отрицал сатирической направленности картины, считал, что при гротесковом, буффонном решении сила сатиры увеличивается. Время показало, что Пырьев был прав — фильм завоевал пришание зрителей именно за свою музыкальность, красочность и сатиру.

Между тем сложности в работе над картиной возникали не голько в связи с Пырьевым. Были и другие проблемы, которые однажды едва не угробили картину. Что же произошло?

В силу своей неопытности (все же это была его первая самостоятельная постановка в жанре художественного кино) Ряинов многие сцены фильма переснимал по нескольку раз. В ре(ультате возник перерасход сметы и отставание от сроков. Когда об этом стало известно художественному совету киностудии, он решил вмешаться в происходящее. От Рязанова потребовали показать отснятый материал (к тому времени была снята уже половина картины). Этот показ произвел на всех присутствующих тяжелое впечатление. Буквально все члены худсовета пришли к мнению, что ничего более унылого, скучного и серого они в своей жизни не видели. И это при том, что фильм должен был стать музыкальной комедией! Однако закрывать картину никто не решился. И не потому, что пожалели молодого режиссера (о нем члены худсовета думали меньше всего), а в силу более меркантильных соображений, а именно — большая часть деньг, отпущенных на фильм, была уже потрачена, а ноиого режиссера под оставшуюся смету вряд ли теперь найдешь. Поэтому Рязанова обязали закончить фильм и забыть о нем словно о кошмарном сне. Проще говоря, выкрасить и выбросить. Однако Рязанов с этим положением не смирился. Вернувшись на съемочную площадку, он не раскис, не сник, а наоборот — его охватили злость, азарт, и он решил доказать высоколобым членам худсовета, что они слишком рано ставят на нем крест.

Как ни странно, но единственным человеком, кто продол-_ жал верить в Рязанова, был все тот же Иван Пырьев. Даже на том пресловутом худсовете, когда маститые режиссеры поливали дебютанта грязью, Пырьев был единственным, кто защищал его от нападок. Сам Рязанов позднее напишет: «Пырьев ни разу не усомнился в том, что я выиграю битву. Кроме того, он сам ставил комедии и на собственной шкуре испытал, как это трудно, как редко приходит удача, как хрупок и беззащитен комедийный жанр, как надо бережно к нему относиться».

Рязанов продолжал работу над картиной невзирая ни на что. Его веру в конечный успех не могли поколебать ни ехидные насмешки некоторых членов съемочной группы, ни уколы в прессе. В частности, в газете «Советская культура» за подписью редактора Кинокомитета К. Парамоновой появилась заметка о том, что на «Мосфильме» по отвратительному сценарию молодой режиссер снимает очередную пошлую комедию. Мол, мало у нас бездарных фильмов, гак нет — в скором времени появится еще один. Интересно, какое лицо было у Парамоновой и у тех, по чьему заказу она писала эту заметку, когда «Карнавальная ночь» была названа одним из лучших фильмов 1956 года. В прокате картина заняла 1-е место, собрав 48, 64 млн. зрителей. Фильм был удостоен множества призов, в частности: на «Мосфильме» (1956), на фестивале в Эдинбурге (1957), на Всесоюзном кинофестивале в Москве (1958) и др. Таким образом Рязанов на собственном примере сумел доказать, что расхожая поговорка «первый блин комом» не всегда верна.

Успех «Карнавальной ночи» окрылил не только Рязанова, но и руководство «Мосфильма». Оно выдало молодому режиссеру карт-бланш и вскоре запустило его с новым проектом — еще одной музыкальной комедией «Девушка без адреса». В отличие от «Карнавальной ночи», где роли исполняли в основном молодые и малоизвестные актеры, в новой картине актерский состав был, что называется, звездным: Николай Рыбников, Юрий Белов (он играл и в «Карнавальной…»), Эраст Гарин, Зоя Федорова, Сергей Филиппов, Рина Зеленая. Фильм вышел на широкий экран в 1958 году и был очень тепло принят публикой, по кассе чуть-чуть не дотянув до успеха «Карнавальной ночи» — 2-е место, 36, 5 млн. зрителей. Однако критика оценила картину иначе, назвав ее «бледной копией предыдущего фильма». Кстати, и сам Рязанов считает «Девушку» не самой удачной из своих картин.

В год выхода фильма на экран судьба вновь свела Рязанова со сценаристами Борисом Ласкиным и Владимиром Поляковым. Написав сюжет новой комедии под названием «Не имей сто рублей», они рассчитывали, что именно Рязанов возьмется за его экранизацию. Поначалу чутье их не обмануло — Рязанов действительно загорелся желанием снять фильм по их произведению, и они уехали писать сценарий в тот же Дом творчества в Болшево, где работали над «Карнавальной ночью». Довольно быстро сценарий был готов, и его ожидала вполне реальная перспектива быть экранизированным (обычно сценарий, заинтересовавший конкретного режиссера, считался производственно перспективным, и худсовет студии всегда давал «добро» на его постановку). Но далее произошло неожиданное. Рязанов внезапно охладел к этому проекту и буквально за несколько часов до его обсуждения на худсовете отказался от его постановки. Что тут началось! Ласкин и Поляков назвали Ряишова предателем и прервали с ним всяческие отношения. Худсовет тоже не остался в стороне и объявил Рязанова вредителем (ведь студия уже вовсю готовилась к постановке очередного шедевра). В итоге Рязанова на год отстранили от режиссуры, а поначалу вообще грозились выкинуть из кино. Но затем псе обошлось и он вновь вернулся на съемочную площадку.

Кстати, сценарий «Не имей сто рублей» был затем востребован на киностудии «Ленфильм», где в 1959 году по нему сняли фильм. Однако особенного успеха у зрителей он не имел и вскоре благополучно канул в Лету, не оставив даже маломальского следа в киношных справочниках.

Возвращение Рязанова в режиссуру состоялось в 1960 году. Причем на этот раз он не стал ждать, когда кто-то из драматургов придет к нему с готовым предложением (видимо, после некрасивой истории, учиненной им в отношении Ласкина и Полякова, Рязанов понимал иллюзорность таких надежд), а сам отправился к одному из них. Этим драматургом был Леонид Зорин. Ему Рязанов и выложил свою идею — снять комедию о снежном человеке, попавшем в современную Москву (в те годы в прессе активно обсуждалась гипотеза о существовании снежного человека). Зорину эта идея понравилась, и он сел за работу. Вскоре сценарий фильма «Человек ниоткуда» был готов и принят к производству на «Мосфильме».

Фильм «Человек ниоткуда» стал первым в послужном списке Рязанова, где у него произошли первые серьезные столкновения с цензурой. Когда весной 1961 года фильм был закончен и готов к выходу на экран, его продвижение к зрителю было приостановлено грозным циркуляром из ЦК КПСС за подписями заведующего отделом культуры ЦК Д. Поликарпова и заведующего киносектором этого же отдела В. Баскакова. Приведу этот документ полностью:

«Ознакомление с фильмом «Человек ниоткуда» показало, что все содержимое этой картины чуждо нашему искусству и представляет собой образец безыдейного, формалистического трюкачества. Лежащая в основе фильма надуманная история о похождениях в Москве «снежного человека» из несуществующего племени «тапи» послужила поводом для разного рода нелепейших и бессмысленных трюков, лишенных элементарного художественного содержания. Большинство сцен фильма способно вызвать лишь возмущение и протест советских зрителей. Так, в одном из эпизодов в оглупленном и окарикатуренном виде показаны советские ученые. Когда герой фильма — молодой научный работник Поражаев — демонстрирует в научноисследовательском институте «снежного человека», члены ученого совета вдруг начинают плясать, водить хоровод и петь пошлейшие куплеты: «Володя, не жалея сил, научный подвиг совершил». В отдельных эпизодах фильма ощущается идейно сомнительный подтекст, который сводится к тому, что дикарь оказывается по своим моральным качествам лучше, чище и благороднее тех людей, с которыми он сталкивается в нашей действительности. Кинокартина «Человек ниоткуда» по самой своей сути чужда традициям и принципам советского искусства».

Естественно, киношное руководство не могло остаться безучастным к такой «телеге» из ЦК КПСС. В итоге очередное творение Рязанова решено было выпустить на экран, но ограничить его тираж. Было отпечатано всего несколько десятков копий, прокат которых намечался осенью того же года. Но здесь в плавный ход событий вмешались новые непредвиденные обстоятельства.

В июне в Доме кино состоялась премьера фильма для узкого круга столичной интеллигенции. Картина вызвала неоднозначную реакцию, так как по своей стилистике была не похожа ни на что, выходившее ранее. Как итог — 22 июня в газете «Саветская культура» было напечатано письмо некоего научного сотрудника В. Даниляна, который буквально камня на камне не оставлял от фильма «Человек ниоткуда». В частности он писал:

«В фильме «Человек ниоткуда» есть некоторые интересные, внимательные сцены, смешные эпизоды. Есть и красивые виды Москвы. Но для большого фильма этого мало. Нужны мысли, нужна четкая и определенная идейная концепция, ясная философская позиция авторов, но именно этого не хватает в фильме. Ибо «философия», заключенная в сценарии Л. Зорина, — это либо брюзжание, слегка подкрашенное иронией, л ибо двусмысленные (в устах людоеда) и невысокого полета афоризмы вроде того, что нет ничего приятнее, чем съесть своего ближнего. Попытки же уйти в область чистой эксцентрики и гротеска приводят лишь к бессмысленному трюкачеству и погрешностям против художественности. В таком, я бы сказал, балаганном стиле сделаны заключительные эпизоды картины — космический полет…»

У Рязанова и Зорина, прочитавших это письмо, буквально с первых же минут закрались сомнения в подлинности его авторства. И они не ошиблись. В начале письма Данилян сообщал, что посмотрел картину во время служебной командировки в Полтаве. Однако после звонка Рязанова в этот город удалось установить, что фильм «Человек ниоткуда» там еще не демонстрировался. Значит, пассаж о Полтаве был откровенным враньем. На основе этого был сделан вывод, что и «научный сотрудник В. Данилян» — лицо вымышленное. Но откуда тогда растут ноги у этого письма? Чтобы установить это, стали копать дальше. В результате узнали такую деталь: «свои» люди в бухгалтерии газеты «Советская культура» сообщили, что гонорар за «письмо» получил завотделом кино этой же газеты В. Шалуновский. Теперь стало ясно, кто именно «долбанул» но фильму. Непонятно было только одно: зачем надо было скрываться под вымышленным именем? Может быть, потому что и за Шалуновским стояли некие силы, которые хотели замаскировать свое выступление под глас народа?

Осенью премьера фильма все-таки состоялась, но длилась она недолго. Сначала его заклеймили в газетах (в «Московском комсомольце», «Литературной газете»), а затем свое веское слово произнес главный идеолог партии Михаил Суслов. Как-то днем он ехал в своем «членовозе» на работу в Кремль, и его взгляд скользнул по огромной афише, красовавшейся на фронтоне кинотеатра «Художественный». Привыкший видеть там только красноармейцев в буденовках или статных партийных секретарей в цивильных пиджаках, Суслов теперь обнаружил там лохматого дикаря с вытаращенными от удивления глазами. Видимо, в такой подмене главный идеолог заподозрил чьи-то враждебные происки, потому что едва он вошел в Кремль и снял галоши (он их всегда носил в осеннюю слякоть), как тут же устроил форменный разнос своим подчиненным. В итоге с фронтона кинотеатра исчезла не только афиша с дикарем, но и сам фильм был снят с проката. Через несколько дней после этого — 24 октября — Суслов взошел на трибуну XXII съезда КПСС и произнес пламенную речь, в которой уделил внимание и рязановскому творению. Вот что он сказал:

«К сожалению, нередко еще появляются у нас бессодержательные и никчемные книжки, безыдейные и малохудожественные картины и фильмы, которые не отвечают высокому призванию советского искусства. А на их выпуск в свет расходуются большие государственные средства. Хотя некоторые из этих произведений появляются под таинственным названием, как «Человек ниоткуда» (оживление в зале). Однако в идейном и художественном отношении этот фильм явно не оттуда, не оттуда (оживление в зале, аплодисменты). Неизвестно также, откуда взяты, сколько (немало) и куда пошли средства на производство фильма (на картину было затрачено 4, 5 млн. рублей. — Ф. Р.)Не пора ли прекратить субсидирование брака в области искусства? (Аплодисменты)».

Несколько дней спустя словам главного идеолога вторили уже и популярные куплетисты Рудаков и Нечаев, выступавшие в концерте, устроенном для делегатов съезда:

На «Мосфильме» вышло чудо

С «Человеком ниоткуда».

Посмотрел я это чудо —

Год в кино ходить не буду…

Но и это было еще не все. 11 ноября в газете «Советская культура» появилась статья за подписью В. Шалуновского, котрый наконец получил прекрасную возможность не скрываться под чужим именем и «долбануть» по фильму от себя лично. Он и долбанул, не стесняясь в выражениях. «Фильм не молсг заслужить иной оценки, кроме отрицательной… Картина оказалась слабой, сумбурной, а заключенные в ней идеи — весьма сомнительны» и т. д. и т. п. Это был последний гвоздь в крышку гроба, сооруженного «плотниками» из ЦК КПСС для рязановского фильма.

Стоит отметить, что лента «Человек ниоткуда» легла на полку на целых 27 лет. Только в 1988 году Госкино СССР и конфликтная комиссия Союза кинематографистов СССР приняли решение о повторном выпуске фильма в прокат. Правда, вновь, как и раньше, он вышел на экран без всякой рекламы, в количестве всего нескольких десятков копий.

Но вернемся в начало 60-х.

Итак, после третьего фильма Рязанов оказался в немилосш, в его первой опале. Честно говоря, он не был к ней готов. Картину он снимал без всяких задних мыслей, совершенно не рассчитывая на то, что высокие цензоры обнаружат в ней какую-либо крамолу. И вот на тебе! По словам самого режиссера, он тогда здорово испугался за свое будущее. Когда твое имя весьма нелестно упоминается на трибуне партийного съезда, а затем попадает еще и в частушку — оргвыводы могут последовать самые суровые. В сущности, эти выводы не заставили бы себя долго ждать, и дальнейшая судьба Рязанова могла окатться печальной — подносил бы бобины с пленками где-нипудь на «Укртелефильме», — если бы в дело не вмешался все тот же И. Пырьев. Именно он положил немало сил на защиту Рязанова в разных высоких кабинетах. И в конце концов победил — молодого режиссера оставили на «Мосфильме». Более того, разрешили продолжать работу над очередной картиной.

Правда, будь картина на современную тему, Рязанова наверняка бы от нее отстранили. Но она была далека от современных реалий так же, как небо от земли. Речь идет о героической комедии Александра Гладкова «Давным-давно», которая много лет с успехом шла в добром десятке советских театров, в том числе и в Театре Советской Армии. Пьеса была самая что ни на есть лояльная, да еще и патриотическая — повествовала о войне с Наполеоном в 1812 году.

Из-за проволочек со сценарием фильм запустили в производство с опозданием — зимнюю натуру стали снимать лишь 1 марта 1962 года. Съемки проходили под Москвой, на месте бывшей помещичьей усадьбы. К сожалению, самой усадьбы не сохранилось, поэтому киношники перестроили под нее небольшую церковь, стоявшую неподалеку. Здесь же были разбиты клумбы, возведены ограды, посажены цветы. В отличие от предыдущей картины в этом фильме не было практически ни одного трюка, связанного с применением кинотехники. Все аттракционы носили спортивный, акробатический, цирковой характер и выполнялись профессиональными наездниками и фехтовальщиками: конниками Михаила Туганова, а также чемпионами СССР по фехтованию. Причем последние использовали настоящие клинки. Сначала служба техники безопасности запретила использование боевого оружия и были изготовлены бутафорские клинки из дерева. Но после первого же сражения липовое «оружие» пришло в негодность, и режиссеру на свой страх и риск пришлось нарушить инструкцию — вручить актерам и каскадерам настоящие клинки. К счастью, случаев серьезного травматизма на съемках удалось избежать. Работа двигалась споро (всем хотелось успеть к юбилею — 150-летию Бородинского сражения, который выпадал на август), и уже в конце апреля снимались последние эпизоды картины.

Новая работа Рязанова «реабилитировала» его не только перед коллегами, но и перед зрителями, которые давно заждались от него по-настоящему искрометной, музыкальной комедии. «Гусарская баллада», несмотря на то что вышла на широкий экран во второй половине года, тут же стала фаворитом проката — она заняла 2-е место, собрав к концу года на своих сеансах 48, 64 млн. зрителей.

В 1963 году судьба свела Рязанова с 42-летним драматургом Эмилем Брагинским. Тогда же они написали первый совместный сценарий под названием «Берегись автомобиля», основанный на реальных событиях. Рассказал же им о них Юрий Никулин. Он был на гастролях в Куйбышеве и случайно услышал историю о том, как некий шофер с местной автобазы, желая насолить теневым воротилам города, стал угонять у них шгомобили, которые затем продавал, а деньги переводил в детские дома.

Сценарий был написан в начале 63-го года, и тогда же его запустили в производство. На роль Деточкина был утвержден добытчик сюжета Юрий Никулин, а его антипода следователя Подберезовикова должен был сыграть Юрий Яковлев. Однако незадолго до начала съемок выяснилось, что цирк вместе с Никулиным собирается в длительные зарубежные гастроли. Что делать? И тогда Рязанов отправился на прием к только что назначенному новому министру кинематографии Алексею Романову. Тот внимательно выслушал режиссера и пообещал помочь. От Рязанова же требовалось только одно — принести министру сценарий будущего фильма для ознакомления. Рязанов м у просьбу выполнил. А дальше случилось неожиданное. Сюжет Романову категорически не понравился, причем в воспитательном смысле. На полном серьезе Романов вещал: «После м ого фильма, чего доброго, советские граждане действительно начнут угонять автомобили». Короче, министр не только не стал звонить в «Союзгосцирк» и просить освободить Никулина от гастролей, но и вообще приостановил выпуск картины.

Рязанов с Брагинским после этого, конечно же, расстроились. Однако сидеть сложа руки не стали и тогда же написали по этому сценарию повесть, которая в следующем году появилась в журнале «Молодая гвардия».

А как же любимое детище Рязанова — кино? К нему он вернулся в 1964 году. Так как проект «Берегись автомобиля» был отложен до лучших времен, в Кинокомитете Рязанову предложили взяться за другой — комедию по сценарию двух известных сценаристов Александра Галича и Бориса Ласкина «Дайте калобную книгу».

Сценарий являлся типичным образцом так называемого производственного фильма, кстати, очень распространенного в то время: Речь в нем шла о том, как после газетного фельетона, изобличившего плохое обслуживание и пошлую обстановку в ресторане «Одуванчик», молодежь перестроила его и прекратила темную, грязную забегаловку в место культурного отдыха, досуга и общественного питания.

Приступая к работе над этой картиной, Рязанов пошел по пути наибольшего сопротивления: во-первых, он отказался от съемки декораций, построенных на киностудии, во-вторых — привлек к работе актеров, которых можно было бы скорее назвать драматическими, нежели комедийными. Таким образом он искал для себя иные, чем раньше, формы выражения смешного на экране. Однако эксперимент не получился. Сочетание новой для Рязанова режиссерской манеры с его прежними приемами не принесло желаемого результата. Это было видно по тому приему, какой зрители оказывали картине. В прокате 1965 года фильм занял всего лишь 14-е место, собрав 29, 9 млн. зрителей.

Однако и польза от такой работы для Рязанова тоже была. Фильм стал для него своеобразной «лабораторией» и явился переломным. Он позволил режиссеру перекинуть своеобразный мостик от чисто жанровой, веселой комедии к фильмам не только смешным, но и печальным.

В 1965 году Рязанов наконец получил возможность приступить к съемкам фильма «Берегись автомобиля». На главные роли были утверждены актеры, не менее известные и популярные, чем двое предполагавшихся ранее: Иннокентий Смоктуновский и Олег Ефремов. Причем первого пришлось выбивать на эту роль чуть ли не с боем. Дело в том, что за год до этого Смоктуновский имел счастье (или несчастье) сыграть роль Ленина в фильме «На одной планете». Теперь же ему предлагалось сыграть пускай честного, но все же угонщика автомашин. Больше всего такой метаморфозой была возмущена министр культуры СССР Екатерина Фурцева. Она грозилась вообще закрыть фильм, если Смоктуновский будет утвержден на роль. Однако женщину-министра каким-то невероятным образом удалось уговорить — Смоктуновского оставили.

Между тем участие такого актера в главной роли определило особенно тщательный подбор актерского состава фильма и на другие роли, вплоть до эпизодических. Итог такого подхода известен: ни одного безликого, проходного актера в картине нет. А есть целое созвездие имен: Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Любовь Добржанская, Георгий Жженов, Ольга Аросева, Евгений Евстигнеев, Галина Волчек, Татьяна Гаврилова, Готлиб Ронинсон, Борис Рунге, Вячеслав Невинный, Донатас Банионис, Любовь Соколова и др.

Фильм «Берегись автомобиля» вышел на широкий экран в 1966 году и занял в прокате 11-е место (29 млн. зрителей). По итогам опроса читателей самого массового журнала о кино «Советский экран» лучшим актером года был назван исполнись главной роли в этом фильме Иннокентий Смоктуновский.

Следующей работой Рязанова в кино стала комедия «Зигзаг удачи». В ее основу лег действительный случай, рассказанный Рязанову и Брагинскому одним приятелем. Суть истории такова. Некий сборщик членских взносов регулярно и тайно «занимал» деньги у профсоюзной кассы. От сбора взносов до сдачи исей суммы в районный профсоюз проходило около месяца. Эту щель сборщик и использовал. На собранные деньги он покупал облигации трехпроцентного выигрышного займа. Если облигации не выигрывали, он их продавал, а деньги приносил в районную профсоюзную кассу. Если же облигация выигрывала, он брал выигрыш себе, опять-таки возвращая нетронутыми деньги членов профсоюза, и все было, как говорят жулики, «тип-топ». Эта история послужила Рязанову и Брагинскому толчком для сюжета, который они несколько видоизменили. В их сценарии сборщик (его сделали работником фотоателье) купил облигацию и выиграл по ней 10 тысяч рублей, что не осталось без внимания родного коллектива. Тут же встал вопрос: чей это выигрыш, если счастливый билет был куплен на общие деньги? Вокруг этого и разворачивались события комедии.

Фильм был снят достаточно быстро в зимние месяцы 1966 года. Однако до зрителя он шел гораздо дольше. Почему? Дело и гом, что против него ополчились советские профсоюзы, коюрые усмотрели в фильме клевету на себя. Была написана коллективная жалоба в Госкино, в результате которой фильм стали мордовать мелочными придирками и поправками. В итоге он вышел на широкий экран только два года спустя, да и то прокатывался малым экраном — то есть шел в провинции. Но, даже несмотря на это, его удалось посмотреть 23, 8 млн. зрителям.

История с этим фильмом оставила рубец на душе Рязанова и вновь (как и в 1961 году) поставила его перед дилеммой: что снимать дальше? Работать над материалом на современную тему и вновь получить по загривку или же снять нечто далекое от сегодняшних реалий? В конце концов победило последнее.

Однако желаемого облегчения эта работа режиссеру не принесла.

В качестве исходного материала Рязанов обратился к пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Казалось бы, пьеса самая что ни на есть невинная: семнадцатый век, любовь и т. д. Но в процессе съемок Рязанову вдруг захотелось выйти за пределы любовной интриги и наполнить свою постановку гражданскими идеями. В качестве первого мостика к этому он задумал пригласить на главную роль человека с определенным имиджем — поэта Евгения Евтушенко. Скажем прямо, по тем временам рискованная и заведомо провальная идея. И на что рассчитывал Рязанов, поступая таким образом, непонятно. Во-первых, Евтушенко не был профессиональным актером, во-вторых, он находился в опале. И Рязанов надеялся, что свободолюбивому поэту разрешат появиться на широком экране, да еще в главной роли! Естественно, этого не произошло. Хотя Евтушенко какое-то время ходил на съемки и даже сыграл несколько эпизодов будущего фильма. Причем сыграл, по рассказам самого режиссера, прекрасно. Даже худсовет творческого объединения «Луч», в котором снимался фильм, отметил это и разрешил утвердить поэта на эту роль. Однако дальше худсовета дело не пошло. Летом 1969 года Рязанова вызвал к себе генеральный директор «Мосфильма» В. Сурин и зачитал телефонограмму от заместителя министра кинематографии В. Баскакова: «Работа над фильмом «Сирано де Бержерак» с Евтушенко в главной роли невозможна. В случае замены исполнителя главной роли на любого другого актера производство можно продолжать. Если же режиссер будет упорствовать в своем желании снимать Евтушенко, фильм будет закрыт. Прошу дать ответ через двадцать четыре часа».

Надо отдать должное Рязанову, который не испугался этой депеши. Он заявил Сурину, что видит в главной роли только Евтушенко. В итоге Баскаков подписал приказ о прекращении работ и закрытии фильма. Никакие письма и звонки в ЦК КПСС, которые Рязанов и Евтушенко предприняли в те дни, положительных результатов не принесли. Рязанов был раздавлен. Тут еще на него навалились и неприятности личного характера. Первого августа он порвал мениск — коленную связку — и попал на операционный стол в Центральный институт травматологии под нож хирурга. Пока он лежал в больнице, пришло сообщение о кончине его матери. Рязанов хоронил ее нa костылях. По его же словам, это был один из самых страшных и мрачных периодов в его жизни.

История с «Сирано» пагубным образом сказалась и на творческой деятельности Рязанова. Руководство киностудии обвинило его в преднамеренном вредительстве — мол, мы ему поверили, выделили 200 тысяч рублей на подготовительный период, а он, истратив эти деньги, загубил дело на корню. После этого Рязанов оказался в своеобразном вакууме. Еще вчера v него ни на что не хватало времени, его буквально разрывали на части телефонными звонками, а теперь его персона больше никого не интересовала. Привыкнуть к этому было мучительно Фудно. Такая ситуация длилась больше года.

В 1971 году Рязанову вновь удалось вернуться на съемочную площадку. На этот раз он оставил всякие идеи снять нечто из ряда вон», взяв за основу свой с Брагинским невинный сценарий о двух пенсионерах. Фильм назывался «Старики-разчойники» и снимался вдали от столицы — во Львове. Публике комедия понравилась — в прокате 1972 года фильм занял 11-е место, собрав 31, 5 млн. зрителей. Однако для самого Рязанова фильм запомнился одним неприятным инцидентом. Дело быю так.

На одном из совещаний в Госкино знаменитый советский режиссер Марк Донской выступил с критикой ряда новых фильмов, в том числе и рязановских «Стариков-разбойников». Критика — дело обычное в любой творческой среде, но в случае с Донским все обернулось довольно неожиданно. Он вдруг заявил: «Картина не нравится и самому Рязанову. Перед начаюм этого совещания он сам сказал мне об этом». И Донской бросил в зал: «Правда, Эльдар?» Но ответом ему была тишина, потому что Рязанова на этом совещании не было. И Донской об этом знал, потому и разыграл этот спектакль.

Это заявление оказалось плодом фантазии самого Донского — ничего подобного Рязанов ему не говорил. Поэтому, когдa на следующий день Рязанову передали слова Донского, его возмущению не было предела. И его можно было понять. Работа над фильмом только что завершилась, впереди его ждала аттестация на самом «верху», присуждение категории и т. д. И в этот ответственный момент Донской наносит по картине неожиданный удар. И ладно бы он высказал только свое мнение (как говорится, насильно мил не будешь), но он приплел к этому делу и Рязанова, тем самым давая в руки чиновников от кино весомый козырь («если уж режиссер не любит свое детище, то нам, как говорится, сам Бог велел»).

В тот же день, когда Рязанову стало известно об этом выступлении Донского, он отправился прямиком к нему домой. Все у него внутри клокотало от возмущения, и он готов был растерзать пожилого мэтра советского кино буквально на куски. К счастью, этого не произошло, но супруга Донского и сам мэтр сполна вкусили от ярости Рязанова. Буквально подавив своим напором хозяина дома, Рязанов заставил его сесть за стол, взять лист бумаги и ручку и написать покаянное письмо самому председателю Госкино А. Романову. Текст этого послания гласил: «Уважаемый Алексей Владимирович! В моем выступлении на совещании от такого-то числа я заявил с трибуны, будто бы Рязанов сказал мне, что ему не нравится его собственная картина «Старики-разбойники». Так вот, я не беседовал перед совещанием с Рязановым, ничего подобного он мне никогда не высказывал. Я увлекся и произнес неправду. Приношу извинения собранию, Вам и Э.Рязанову».

Выйдя от Донского, Рязанов не поленился в тот же день съездить в Госкино и лично вручил секретарше председателя это послание. На этом странная история и закончилась. Какой-либо реакции на письмо Рязанов от Романова так и не дождался. Впрочем, по его же словам, он слабо на нее надеялся. Он получил моральное удовлетворение от своего поступка, и этого ему было вполне достаточно.

В сентябре 1972 года Рязанов и Брагинский уехали в Дом творчества в Дубултах, где намеревались в условиях прибалтийского комфорта сочинить сценарий нового фильма — «Невероятные приключения итальянцев в России». Однако желанного комфорта не получилось. Дом творчества принадлежал Союзу писателей, а Рязанов к тому времени еще не был принят в ряды этой славной организации. В результате, когда он объявился в Дубултах, администрация Дома творчества поселила его… в огромном холле, пообещав, что через несколько дней, когда освободится какой-нибудь из номеров, его переселят гуда. Рязанов вынужден был согласиться. Однако его терпение длилось недолго. После того, как на следующий день он не смог принять душ после утренней пробежки (душа в холле не было, поэтому Рязанов ополоснул свое тело лишь частично из крана в туалете), а затем не смог побриться (единственная роштка была расположена под огромным роялем), он выскочил из «номера» и, перепрыгивая через три ступеньки, на ходу извергая грязные ругательства, недостойные деятеля искусства, ворвался в кабинет директора Дома творчества. Там в это время шло какое-то совещание, однако Рязанова это ничуть не смутило. Проигнорировав удивленные реплики сидящих в кабинете, он подошел к одной из розеток в стене, воткнул туда электробритву и принялся бриться. Когда его подбородок стал наконец идеально гладким, Рязанов удалился, предварительно сообщив директору, что если через час ему не будет выделен нормальный номер, то он поселится в директорском кабинете. И ведь выделили. Правда, с этого момента директор Дома творчества перестал здороваться с Рязановым. Но режиссеру это было, что называется, до лампочки.

Фильм «Невероятные приключения итальянцев в России» был совместным детищем «Мосфильма» и итальянской фирмы «Дино Де Лаурентис». Своим появлением на свет он был обязан следующим обстоятельствам. После постановки Сергеем Бондарчуком фильма «Ватерлоо» (1970) за фирмой «Дино Де Лаурентис» остался большой денежный долг. Однако итальянцы не торопились его отдавать. Они говорили, что банк уже закрыл счет фильма «Ватерлоо» и для того, чтобы вернуть долг, им нужно затеять новую совместную постановку с «Мосфильмом». Когда стали решать, какую именно, итальянцы предложили сделать комедию, несложную в постановочном смысле. А так как Рязановым и Брагинским еще в конце 60-х была наиисана веселая пьеса про итальянцев «Спагетти по-русски», ими доверили эту постановку. Однако еще в процессе работы над сценарием у постановщиков возникли определенные трудности. Дело в том, что итальянцы хотели снимать коммерческое, а значит, развлекательное, трюковое кино. А Рязанов с Брагинским ставили другую цель — их прежде всего привлекали в будущем фильме социальные проблемы, человеческие характеры. На этой почве и возникли противоречия. Был момент, когда Рязанов даже распсиховался и вообще хотел уйти из картины. Он заявил: «Я такую ерунду снимать не буду!» Чтобы понять позицию режиссера, следует, видимо, вкратце обрисовать ситуацию, царившую тогда в советской кинематографии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.